Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

• Название: Генерал Скобелев. Казак Бакланов
• Автор: Анатолий Корольченко
• Издательство: Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.— 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 8-85880-432-2

Используя богатый документальный материал, автор увлекательно рассказывает о жизни и боевой деятельности двух российских военачальников — М. Д. Скобелева и Я. П. Бакланова, воскрешая почти забытые имена и дела патриотов.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— Ваше Величество, просил бы Вашего внимания к Кавказскому корпусу. Он крайне нуждается в пополнении, — заметил Муравьев.

— Об этом потом, — Николай не дал ему договорить. — Просьбы ваши несвоевременны.

Назначая его, император рассчитывал, что вряд ли новоиспеченный наместник потребует усиления корпуса; назначенный на такой пост, он сделает все возможное и даже невозможное, чтобы оправдать доверие и удержаться на столь значительном посту. Но Муравьев словно забыл о выданном ему высоком векселе.

— Ваше Величество, чтобы добиться коренного перелома в делах, войска нужно усилить.

По лицу Николая скользнула недовольная гримаса.

— Я же сказал, что в настоящих условиях, в каких пребывает Россия, нужно обходиться тем, что есть на месте. Резервы, которыми располагаем, необходимо послать не на Кавказ, а в Крым.

На этом аудиенция закончилась, Муравьев выехал на Кавказ. Сопровождавшим графскую коляску казакам-верховым приходилось нелегко. Снег бил в лицо, колол иглами, слепил глаза. Холодный ветер пронизывал насквозь.

После недолгого пребывания в Тифлисе новый наместник выехал на левый фланг Кавказской линии, чтобы там ознакомиться с состоянием дел и войсками. Заодно хотел видеть и казачьего генерала Бакланова, который в должности начальника кавалерии находился в крепости Грозной, что на реке Сунже.

Многие генералы и офицеры, с которыми Муравьев беседовал, называли казачьего генерала умным, смелым и решительным человеком, оберегавшим в сражении людей и умеющим добиваться успеха малыми потерями. Добавляли, что по характеру он крут, прямодушен, перед начальством не заискивает и не трепещет. Казаки же и солдаты в нем души не чают, потому что ни одного за всю долгую службу не отдал под суд. Правда, случалось, что под горячую руку ласкал кулачищем, но за это никто не в обиде.

Бакланов встретил Муравьева у Ермаковского кургана, неподалеку от крепости Грозной. На развилке дороги был выстроен казачий полк, отличавшийся своей подготовкой. Яков Петрович по всей форме отсалютовал главнокомандующему. Выслушав рапорт, тот протянул ему руку, сухо поздоровался. Не вылезая из кареты, оглядел строй.

— До крепости далеко? — перевел взгляд на Бакланова.

— Никак нет. Она неподалеку.

— Садитесь в экипаж. А полку следовать за нами.

Догадливый адъютант сел на коня Бакланова, чтобы оставить генералов одних.

Николай Николаевич Муравьев принадлежал к числу тех людей, которых называют «сухарями»: держался строго официально, был тщеславным и излишне щепетильным. Низших чинов недолюбливал, считал «серой скотиной» и был против награждения солдат за боевые заслуги. Считал, что отдавать жизнь за отечество — их долг. И солдаты, хоть он был и недосягаем для них, отвечали ему открытой неприязнью.

Сидя в экипаже, Яков Петрович рассказывал ему о крепости, возведенной по приказанию Ермолова в 1818 году в очень удобном месте: слева тянулись округлые скалы невысокого Сунженского хребта, а справа возвышались лесистые склоны Кавказских гор с упиравшимися в небо снежными вершинами. Накануне выпал обильный снег. Он покрыл белым ковром склоны гор, шапками лежал на деревьях, растущих поодаль, искрился на солнце. В воздухе улавливался острый запах кизячного дыма из ближнего казачьего селения.

