Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98424-162-5

Эта книга продолжает серию «Неизвестные Стругацкие» и является третьей во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

Директор 3-го творческого объединения

Г. Д. Малышев

21 августа войска Варшавского договора вошли в Прагу. Вот как вспоминает молниеносное влияние этого события на творческие планы «Ленфильма» кинорежиссер Алексей Герман.

Из: Герман А. Трудно быть Германом: Особенно, когда запускаешь новую картину

Мы писали сценарий с Борисом Стругацким. Одной из ключевых фраз для нас была «умные нам не надобны, надобны верные». И вся наша игра с властью кончилась с вторжением советских войск в Чехословакию 21 августа 68-го. В день вторжения я получил в Коктебеле телеграмму: сценарий закрыт, работа закончена. Когда позвонил на «Ленфильм», мне сказали: «И думать забудьте!» Хочу напомнить: в повести история заканчивается высадкой войск Черного Ордена, оккупацией страны.

Из: Петр Вайль — Алексей Герман. «Трудно быть богом», — сказал табачник с табачной улицы

П. Вайль. Как получилось, что ты зацепился за Стругацких? Почему? Вещь, написанная тридцать пять лет назад, почему вдруг она возникла?

А. Герман. Она возникла еще в 68-м году. Мы начали писать сценарий с Борисом Стругацким, написали первый вариант, его приняли, закончили второй вариант 20 августа 1968 года. Нашел место и время — как в старом анекдоте. Там, в «Трудно быть богом», королевство и так довольно хреновенькое, а в финале вторгается Черный Орден, который уже задушил всё, и герою остается только одно: браться за меч и рубить эту погань всмятку, что невозможно, потому что ее столько, что все равно никогда не вырубишь. Такое государство фашистского типа. Чуть-чуть нас напоминает, но не очень. Никаких прямых ассоциаций у нас не было. 21 августа 68-го я прибываю в Крым, в Коктебель, там очень красиво, и поступают первые сообщения, что вот этот город — Прагу, где мы сейчас с тобой разговариваем, — навестили триста тысяч солдат. Как сказал тогда Стругацкий: «Это просто продовольственная помощь — послано шестьсот тысяч яиц в оригинальной упаковке типа „солдатские брюки“».

П. Вайль. Я очень верю в рифмы жизни, они никогда не бывают случайны и просты, но тут уж в самом деле фантастические параллели, да? Обвал с фильмом из-за Праги и приезд в Прагу через тридцать два года, чтобы его снимать.

А. Герман. Учти еще, что в тот же день, 21 августа, я знакомлюсь со Светланой, на которой я женат с тех пор, так как брак произошел после знакомства очень быстро. Я помню рыдающего на скамейке писателя Аксенова, он, может быть, немного выпил и рыдал в Коктебеле на море. А я, простите меня, друзья-чехи, в то время не только думал о вас, но и ухаживал за Светланой, ходил вокруг нее кругами и умничал, что Чехословакия — зона интересов России и что этого, то бишь вторжения, ожидали от нашего государства.

П. Вайль. У тебя такая идея возникала?

А. Герман. Да, абсолютно. Я всегда считал, что тогдашние власти никогда ничего своего не отдадут, никаких перемен к лучшему быть не может, только к худшему, что это зона интересов России, политические штучки, от которых пострадают несколько сотен чехов, и все, как и в Венгрии, замолкнет.

П. Вайль. Очень интересно, потому что мне было тогда восемнадцать лет, и я тоже искал объективности и целесообразности. Не то что оправдывал, но аргументы «за» тоже находились. Я думаю, это именно от безысходности: ты соглашаешься с положением вещей не потому, что оно тебе нравится, а потому, что это положение вещей, которое ты не в силах изменить.

А. Герман. Светлана, наоборот, была дикая противница, в меня летели тяжелые книжки. Еще был Саша Курляндский, который тоже говорил, что это невозможно, был в Москве Лев Копелев, который кричал, что это такой стыд, что в ближайшие дни мы будем свидетелями того, как русская армия повернется и уйдет, не вынеся осуждения общественного мнения. Сумасшедший дом. Я тут же позвонил на студию, и мне сказали: «Алексей, забудьте думать про это кино. Мы вам советуем даже книгу куда-нибудь выкинуть, потому что — вы сами понимаете». То есть ничего не объясняли.

П. Вайль. А чего объяснять, в этом же и хитрость была того общества, что вроде все друг друга во всем понимали — как это называлось, соблюдали правила игры. Распространенная и пакостная была точка зрения — такой общественный сговор.

В это время БН приезжает к брату в Москву — работать.

Рабочий дневник АБС

22.08.68–30.08.68

в МСК

1). Правили ОО.

2). Чистили перевод SoS.

3). Идея ЛиБ.

Письмо Бориса брату, 5 сентября 1968, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Наконец-то появились какие-то новости, есть о чем писать.

