Николай Лейкин - Бездомники

• Название: Бездомники
• Автор: Николай Лейкин
• Издательство: С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Товарищество "Печатня С. П. Яковлева". 2-я Рождественская ул., No 7 1903
• Жанр: Русская классическая проза

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»

М. Е. Салтыков-Щедрин.

---

— Обѣщалъ, такъ ужъ не спячусь. Я не пяченый купецъ, — отвѣчалъ Чубыкинъ и сейчасъ-же сталъ строить планъ, какъ провести сегодняшній день. — Шестнадцать копѣекъ у меня есть, да посуда. Посуду продадимъ за три копѣйки — будетъ девятнадцать. На шесть копѣекъ мы здѣсь чаю напьемся, стало быть у насъ останется тринадцать. Баня съ двоихъ десять, на двѣ копѣйки мыла. Копѣйка еще въ остаткѣ. А тамъ — стрѣлять. Ты на кладбище ступай, а я передъ отцомъ объявлюсь. Долженъ-же я съ него что-нибудь взять за этотъ приходъ въ Петербургъ.

— А который теперь часъ? — задалъ вопросъ Скосыревъ.

— Давеча одиннадцать било.

— Ну, такъ мнѣ на кладбище поздно. Какое теперь кладбище! Пока дойду до кладбища — заупокойныя обѣдни кончатся, милостыню заупокойную раздадутъ.

— Постой… Чего ты не сообразя болтаешь! Сначала чай пить будемъ, потомъ въ баню пойдемъ, а ужъ послѣ бани ты ступай на кладбище. Къ вечернѣ попадешь.

— За вечерней только младенцевъ хоронятъ. Какое тутъ поминовеніе! — возразилъ Скосыревъ. — Нѣтъ, ужъ на кладбище завтра, а сегодня придется по мелочнымъ лавочкамъ и мяснымъ копѣйки собирать.

— Дѣлай, какъ знаешь. Тебѣ съ горы виднѣе. Кому-же и знать кладбищенское дѣло, какъ не кутейнику, — согласился съ нимъ Чубыкинъ. — А я такъ разсуждаю, что на кладбищѣ весь день народъ. Пріѣзжаютъ сродственники по своимъ покойникамъ панихиды служить, подаютъ нищимъ.

— Послѣобѣденная милостыня — овчинка выдѣлки не стоитъ.

Чубыкинъ и Скосыревъ вышли изъ коморки, гдѣ спали, въ общую комнату постоялаго двора, гдѣ стояла стойка и за ней помѣщался хозяинъ — сѣдовласый мужикъ съ большой бородой въ ситцевой рубахѣ, въ жилеткѣ и бѣломъ передникѣ.

— Хорошо-ли почивали, кавалеры? — привѣтствовалъ онъ Чубыкина и Скосырева.

— Спали ладно. А только пропились мы вчера, — отвѣчалъ Чубыкинъ. — Башки трещатъ, а опохмелиться не на что.

— Вольно-же было вамъ незнакомыхъ-то личностевъ потчивать!

— Чайку-бы намъ на пятачокъ. Только денегъ и осталось. Ублаготвори…

— Ладно. Садитесь.

Чубыкинъ и Скосыревъ усѣлись за столъ.

Въ комнатѣ было мало посѣтителей. Одинъ мужикъ въ нагольномъ полушубкѣ ѣлъ селедку, закусывая хлѣбомъ, а другой, въ сермяжномъ армякѣ, хлебалъ щи.

XIII

Въ банѣ Чубыкинъ и Скосыревъ сидѣли долго. Они мылись, нѣжились на полкѣ, хлестались вѣниками и даже успѣли кое-какъ выстирать свое грязное бѣлье и опять полѣзли на полокъ. Было будничное утро, народу въ банѣ было мало и распоряжаться имъ собой было вполнѣ свободно.

Когда они вышли изъ бани, у нихъ нисколько не было денегъ. Послѣднюю копѣйку Чубыкинъ отдалъ старостѣ за сторожку, за что и былъ осыпанъ ругательствами старосты по случаю ничтожности платы.

— А еще бѣлье свое стирали, черти! Нешто это у насъ полагается? — закончилъ онъ.

