Нина Чеканова - Римская диктатура последнего века Республики

• Название: Римская диктатура последнего века Республики
• Автор: Нина Чеканова
• Издательство: ИЦ «Гуманитарная Академия»
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-93762-046-1

Монография Н. В. Чекановой представляет собой фундаментальное научное исследование, посвященное одной из самых важных тем истории древнего Рима — проблеме перехода римского государства от республики к империи. Подробный разбор деятельности лидеров, пролагавших пути к новому императорскому режиму — Суллы, Юлия Цезаря, Октавиана Августа, — автор удачно сочетает с воссозданием римской общественной жизни в эпоху Гражданских войн, мыслей и чувствований различных социальных групп, тех духовных ценностей, которые исповедовали последние. Подвергнув тщательному анализу свидетельства самых разнообразных античных источников, а также гипотезы предшественников, Н. В. Чеканова приходит к выводу, что процесс перехода от республики к империи представлял собой не революцию и не некую «разовую» реформу, а глубокую и всеобъемлющую социокультурную реформацию древнеримского общества.

Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем интересующимся античной историей.

---

Римские рабы не были гомогенной группой. Они имели самое различное экономическое положение, но их правовой статус маскировал эту разницу: раб был лишен экономических, социальных, политических прав, всего, что определяет личность. Таким образом, формально огромные массы рабов не были интегрированы в римско-италийскую социальную структуру{120}. Но практически рабство самым непосредственным образом касалось социально-экономической и даже политической жизни Рима и, на наш взгляд, отрицательно влияло на эволюцию римского общества. Рабовладение было не просто одним из общественно-политических институтов, оно формировало среду, в которой проходила жизнь каждого римлянина. Оно вырабатывало авторитарный стиль управления хозяйством, общественных и семейных отношений, в конечном счете развращало общественную психологию и способствовало формированию идеологии политического абсолютизма.

Римская социальная практика предполагала способ общественной интеграции рабов — прежде всего через систему вольноотпущенничества. Однако она была очень ограниченной. Во-первых, вольноотпущенники не получали полных гражданских прав; во-вторых, находились в зависимости от своего патрона — бывшего хозяина (вплоть до времени Августа государство не вмешивалось в эти отношения). Тем не менее статус вольноотпущенника был чрезвычайно притягательным для рабов. Он открывал им путь в римское гражданское общество. Как правило, отпущенники становились дельцами, торговцами или ростовщиками. Однако многие предпочитали приобрести землю, добиться богатства земледельческим трудом, что позднее могло обеспечить высокое общественное положение их сыновьям. В начале I в. в результате военной реформы, связанной с именем Гая Мария, для вольноотпущенников стала доступна военная служба (Liv. Per., 74). Это также открывало им путь к полноценному статусу римского гражданина.

Между рабством и свободой кроме вольноотпущенничества был еще целый спектр состояний с различным социальным статусом и объемом прав. Это италийские союзники и провинциалы — бесправные перед коллективом римских граждан и каждым римлянином в отдельности. При довольно активных деловых и политических контактах этой группы населения с Римом особенно актуальным становилось достижение ею прав римского гражданства. Вслед за П. А. Брантом и Г. Альфёльди{121} мы хотим подчеркнуть, что выдвигаемое италиками и отчасти провинциалами требование равных гражданских прав и развивавшаяся на этом основании борьба не имели социально-политического характера. Суть конфликта составляла в удовлетворении сословных интересов и уравнении сословных возможностей. Таким образом, борьба италиков и провинциалов была отражением противостояния римской общины и формировавшегося территориального государства, выражала развитие державного принципа.

Проблема была обозначена Гракхами и позднее Ливием Друзом Младшим, но до начала I в. интеграция жителей Италии и провинций в римское общество мало заметна. Важные результаты в решении этой проблемы были достигнуты в ходе Союзнической войны, а с 84 г. по постановлению сената все италики, получившие права римского гражданства, стали распределяться по всем римским трибам (Liv. Per., 84). «Новые граждане» стремились быть римлянами во всех отношениях. Это способствовало унификации образа жизни на всей территории формировавшейся римской империи, хотя в провинциях и сохранялось своеобразие.

Таким образом, с конца III в. сложились условия и постепенно активизировалась территориальная и социальная мобильность римского — италийского населения. Это вызвало важнейшие социокультурные трансформации. Римское гражданство оказалось раздробленным. Спектр сословий и статусов с разными интересами, разным объемом прав и обязанностей, в разной степени интегрированных в римское общество, расширился. В свою очередь, эти явления привели к ослаблению принципов римского государственно-политического республиканизма и демократизма, усилению значения политического лидерства и в конечном итоге стали основанием для дезорганизации римской республиканской системы и перехода от республики к империи.