1. Вчера был в «Неве». Официальная беседа. Присутствуют: Попов А. Ф. (б. «Торговля чаем»[110]), Кривцов В. Н., Лурье С. А. и я. Слушали: редзаключение по ОО. Очень много разговоров по типу шевеления пальцами, «здесь нам не хватает… вы понимаете?.. Недостает, так сказать. А хотелось бы! Ах, как хотелось бы…» Я встал на жесткую позицию: давайте нам четкие конкретные указания и тогда все бу-сделано[111]. Через час Попов А. Ф. (б. «Торговля чаем») отчаялся и признался, что к этому разговору редакция не подготовилась. «прошел месяц все-таки… нам пришлось иметь дело с горой материалов. Конкретные замечания забылись…» Короче говоря, постановили: встретиться вторично в следующую среду и уже во всеоружии, то есть с конкретными четкими предложениями. Пока ясно следующее. Попов вроде бы все-таки намерен печатать роман. Отведены для него 2, 3, 4 номера на следующий год. Вроде бы даже готовится анонс. Наш план сокращений не принят («слишком грубо… нельзя так обижать читателя… это испортит роман…»). Редакция предложит конкретные сокращения кусочно-абзацного типа. Я не стал спорить. Посмотрим. Очевидно, придется выбросить слова типа «родина», «патриот», «отечество» и пр. Нельзя, чтобы Мак забыл, как звали Гитлера. Надлежит уточнить роль Странника. Заменить Комиссию по галактической Безопасности другим термином, с другими инициалами. (Кстати, хорошо бы придумать что-нибудь вроде Комиссии по помощи иным цивилизациям, а то слово «Безопасность» совершенно сбило их с толку — они искренне решили, что Странник нечто вроде стукача на этой планете. У них ассоциации: служба безопасности, СД, гестапо… понимаешь? А надо бы, чтобы в самом названии были слова «помощь», «переделка истории», «подготовка к коммунизму» и т. п.) Вопрос о 60 процентах я пока не поднимал, но Саша полагает, что время настало. В следующую среду подниму. От тебя требуются две вещи: прислать текст Песни легиона и придумать — на выбор — несколько названий для Комитета.

2. Сегодня позвонил Лешка. Приехал, не выдержал. Сегодня же отправится на студию ругаться. Намерен грозить, что Стругацкие возмущены до предела и уже строчат яростные письма во все редакции.

3. Пришла бандероль из Болгарии. Пять экзов перевода ТББ и ПНвС. Здорово издали. На родине нас так не издают.

4. Прислал письмо корреспондент ленинградской «Смены». Жаждет взять интервью. Я думаю отказать. Не время сейчас поганить свое имя болтовней.

5. Был у мамы. Она ничего. Хочет поехать куда-нибудь в дом отдыха. Мы с Адкой ищем ей путевки, каждый по своей линии, но пока — ничего.

Вот пока и всё. Жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленуське привет и поцелуи.

Письмо Аркадия брату, 11 сентября 1968, М. — Л.

Дорогой Борик!

Письмо получил. Задержался с ответом, потому что надеялся на новости. Однако новостей нет. Разве что — был в «Мол. Гв.», никого там не застал, но узнал, что сигнал «Стажеров» запланирован на нынешний месяц. Вот и все новости.

Песню Легиона пока не посылаю — рукопись у Нины, а я у нее еще не был. Что касается названия Комитета, то — черт его знает, ничего приличного в голову не приходит. Разве что Комитет Помощи Слабым Силам? Или Комитет Поддержки Социалистического Сознания? Бредятина это все. Поставь любое сокращение, какое тебе придет в голову. В Детгизе это сокращение сомнений не вызвало, ну и ладно.

Помаленьку перевожу, перевод идет легко, пять страниц за два часа. Только скучно, и еще пальцы устают.

Ну, пока всё. Целую, обнимаю,

твой Арк.

Привет Адке и Росшеперу.

Письмо Бориса брату, 13 сентября 1968, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Пришло, наконец, твое письмо.

1. Получил от «Невы» конкретный список необходимых доделок. Список невелик. Надо вставить пять-шесть маленьких абзацев, в основном, на тему: социальное неравенство в Стране Отцов. С сокращениями решили так: изъять почти всю часть с приключениями от момента, когда Мак с Гаем встречают южных выродков, включая войну, до главы с Умником. Получается довольно естественно, а в главу с Умником добавить несколько рапортов о том, чем занимался Мак все это время. Я не возражал. Я только добиваюсь теперь еще одного свидания с Поповым, чтобы он санкционировал при мне эти исправления и дал гарантии, что больше ничего не потребует. Главным образом, я жму на то, что недавно купил мебель и сильно издержался, а потому, как там насчет 60 %? Пока добился того, что одобрение выписано и отправлено в бухгалтерию, но Попов говорит, что деньги за третий квартал истрачены и, возможно, придется подождать числа до 10-го октября. Это всё важно, ибо выяснилась страшная вещь: оказывается, рукопись еще не читал Некрасов, местный Жур. Саша говорит, что пока в редакции этой вещи никто не понял, а Некрасов со своим сверхъестественным чутьем может понять, спинным мозгом учуять, и тогда беда! Так что нужно продержать его в отдалении от рукописи по крайней мере до момента получения 60 проц. Короче, высылай мне Боевой Марш и еще: санкционируй, пожалуйста, разрешение исправить в невской рукописи только Гвардию на Легион, не изменяя лейтенантов на ротмистров. Не хочу я привлекать излишнего внимания. Может, хватит этого? По-моему, вполне хватит. Журнальный вариант, то, се. А?