Николай Лейкин - Воскресенье на даче

• Название: Воскресенье на даче
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность»

М. Е. Салтыков-Щедрин.

---

Н. А. Лейкинъ Воскресенье на дачѣ

I У РУССКИХЪ

Утро. Улицы Лѣсного оглашаются криками разносчиковъ. Тутъ и «цыплята, куры биты», и «огурчики зелены», и «сиги копчены», и «невска лососина», и пр., и пр. Это выкрикиваютъ тенора. Звонкія сопрано поютъ то «яйца свѣжія», то «селедки голландскія», то «земляника спѣлая, земляника». На балконѣ дачи сидятъ надворный совѣтникъ Михаилъ Тихоновичъ Пестиковъ и его супруга Клавдія Петровна. Пестиковъ въ халатѣ и въ туфляхъ; супруга въ блузѣ. У обоихъ головы растрепаны, у обоихъ лица заспаны. Они почему-то дуются другъ на друга, молчатъ и смотрятъ въ разныя стороны. На столѣ самоваръ и чайный приборъ.

— Налей еще… — говоритъ Пестиковъ и подвигаетъ къ супругѣ порожній стаканъ.

— Могли-бы, кажется, и сами… Все я, да я… — фыркаетъ супруга.

— Но вѣдь это, такъ сказать, женскія обязанности въ семьѣ…

— Молчите. И безъ васъ тошно. Голова болитъ. Должно быть какъ нибудь неловко лежала во время сна.

— Давайте сюда стаканъ.

Стаканъ наполненъ чаемъ. Пестиковъ прихлебываетъ и куритъ папиросу, остервенительно затягиваясь ею. Пауза.

— Ужасно надоѣдаютъ эти разносчики съ своими криками… — начинаетъ супруга.

— Да… Я давеча подошелъ къ палисаднику, такъ мнѣ одинъ до того надоѣлъ, что я хотѣлъ его отколотить палкой. Пристаетъ къ душѣ — купи у него раковъ.

— Да и вообще здѣсь въ Лѣсномъ скука смертная. Знала-бы, не поѣхала сюда на дачу. Не знаешь, что дѣлать, куда идти.

— Да, невесело. И вездѣ тоска. Въ «Озеркахъ» жили — тоска и жидъ одолѣлъ, переѣхали въ Лѣсной — тоска вдвое и вдвое жидъ одолѣлъ. Мнѣ кажется, что третьяго года, когда мы жили въ Новой Деревнѣ…

— И тамъ тощища, — перебиваетъ супруга. — Гулять некуда ходить. А наконецъ эта музыка изъ «Аркадіи» и «Ливадіи» — Господи, какъ она мнѣ надолызла! А эти подлыя содержанки, которыя жили и направо, и налѣво!

— Я когда-то холостой жилъ въ Лиговѣ — вотъ тамъ…

— И я дѣвицей жила съ тетенькой въ Лиговѣ… Не знаешь куда дѣться отъ скуки. Но здѣсь, въ Лѣсномъ — это ужъ ни на что не похоже! На кладбищѣ лучше жить.

— Ты-бы, Клавдинька, съѣздила сегодня къ обѣднѣ. По конкѣ за шесть копѣекъ до Новосильцевой церкви отлично. Все-таки народъ, публика. Сегодня воскресенье.

— Да вы никакъ съума сошли! Вѣдь нужно одѣваться, а я вздумать объ этомъ не могу. Эдакая жара, духота…

— Что мы сегодня будемъ ѣсть за завтракомъ?

— Все надоѣло. Не знаю, что и заказывать.

— Развѣ мозги жареные…

— Закажи мозги.

— Лѣнь и заказывать-то.

— Ну, я закажу. Вѣдь здѣсь только и утѣшеніе, что въ ѣдѣ. Да не худо-бы яичницу съ ветчиной… Только ветчину нужно хорошую. Ты-бы сходила сама…

— Благодарю покорно. Вѣдь это одѣваться надо. Я не видѣла скучнѣе мѣста, какъ Лѣсной. Выдти куда-нибудь — одѣться надо. Одѣнешься — гулять негдѣ.