Хорошо известно, что для римского республиканского правосознания была характерна концепция коллективной ответственности за государство и государственные дела. Истоки подобных представлений чрезвычайно архаичны и могут быть обнаружены в римской протогосударственной древности, когда в качестве основной и единственно возможной социально-административной единицы выступало сообщество (община) в целом, а личность была составной частью этого единого социального организма. В основе республиканской концепции легитимности власти лежали две основные идеи. Первая состояла в том, что республика — гармоничный мир, общее дело всего римского народа — res publica… est res populi (Cic. De rep., I, 39); вторая — что власть имеет отцовский (патерналистский) характер; ее законность, правильность и совершенство закреплены не столько правом, сколько древностью политической традиции, обычая, государственных институтов, совокупностью моральных обязательств. Подобное отношение к публичной власти и государству было отражением органичного глубинного единства каждого римлянина и всего римского гражданства{122}. Участие в общественной и государственной жизни (res publica) было важнейшей качественной характеристикой каждого римского гражданина. Его жизненный путь — cursus honorum — отмечался военными кампаниями, успехами на государственной службе и был предметом гордости. Избрание на магистратскую должность означало признание достоинства — dignitas римского гражданина и считалось почетным долгом{123}.

Высшими носителями власти в Римской республике выступали сенат и римский народ (Cic. De rep., II, 42; 62; Sail. Cat., 9, 1; Ер., II, 5; 10). Сенат без собрания и собрание без сената воспринимались как одинаково ненормальные явления. Их нераздельность отразилась в общей законодательной формуле — Senatus populusque Romanus. Народное одобрение было обязательным условием легитимности любого государственного события.

Властные функции сената не были юридически закреплены и опирались главным образом на представления о его auctoritas, на верность традиции — mos maiorum и на совокупность взаимных моральных обязательств — pietas. Это было закреплено законом Овиния, который обязал цензоров выбирать лучших из всех магистратов (Fest., Р. 246). Сенатские постановления — senatus consulta — с формально-правовой точки зрения являлись не юридической нормой, а простыми рекомендациями. Кроме того, коллеги магистрата — автора relatio — с равной или высшей властью (per или maior potestas) могли воспользоваться своим правом коллегиальной интерцессии и отменить предложение. Не случайно начиная с середины IV в. сенат стремился поставить деятельность должностных лиц под свой контроль и закрепить это положение: в 339 г. по закону Публилия Филона предлагаемый народному собранию законопроект должен был предварительно получить сенатское одобрение (Liv., VIII, 12,15). По закону Гн. Мения этот же порядок устанавливался и при выборе должностных лиц. Дата принятия закона неизвестна, однако, следуя логике событий, это произошло, скорее всего, в консульство Гнея Мения в 338 г. (Liv., VIII, 13, 1). Показательной является история принятия закона Аппия Клавдия 312 г. о введении в число сенаторов сыновей вольноотпущенников. Сенат не имел возможности оказать этому противодействия. Но еще более показателен тот факт, что консулы следующего года не признали нового состава сената и созвали его по старым спискам (Liv., IX, 30, 1-2). Однако в целом авторитет сената был так велик, что римляне мало сомневались в правомочности его решений. Это делало власть сената подлинной властью (Sail. Ер., II, 10).

Власть исполнительного лица — римского магистрата — рассматривалась как общественная обязанность гражданина, от которой он не мог уклониться, обязанность, возлагаемая народом в интересах res publica (Sail. Ep., II, 7; I, 5). В чрезвычайных обстоятельствах это выражалось формулой — videant consules, ne quid detrimenti respublica capiat.

Подобные представления о власти и структуре власти позволяют говорить об изначальной слабости принципов республиканизма и демократизма в Риме. Значение обычая было больше, чем закона; идея правотворчества не была распространена; нерушимость старины была общим лозунгом всех субъектов правления; новые явления политической жизни подводились под старые формулы.

С развитием территориальной и социальной мобильности римского гражданства идея республиканизма — коллективной ответственности за состояние государства — оказалась значительно ослабленной. Обнаружилось постепенное ослабление демократических основ традиционной системы управления, возникли новые обоснования легитимности публичной власти. Современниками это воспринималось как падение самой республики. Луцилий в своих сатирах, написанных около 130—102 гг.{124}, рассказывал о совете богов по поводу «крайнего людского положенья: как спасти народ и Рим, чтоб могли они доле существовать…» (пер. М. Л. Гаспарова — Lucil. Sat., I, 4—5). Младший современник Луцилия — Варрон — рассматривал положение дел в государстве как «всемирное безумие» (пер. М. Л. Гаспарова — Varr. Sat. Eum., 117—118). Позднее Цицерон, разрабатывая римскую государственно-правовую теорию, говорил о государстве, доставшемся его поколению в наследство, как о картине, потускневшей от времени (Cic. De rep., VI, 1, 2). Эти оценки современников были унаследованы поздней римской историографией. Веллей Патеркул писал о постепенной деформации римских республиканских принципов начиная со 146 г., когда, по его мнению, «старый порядок был оставлен, внедрен новый; община обратилась от бодрствования к дреме, от военных дел к удовольствиям, от трудов — к праздности — uetus disciplina deserta, noua inducta; in somnum a uigiliis, ab armis ad uoluptates, a negotiis in otium conuersa ciuitas» (Vell., II, 1, 1).