Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

• Название: Юрий II Всеволодович
• Автор: Ольга Гладышева
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00852-5

Роман О. Гладышевой и Б. Дедюхина «Ночь» посвящен одной из наиболее трагических страниц русской истории. Ее герой — великий князь владимирский Георгий Всеволодович — был одним из тех, кто попытался сплотить русских князей в борьбе против общего врага — монголо-татар. Книга — широкомасштабное историческое полотно, правдиво и ярко рисующее картину жизни Руси XIII века, достоверно воссоздающее противоречивую политическую атмосферу той эпохи.

---

Юрий Всеволодович спрыгнул на глубоко протоптанную тропинку, обрушив лестницу. Чуть потягивало дымом. Вдоль Сити обозначились бледные огни теплинок, доносились удары об лед: разбивали полыньи, брали воду для вечернего варева. Морозы, крепкие с самого Сретенья, чуть отмякли, снег опять трушился на лицо, теперь совсем бесплотный, тихий.

За свои пятьдесят лет многое ему довелось пережить и повидать, но впервые жизнь больше не казалась бесконечной, почему-то все отчетливее наступающая ночь представлялась последней. Князь гнал от себя эти мысли, зная, что они ослабляют дух, а сейчас нужны сила и терпение. Что бы ни случилось, какие бы испытания ни сулила судьба, — только сила и терпение.

С первых дней стояния здесь, в междуречье Сити и Мологи, обустраивали воинский табор и ждали, ждали, ждали: вот-вот подтянутся дружины со всех княжеств, но, кроме племянников, так никто и не подошел. Нельзя было тянуть с возведением защитных валов и скрытых переходов между землянками, поэтому, несмотря на февральские вьюги, воины вместе с боярами и воеводами с рассвета др темноты долбили мерзлую землю, строили засеки, укреплялись на случай неожиданного нападения. Ополченцы, которых собрал Юрий Всеволодович в Ярославле, Ростове да Угличе, никогда еще ни татар, ни каких иных иноземцев и не видывали, лишь вспоминали да повторяли друг другу отрывочные, полузабытые рассказы очевидцев. Противоречивые слухи одних устрашали, ввергали в беспокойство, другие принимались спорить о том, чего толком не знали. Великокняжеский воевода, он же тысяцкий, Жирослав Михайлович уверял, что татары суть выходцы китайские, оттого, мол, узкоглазы и лица имеют плоские. Епископ Ростовский владыка Кирилл поучительно его поправлял, что не ведомо сие никому; не то что нам или свеям не ведомо, даже греки иль другие немцы в неизвестности, что это за народ. Одно достоверно: дики они, грабежом да скотоводством кочевым живут, а на головах у них плеши сини.

Юрий Всеволодович не однажды уговаривал владыку отправиться в епархию, но тот, побывав со свитой в монастыре на Белом озере, пришел с белоозерским полком к великому князю и теперь упорствовал, что должно духовенство пребывать с воинством для молитвенного споспешествования. Толсто-округлый станом и румяный от вольного воздуха Кирилл вел себя необыкновенно деятельно, высокий голос его разносился, кажись, повсюду, и хоть кончик носа у него приморозился и почернел, был владыка весьма бодр и неутомим в перенесении непривычных трудностей. Всех заметно приободряло его присутствие, его постоянная, неистребимая улыбка и столь необычная для его сана всегдашняя даже и веселость. Кто бы ни взглянул на владыку, видел, что человек сей счастлив вполне в каждом дне своем и за все Бога благодарит во все времена, как отцом Церкви Златоустым наказано, да не всем дано исполнить. Иные из духовных предполагали, что тихое сияние и безмятежность ниспосланы епископу Кириллу как сугубая благодать свыше. Он никому никогда не возражал, но никто б не осмелился утверждать, будто владыка хоть в каких-то правилах нетверд; более того, не замечали ни миряне, ни священство, что сами ни разу не имели случая или охоты ему поперек молвить. Наконец и великий князь перестал настаивать, чтоб ростовский владыка отъехал, хотя мрачное необъяснимое предчувствие порой охватывало его при взгляде на светлое лицо монаха. Открытость и доброе расположение Кирилла не были суетными, хотя он вникал во все дела и заботы.

— Зверье мы все распугали, — сообщил он князю как радостную весть. — Разбежались по округе и кабаны и лоси. Одне волки остались. По ночам вкруг загороды сидят и воют и воют. Не иначе, желают лошадкой полакомиться. А обозы ноне с утра ушли, ты не печалься, Юрий Всеволодович. Распростались и ушли: на Бежичи, на Городок, на Рыбаньск. Всего нам оставили в полноте: и хлеба, и мороженины, и зерна-сена — лошадкам. Надолго теперь хватит. Подойдут новые копья — и для них пропитание в избытке. Хоть до Пасхи можно ожидать.

— Растает мороженина до весны, — хмуро бросил князь. — Крупна, что ль, рыба-то?

— И туши многия, князь. Я разрешил, хоть и пост. Поскольку поход и морозы, для поддержания сил разрешил я воинов от поста. Дурно не то, что в уста, а то, что из уст. Пущай варят и вкушают. Соли запасы тоже пополнили. Завтра суббота, не забыл? Я у тебя обедаю! — с лукавством напомнил владыка. — Утешение-то наказал готовить?

