Михаил Черненок - При загадочных обстоятельствах

• Название: При загадочных обстоятельствах
• Автор: Михаил Черненок
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1979

Журнальный вариант («Уральский следопыт», № 5 и 6 за 1979 год). Иллюстрации Н. Павлова.

Черненок Михаил Яковлевич родился в 1931 году в селе Высокая Грива Тогучинского района Новосибирской области. Окончил штурманское отделение Новосибирского речного техникума. Долгое время работал в судоходной инспекции Обского бассейна и в Западно-Сибирском речном пароходстве. В 1969 году перешел на газетную работу, затем был редактором отдела прозы в журнале «Сибирские огни». Член Союза писателей СССР.

На протяжении многих лет М. Черненок избирался заседателем народного суда. Здесь и возник у него замысел цикла повестей «Следствием установлено» («Тайна старого колодца», «Поручается уголовному розыску», «Кухтеринские бриллианты», «Ставка на проигрыш»), где основным героем стал сотрудник уголовного розыска Антон Бирюков. Повести печатались в журнале «Сибирские огни» и выходили отдельными книгами в Западно-Сибирском книжном издательстве. Они переведены на чешский язык.

«При загадочных обстоятельствах» — новая повесть, продолжающая цикл «Следствием установлено». В «Уральском следопыте» М. Черненок публикуется впервые.

---

— Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района.

Кузнец ничуть не удивился:

— Бирюковых издали видать. — И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский золотой крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча.

— А где Репьев взял этот крест? — спросил Антон.

— Сказал, что в роднике, близ цыганского табора нашел.

— Из Америки с подземным потоком выплыл? — усмехнулся Кротов.

Но кузнец вполне серьезно ответил:

— Нательные золотые, серебряные крестики и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки часовни Степан Екашев в войну на дрова себе увез, оттого теперь и чахнет здоровьем…

— Откуда же, Федя, кресты в роднике оказались? — недоверчиво спросил Кротов.

— Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются.

— По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?

— Мог найти, а мог и украсть.

— У кого?

— У тех же цыган.

— Думаешь, за это цыгане и убили Репьева?

Кузнец торопливо перекрестился:

— Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего, кто-то другой на Гриню руку поднял.

— Кто же, по-вашему? — спросил Антон.

— Я ж ничего не знаю. Только подсказываю, что у пасечника был золотой крест.

— Почему уверены? Потому что после убийства Репьева этот крест на пасеке не обнаружен?

Кузнец растерянно посмотрел на Антона, затем на Кротова, но ни слова не произнес.

— Вопрос поставлен конкретно… — строгоофициальным тоном начал было Кротов, однако, перехватив осуждающий взгляд Бирюкова, закончил мягче — Ты, Федор Степаныч, не скрывай, сам знаешь, преступник должен быть наказан.

— Я ж на самом деле не знаю, можа, нашелся крест, можа, нет… Вчерашним вечером бригадир Гвоздарев и молодой офицер из милиции спрашивали меня: все ли цыгане в день убийства были на работе? Со страху сказал, что все, а как после одумался, то одного не было…

— Кого именно?

— Левкой его зовут, — тихо сказал кузнец и перекрестился.

Черный кот, долакав банку молока, сыто потянулся, подошел к порогу и уставился на кузнеца светящимися в сумраке зеленоватыми глазами. Кузнец поднялся и выпустил его за дверь.

Бирюков, размышляя о золотом кресте, вспомнил, что при осмотре на пасеке не обнаружили даже столового ножа.

— Михаил Федорович, — обратился он к Кротову, — у Репьева был какой-нибудь нож?

— Безусловно. Охотничий… Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного скота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был — нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины — обязательно.

— Сломал Гриня недавно тот ножик, — неожиданно сказал кузнец.

Кротов удивился:

— Мне этот факт не известен.

— Сам Репьев говорил, просил финку сделать. Я отказался.

Антон, задумавшись, спросил:

— До того, как поселиться на пасеке, Репьев у кого в Серебровке жил?

— У Екашевых, — быстро ответил Кротов…

От кузнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, когда деревня уже засыпала.

— Полагаю, заночуете у меня? — спросил участковый.

— Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, — ответил Антон. — Надо проведать родителей.

Глава 9

В доме Бирюковых заполночь горел свет: еще бы — сын приехал. Но Антону не терпелось остаться с отцом наедине. Да и тот этого хотел.

— Ну, что с серебровским пасечником? — сразу спросил Игнат Матвеевич, когда мать ушла стелить постель. — Кротов сказал, что ты за этим делом приехал.

— Пока — загадка, — ответил Антон.

— Не скрывай: на кого след наводит?

— Честно говорю, отец, скрывать нечего.

— Неужели такой опытный преступник был, что все следы замел?

— Следов много, но их расшифровать надо, — Антон помолчал. — Пока все шишки на цыган валятся.