— Ну, ты потише… Ты не очень… Ругаться-то и мы горазды… — огрызнулся на него Чубыкинъ и проскользнулъ въ двери. — Вѣдь вотъ теперь самое прямое дѣло опохмелиться малость, а у насъ даже и на мерзавчика на двоихъ нѣтъ, — сказалъ онъ Скосыреву, выйдя на улицу.

— Бѣльишко спустить, да никто не купить. Сыро оно, — отвѣчалъ Скосыревъ. — Пожалуй, еще въ подозрѣніе попадемъ. Скажутъ: съ чердака стащили. Но вѣдь у тебя, Пудъ, отецъ есть въ запасѣ.

— До отца-то когда еще дойдешь. А у меня сейчасъ щемить душу и хмельная эта самая жаба вина просить. Надо пострѣлять. Иди по мелочнымъ лавкамъ и проси. Я по одной сторонѣ улицы, ты по другой, а потомъ сойдемся. Ужъ хоть-бы гривенникъ покуда набрать.

Такъ они и сдѣлали. Улица была пройдена. Но въ мелочныхъ лавкахъ подавали опредѣленно, только по копѣйкѣ. Когда они посчитали собранное, у нихъ оказалось тринадцать копѣекъ. Тотчасъ-же былъ купленъ мерзавчикъ и немного хлѣба. Мерзавчикъ быль выпить пополамъ.

— Только разбередилъ утробу… — жаловался Чубыкинъ и отказался отъ хлѣба.- Ѣшь, я не стану ѣсть, не могу, — сказалъ онъ Скосыреву. — Меня теперь только-бы развѣ на соленое, да на кислое потянуло.

Скосыревъ предложилъ пройтись по лавкамъ еще разъ по той-же улицѣ и пострѣлять, перемѣнившись мѣстами.

— Я по твоей сторонѣ пойду, а ты по моей… — проговорилъ онъ. — Авось, насбираемъ на второй пузырекъ.

Опять была пройдена улица.

— Сколько? — спрашивалъ Чубыкинъ. — У меня пять копѣекъ.

— Ay меня четыре.

— Ну! вотъ на пузырекъ и есть. Посуда имѣется.

Опять выпили. Чубыкинъ повеселѣлъ. На вчерашнія дрожжи хмель хорошо подѣйствовалъ.

— Ну, теперь я къ отцу, а ты ступай на кладбище, — сказалъ онъ Скосыреву.

— Да не стоить, Пудъ Савельичъ, теперь ходить. Поздно. Я кладбищенскій, я знаю. Лучше завтра утромъ въ обѣдню. Только во время отпѣваній на кладбищахъ хорошо и стрѣляется, а то игра не стоить свѣчъ.

— Ага! Опять хочешь на чужое! Что я за банкиръ такой американскій, что ты будешь около меня прихлебать! Ты самъ старайся.

— Да ужъ только до завтра. А завтра я буду самъ по себѣ.

— Ладно. Пойдемъ. Только кутья ты, такъ ужъ кутья и есть. Удивительно, какъ на чужое зариться любишь. Племя ваше такое, что у васъ завидущіе глаза…

— А хоть-бы и такъ? — улыбнулся Скосыревъ. — Виноватъ я развѣ въ этомъ? Развѣ я могъ просить, чтобъ меня родили въ дворянствѣ? Никто въ этомъ не воленъ. Кому какая звѣзда.

— Иди, иди… Что ужъ съ тобой толковать. Только мы вотъ что сдѣлаемъ. Дядѣ я своему далъ слово, что ужъ не буду его больше срамить и просить въ рынкѣ по лавкамъ…

— Ну, что слово! Какое тутъ слово! — засмѣялся Скосыревъ. — Слово воробей. Вылетѣло изо рта…

— Молчи, Серапіонъ! Не смѣй говорить этого! Слово золоторотца твердо. Можетъ быть, ваши лужскіе кадеты этого еще не знаютъ, а наши шлиссельбургскіе Спиридоны-повороты на этомъ держатся. Наше слово лучше векселя.

— Скажи какой философъ!