В обычной жизни на Велик пост по субботам и воскресеньям русские князья часто приглашали к себе на обед монашескую братию с игуменом, что и называлось утешением. Во дворце-то ели слаще.

— Не бывал у тебя никогда, а страсть хочется, — продолжал шутить ростовский епископ.

— Сам гляжу, к кому пойти, — выдавил наконец улыбку Юрий Всеволодович. — Кто у нас тут побогаче, из бояр-воевод? К тому и направимся… если живы будем.

Кирилл как бы не понял намека, закивал согласно.

Каждый вечер, пока не ударили в деревянное било к молитве, обходил князь военный стан. Уже давно все хорошо управлено и изготовлено и воеводы наблюдательны, но все-таки свой глаз надежнее. Сыстари заведенный порядок сохранялся и здесь: вставали затемно, обедали задолго до полудня, а в полдень ложились отдыхать, следуя совету еще Мономахову. Зато наступление ночи встречали без усталости, и ночная сторожа несла службу без тягости: устраивались в заметенных скрадках столь ловко, что свой не углядит, не то что враг. Лишь свист едва слышный да легкий снеговой взмет встречали приближение великого князя: мол, тута мы!

— В овчинах ли сидите? — спросил Юрий Всеволодович.

— Угу, — донеслось из белого стожка вместе с молодым задавленным смехом.

— А то я наказывал без овчины не ставить в ночь. Глянь, поморозитесь.

— Через три дни Василий-капельник, «закинь сани на поветь», медведи просыпаться начнут, — опять со смехом донеслось из заколья.

Молодой разумок — что вешний ледок. Вбаклажили себе в голову, что на скорый бой идут, а если бой и не быстро грянет, весна вот-вот нагонит. Шли вой ярославские, ростовские, угльчские в бараньих шубняках да в мохнатках — в меховых рукавицах, но иные обнаружились в ватолах нестеганых, особливо молодяки да бедняки. Уж только в таборе разглядели, в чем они явились. Ну не обратно же их отсылать?

— В сече резвее будут, коли доведется. Живее бечь и легше, — уверял Жирослав Михайлович. И на грозный замах князя: — Оружие у них востро да тяжко, и сами ухватисты, а озябши, только сердитей станут. — Лукав главный воевода, и шутки его колки, но сам отважен, в смушковом сизом тулупчике глядит как младень.

Юрий Всеволодович хотел попрекнуть его, что нагрудники конские по сугробам раскиданы, но передумал, лень стало мелочиться, сказал вместо этого недовольным голосом:

— Все румянеешь?

— Жирослав еще молодец на овец, только на врагов — Нездоров, — мигнул воевода белыми, как у порося, ресницами, не выпуская улыбку на лицо. Он всегда так шутил.

— Да-а, соключила нас беда, и незнамо, на сколь долгие года, — вздохнул Юрий Всеволодович, и голос у него озноб-но дрогнул. — А мне что-то и впрямь… не по себе. В сон, что ли, клонит? Даже говорить нету охоты.

— Так вздремни, ляг пораньше.

— Какое! Ни после обеда, ни в ночи нейдет отдых ко мне. Веки перстами насильно опускаю, отпущу персты — веки опять настежь, опять лежу вытаращиваюсь… Хороши ли нонь обозы приходили?

— Да это уж моя тягость, — по-свойски грубовато прервал воевода, жалея великого князя. — Во все-то не вникай сам, чай, и мне доверяй немножко.

— Гонцы? — без надежды спросил Юрий Всеволодович.

— Нету. Ни следка в лесах, ни колыханьица. Вчера, правда, половец один прибег из Новгорода.

— Что же ты молчишь, холоп? — Князь хватанул воеводу за грудки, за пушистые отвороты тулупчика. — Тебе ведомо, как новгородских вестей жду?

— Да пошто тебе вести эти? — дерзко вскинул свинячьи круглые глазки Жирослав Михайлович. — Донес, там о Святках свадьбу праздновали племянника твоего Александра с дочерью половецкого князя Брячислава. Этого ты ждал? Утешился? — Воевода плюнул на снег, высказав тем свое негодование.

— А…а…а брат Ярослав? Что же, не даст помощи?.. Племянник это хорошо, но войско я прошу. Иль не в силах Ярослав подсобить? Аль не известны ему судьбы Рязани и иных ее городов? Свадьба хорошо, коль приспело, но сейчас враг таков, что совместно надо, желательно. — Пальцы князя ползли по отворотам воеводского тулупчика, под задравшейся бородой страшно ходил острый, в черных волосах кадык. — Как же это? Вот так брат родной! Ему что же, не касаемо?

— Во-первых, судьбы Рязани да там Пронска, Зарайска, Ижеславца покамест неизвестны доподлинно, — возразил воевода и выдернул тулупчик из княжеских рук. — Подошли к ним татарове — еще не значит, что взяли. Может, уж давно вышел из Коломны молодой князь Всеволод да и гонит их прочь и слава встречь сыну твоему восстает.