— Ну, положимъ, Беклешовъ садъ.

— Нашли мѣсто гулянья! По дорожкамъ лягушки прыгаютъ, сырость отъ пруда.

— Тѣни много. Громадныя, старинныя деревья… Трава хорошая.

— Что мнѣ тѣнь? Что мнѣ трава? Вѣдь я не мужикъ, чтобъ развалиться въ тѣни на травѣ. И, наконецъ, весь этотъ садъ — олицетворенная скука.

— Вотъ съ этимъ я согласенъ. А что до прогулки, то… Для прогулки, кромѣ того, Лѣсной паркъ есть. Тамъ и тѣнь, тамъ и цвѣтники…

— До Лѣсного парка-то отъ насъ языкъ выставишь, бѣжавши.

— Кто любитъ гулять…

— Не люблю я безъ цѣли гулять. Ну, пойдешь въ паркъ, въ Беклешовъ садъ, а дальше что?

— Дальше дѣйствительно дѣлать нечего. Въ Беклешовомъ саду, впрочемъ, можно на лодкѣ покататься.

— Въ эдакую жару-то? Благодарю покорно.

— Хочешь, сегодня вечеромъ устроимъ прогулку на лодкѣ, когда солнце сядетъ?

— Это вмѣстѣ-то съ вами? Велика пріятность! Да и если-бы компанія и то скучно. Нѣтъ, здѣсь вообще скучно, вообще не знаешь, что дѣлать.

— Невесело-то невесело, но вѣдь надо-же пробовать чѣмъ-нибудь развлечься. Хочешь сегодня въ клубъ идти?

— Чтобъ смотрѣть, какъ кривляются на сценѣ бездарные актеры. Чтобъ наблюдать, какъ пятидесятилѣтнія актрисы играютъ молоденькихъ дѣвушекъ?

— Въ театръ можно и не ходить… Мы послѣ театра, къ танцамъ.

— Ну, его, этотъ клубъ. Тощища… И, наконецъ, все однѣ и тѣ-же рожи: старая накрашеная холера, пляшущая съ гимназистами, двѣ разноперыя трактирщицы въ шляпахъ треухомъ. Да еще заплати деньги за входъ!

— Ну, такъ погуляемъ по улицамъ.

— Гуляйте ужъ одни, наслаждайтесь вереницею мамокъ и нянекъ съ ребятами.

Опять пауза.

— Позови кухарку. Надо завтракъ и обѣдъ заказывать. Дѣйствительно, одно только и развлеченіе, что поѣсть хорошенько, — говоритъ Пестиковъ.

— Марѳа! Иди сюда! — кричитъ супруга.

Въ дверяхъ появляется кухарка.

— Такъ на завтракъ мы мозги и яичницу… — начинаетъ Пестиковъ. — Яичницу ты, Марѳа, сдѣлаешь намъ съ ветчиной, но не изъ цѣльныхъ яицъ, а сболтай ихъ съ молокомъ. Сболтаешь и обольешь ветчину. Да прибавь зеленцы.

— Задумали вы кушанье, которое одни вы только и будете ѣсть. Не терплю я яичницу съ молокомъ… — перебиваетъ супруга. — Яичница, такъ ужъ должна быть изъ однихъ яицъ.

— Тебѣ мозги, другъ мой, останутся. Вѣдь завтракъ — это такая вещь, что и одного блюда достаточно, если впереди хорошій сытный обѣдъ.

— А сами, небось, будете два ѣсть — и мозги, и яичницу!

— Не найду я вамъ, баринъ, здѣсь, въ Лѣсномъ, хорошей ветчины… — заявляетъ кухарка. — Здѣсь есть въ лавкѣ ветчина, но какая-то ржавая. Да и мозговъ наврядъ теперь найдешь, вѣдь ужъ поздно, десять часовъ. Что было — кухарки раньше расхватали. Мозги, почки, ножки — все это надо съ вечера въ лавкѣ заказывать.

— Вотъ это тоже прелести нашей дачной жизни! язвительно замѣчаетъ супруга. — Ветчины нѣтъ, мозги — съ вечера.