— Ну, ты не ругайся! Да и кромѣ того я долженъ слово держать. Дядя мой мнѣ еще пригодится напредки. Вѣдь не въ послѣдній разъ въ Питерѣ. Сграбастаютъ меня, переправятъ въ Шлюшинъ, такъ вѣдь и опять оттуда придется улизнуть въ Питеръ. Опять къ дядѣ. А ужъ ежели я его теперь надую, получивши откупъ, то ужъ на будущій разъ онъ мнѣ не повѣритъ и не дастъ откупа. Понялъ?

— Вотъ это вѣрно. Вотъ это я понимаю. А то слово! — возразилъ Скосыревъ.

— Не смѣй, говорю, смѣяться надъ словомъ! У Пуда Чубыкина оно есть!

И Чубыкинъ гордо ударилъ себя въ грудь кулакомъ.

— Ну, такъ вотъ что мы сдѣлаемъ, — продолжалъ онъ. — Самъ я по лавкамъ просить больше не могу и буду держать свое обѣщаніе, а ты иди и стрѣляй. Самъ-же я въ магазинъ къ отцу. Это будетъ напротивъ рынка. Ходить будешь, такъ увидишь вывѣску: «фруктовый и колоніальный магазинъ Савелія Чубыкина». Ты и посматривай потомъ, когда я выйду изъ него. Свой доходъ тебѣ уступаю, — прибавилъ онъ. — Вѣдь это мой приходъ-то, какъ говорится по-вашему, по-кутейнически.

— Ну, спасибо тебѣ…- поблагодарилъ Скосыревъ.

Они шли къ рынку. Шли нога за ногу. Отъ вчерашняго пьянства ноги были, какъ полѣнья, плохо сгибались и они еле шагали, умолкли и ужъ почти не разговаривали.

Наконецъ Скосыревъ сказалъ:

— Что зря-то идемъ? Шагаемъ попусту, безъ дѣла, словно господа на прогулкѣ. А вѣдь у насъ даже табаку нѣтъ, чтобъ покурить. Мелочныя-же лавки направо и налѣво. Да и на булку съ колбасой или съ селедкой хорошо-бы пособрать. Ѣсть хочется. Давай заходить по торговлямъ, какъ въ той улицѣ. Я по той сторонѣ, а ты по этой. Такъ и будемъ приближаться къ рынку.

— Что дѣло, то дѣло, — согласился Чуѣыкинъ. — Стрѣляй.

И началось снова захожденіе въ мелочныя лавки.

Заходя въ лавки, они не просили, а молча останавливались у дверей и протягивали руки, шевеля что-то губами. Лавочники, видя ихъ характерные костюмы, знали уже въ чемъ дѣло и тоже молча подавали, по заведенному обычаю копѣйку.

Пройдя улицy, они опять сошлись и сосчитали деньги. У двоихъ оказалось семнадцать копѣекъ. Они тотчасъ-же купили въ лавочкѣ восьмушку табаку, имъ дали газетной бумаги, они скрутили по папироскѣ и жадно начали курить, чуть не глотая табачный дымъ.

— Добръ русскій православный народъ! — со вздохомъ сказалъ Скосыревъ. — Вѣдь вотъ и опохмелились благодаря добрымъ людямъ и табакомъ запаслись, и на булку есть.

— Какъ птицы небесныя мы… согласился Чубыкннъ.

— Именно птицы небесныя. Вѣдь не сѣемъ, не жнемъ… а питамся.

Они купили булку, кусокъ соленой колбасы, подѣлились и на ходу стали ѣсть.

XIV

Вотъ и рынокъ. На углу стоялъ городовой.

— Ну, теперь намъ надо разойтись. Вонъ городовой стоитъ, — сказалъ Чубыкинъ. — Положимъ, этотъ городовой меня отлично знаетъ, и я его хорошо знаю, онъ давно тутъ стоитъ, но все-таки надо опаску держать.

Чубыкинъ и Скосыревъ разошлись. Скосыревъ пошелъ по направленію къ рыночнымъ лавкамъ, а Чубыкинъ шелъ мимо домовъ, находящихся противъ рынка, направляясь къ магазину отца. Городовой, завидя его на тротуарѣ, погрозилъ ему съ середины улицы пальцемъ. Чубыкинъ весь какъ-то съежился передъ городовымъ и развелъ руками. Иного онъ ничего не находилъ, чѣмъ можно-бы было отвѣтить городовому.