Игнат Матвеевич задумчиво повертел в руках пустую чашку, вздохнул:

— Не верю, чтобы цыгане. Старых дружков Репьева, по-моему, надо искать.

— Почему Репьев после тюрьмы в Серебровке оказался?

— Беседовали мы с ним на эту тему. Последнее наказание он отбывал с Захаром Екашевым. Освободились они вместе. Захар сговорил Репьева заехать в Серебровку. Тому здесь приглянулось, и он, решив покончить с прошлым, надумал остаться в колхозе… Единственное, от чего Репьев не мог избавиться, это, пожалуй, от выпивки. И то, надо сказать, последнее время значительно умереннее стал пить.

— За какие дела он был судим?

— Первые три года — за хулиганство, потом пять лет схлопотал за какое-то воровство, по-моему, связанное с убийством.

— А где сейчас Захар? — опять спросил Антон.

— Где-то по белу свету мотается.

— В Серебровке бывает?

— Как-то разговаривал со Степаном, говорит, нет. Из всех сыновей только старший, Иван, стариков навещает. Остальные разъехались, и как будто не существует для них родителей.

— Что же так?

— Сам Степан виноват. Можно сказать, с детства замучил парней в личном хозяйстве, ни одному сыну образования не дал. Вот они как ушли на службу в армию, так и не вернулись.

Помолчали. Антон снова спросил:

— Отец, почему Екашев так бедно живет?

Игнат Матвеевич нахмурился.

— От жадности. Денег у него, наверное, уже миллион.

— Ты серьезно?..

— Конечно, не шучу. И дядька Осип, отец Степана, такой же был. Работал, как вол, от зари до зари, а в таких портках ходил, что другой на его месте от стыда бы сгорел. В сундук все деньги складывал. Скотины полный двор имел, но мясо в доме было только по церковным праздникам.

— Екашевы из кулаков, что ли?

— Кулаки на чужом труде наживались, а Осип Екашев сам спину гнул и Степана приучил.

— Помнится, Степан раньше в колхозных передовиках ходил, — сказал Антон.

— До самой пенсии безотказно трудился. Сколько правление ему премиальных выплатило — не перечесть! Двужильный мужик. С виду кажется: в чем только душа держится? А за дело возьмется — не каждый здоровяк со Степаном потягается… Держал до самого последнего времени корову, телку да пару бычков. Прикинь, сколько это надо литовкой помахать!…

— Зачем вдвоем со старухой иметь такое хозяйство?

— Спроси его…

Вошла мать Антона, Полина Владимировна.

— Давайте-ка спать ложиться, полуночники.

— Правда, мам, — улыбнулся Антон, — Кротов за мной приедет ни свет ни заря.

Глава 10

Несмотря на ранний час, в коридоре серебровской конторы дым висел коромыслом. Как бы ни была отлажена работа в бригаде, на утренней разнарядке всегда выявляется что-то «вдруг».

Толклись люди в конторском коридоре. Судили-рядили о колхозных делах, шумели-спорили, дымили табаком. И каждый норовил проскользнуть в кабинет к бригадиру раньше другого. Всем было позарез некогда, всем — срочно!

И бригадир Гвоздарев, сдвинув на затылок флотскую фуражку, которую не снимал даже в кабинете, время от времени виновато поглядывал на терпеливо сидящих у окна Антона Бирюкова и участкового Кротова.

Уже в девятом часу, проводив взглядом монументально сложенную повариху, приходившую жаловаться на лихача Торопуню, который своим самосвалом раздавил возле комбайнов новенькую алюминиевую флягу с молоком для механизаторов, бригадир, будто владыка морей Нептун, наконец-то укротил в коридоре стихийный гул и, наслаждаясь воцарившимся штилем, облегченно вздохнул:

— Теперь перекурить можно…

На вид Гвоздареву было около сорока пяти. Плечисто-сутулый, с загоревшим до смуглости крупным лицом и воспаленными от недосыпания глазами, он в своей флотской фуражке больше походил на корабельного боцмана, чем на колхозного бригадира.

— Витольд Михайлович, — заговорил Антон, — когда Барабанов должен вернуться в Серебровку?

Разминая в толстых пальцах папироску, Гвоздарев недолго подумал:

— Вчера вечером надо бы Андрею появиться, но пока что нет его… — Прикурив, посмотрел на Антона. — А что, нужен вам Барабанов?

— Он в день убийства утром на пасеку заходил и, вероятно, видел пасечника еще живого.

Антон рассказал, как Тропынин высадил Барабанова возле пасеки, где тот хотел взять меду для родственника из райцентра, у которого собирался занять деньги. Гвоздарев, внимательно выслушав, пустил к потолку густое облако табачного дыма и сердито заговорил:

— Неужели Андрей в райцентре загулял? Шурин у него там живет на улице Кирпичной, Костя Ляпин. Неужели машину обмывают? Ну, всыплю, когда появится!

— Адрес этого шурина знаете?

— Номер дома не помню. Да все там Костю знают.