— Тогда сдѣлай яичницу безъ ветчины, не только зелени побольше, зелени…

— А что-же вмѣсто мозговъ? — спрашиваетъ кухарка. — Бифштексики не прикажете-ли?

— Ну тебя съ бифштексами!

— Рыбки не изжарить-ли тогда, окуньковъ? Рыбаки обкричались съ рыбой…

Супруга сердится.

— Ничего не надо къ завтраку! — кричитъ она. — Колбасу сухую буду ѣсть! Кофей и колбаса… Ничего не стряпай!

— Но зачѣмъ-же, душечка, такъ? Можно что-нибудь другое придумать

— Придумывайте сами, а я не хочу. Лѣнь, тоска, скука — завезли вы меня чортъ знаетъ куда на дачу.

— Но вѣдь сама-же ты…

— Довольно.

— Супруга поднимается съ мѣста и уходитъ съ балкона.

— Клавдинька! Но надо хоть обѣдъ-то заказать! — кричитъ ей вслѣдъ Пестиковъ.

— Сами заказывайте. Все это мнѣ надоѣло, скучно, — слышится отвѣтъ.

— Желаешь супъ со шпинатомъ?

Вопросъ остается безъ разрѣшенія.

II У НѢМЦЕВЪ

Лѣсной. Девятый часъ утра, а на улицѣ уже такъ и заливаются на всѣ лады разносчики, выкрикивая названія съѣстныхъ товаровъ. Вотъ въ палисадникъ дачи вышелъ съ терассы дачникъ, обрусѣвшій нѣмецъ Францъ Карловичъ Гельбке, остановился у рѣшетки и, смотря на улицу, началъ вдыхать свѣжій утренній воздухъ, широко раздувая ноздри. По улицѣ, мимо его, проѣхала телѣга и обдала его цѣлымъ столбомъ густой пыли. Гельбке прищурилъ глаза, отвернулся и сказалъ: «пфуй!» Гельбке былъ одѣтъ по утреннему: въ шитыхъ гарусомъ туфляхъ — подарокъ жены ко дню рожденія, въ старую коломянковую парочку и былъ безъ шляпы. Утренній вѣтерокъ свободно гулялъ по его коротенькимъ бѣлокурымъ, какъ-бы изъ пакли, волосикамъ и по такимъ-же бакенбардикамъ на красноватомъ угреватомъ лицѣ. Отчихавшись отъ пыли, Гельбке подошелъ къ тощей клумбѣ, сорвалъ нѣсколько цвѣточковъ и, сдѣлавъ изъ нихъ букетикъ, отправился въ дачу, гдѣ, войдя въ спальню, съ сладенькой улыбкой остановился передъ постелью жены и тихо произнесъ:

— Du schlaefst, Amalia?

— Нѣтъ, я не спитъ… — отвѣчала по-русски тощая нѣмка, раскинувшаяся на кровати, и открыла глаза.

— Da hast du! — проговорилъ Гельбке и кинулъ на грудь женѣ букетикъ.

— Францъ!

— Амалія!

Супруга раскрыла объятія, и Гельбке, стоя около кровати, погрузился въ нихъ.

— Und du… Du amüsirst dich schon? — спросила она.

— О, ja. Schon seit lange. Bei uns im Garten ist so gemüthlich.

— Хорошій у насъ садъ, Францъ.

— Natürlich.

— Хорошая дача.

— О, ja.

Спасибо тебѣ, Францъ, что ты мнѣ нанялъ такой дача, — проговорила по-русски супруга и спросила: — Heute haben wir Sontag? Сегодня воскресенье?

— О, ja. Вставай… Сегодня мы будемъ цѣлый день гулять и веселиться. Я придумалъ много, много удовольствій.

— Danke, danke dir… — закивала головой супруга, поднялась на постели и начала надѣвать чулки.

Гельбке снова вышелъ въ палисадничекъ, съ гордостью посматривая на пятокъ тощихъ деревьевъ, на кустъ сирени и на единственную клумбу посреди ихъ. Клумба была убрана скорлупками изъ подъ устрицъ, стеклянными разноцвѣтными шариками съ рождественской елки. Эта была работа рукъ его супруги, Амаліи Богдановны.