Главнокомандующий слушал Бакланова, пытаясь распознать этого человека, о котором многие отзывались добрыми словами. Он и сам уже отметил его уравновешенность и скрытую силу, за которой угадывалась надежность. Незадолго до его отъезда из Тифлиса поступил запрос о переводе Бакланова в Крым, в действующую там, у Севастополя, армию. Муравьев ответил отказом, написав военному министру письмо с просьбой оставить Бакланова на Кавказе, пояснив, что он — первейший кандидат в продвижении по службе. Теперь наместник решил объявить об этом генералу, сделать приятное:

— В скором времени намерен назначить вас начальником конного резерва с подчинением кавалерии Лезгинской линии.

Бакланов знал, что в резерве состоят четыре казачьих полка да еще конная батарея. И на линии конных частей предостаточно, которые будут ему подчинены.

— Благодарю, — ответил он сдержанно.

А месяц спустя пришел подписанный наместником документ, в котором сообщалось, что начальником линии назначается генерал-лейтенант князь Андронников и что летучий отряд Бакланова поступает в его подчинение.

«Как же так? Разве можно обещать и не исполнять слова?» — Яков Петрович едва не скомкал бумагу. В душе все кипело.

Мог ли он, сын казака, соперничать с князем Андронниковым, потомком грузинского царя Ираклия Второго, известным к тому же победами над турками в бою у Ахалцихе и на реке Чорох, где он разбил неприятельский Батумский корпус. «Но если он, Бакланов, здесь не нужен, пусть направляют в Севастополь. Там он покажет свои способности в схватках с врагами России».

Не один лист бумаги он испортил, прежде чем написал рапорт на имя Муравьева. Просил отпуска и перевода в Крым. А через два дня сам выехал в Тифлис.

— Вы проситесь в горячее дело, — сказал Муравьев. — Я предоставляю его вам. Отныне вы — начальник иррегулярной кавалерии главного александропольского отряда. В вашем подчинении — семь казачьих полков. Приказ состоится завтра, и надо спешить к новому месту. Поедете под Карс.

Отмечая решающую роль русской армии и казачьих частей в войне против Турции, следует отдать должное и национальным формированиям из кавказского населения. В результате проводимой царским правительством политики среди народов Кавказа произошел раскол. Значительная часть населения признала Россию и пред лицом надвигающейся угрозы со стороны Турции стала на ее сторону, приняв союзнические обязательства. Из представителей почти всех народов создавались ополченческие и партизанские отряды.

В Шушинском, Ленкоранском, Бакинском и других уездах Азербайджана спешно формировались добровольческие конные мусульманские полки, в Баку — конное ополчение, в Грузии отряды имеретинских и мегрельских ополченцев. В действующую армию прибыл Горский казачий полк под командованием князя Чавчавадзе, состоявший из кабардинцев, балкарцев, абадзехов, абазинцев, натухайцев и других народов. Прибыли четыре сотни кабардинского конного ополчения, Кавказский конно-горский дивизион, Кавказско-горский полуэскадрон, состоявший из осетин, кабардинцев, черкесов, две сотни конной кабардино-балкарской милиции. Из населения Дагестана в состав действующей русской армии вошли подразделения дагестанской милиции, а также конно-иррегулярный полк. Карачаевские всадники, сменив казачьи дозоры, несли охрану кордонной линии от Сванетии до истоков Кубани.

Все эти национальные воинские формирования, проливая кровь вместе с русскими солдатами, внесли достойную лепту в святое дело защиты от врага Закавказского края.

Опасный спор

Генерал Бакланов вышел из кабинета в расстройстве. Разговор с главнокомандующим явно осложнил и без того натянутые отношения. Расстегнув крючки тугого воротника мундира, он вытер платком пот с лица, постоял на веранде, слегка продуваемой сквозняком. Сюда, в Чавтли-Чай, где располагалась главная квартира Муравьева, он прибыл прямо с ночного объезда аванпостов, уставший, запыленный, в походном полушубке поверх мундира.

Теперь ночная прохлада сменилась жарой, солнце палило вовсю, к тому же и разговор с главнокомандующим был горячим.

«Зачем вступил в спор? — упрекнул он себя. — Надо было промолчать». Но сознание тут же воспротивилось. Привычка говорить без обиняков и околичностей, с нелицеприятной прямотой для собеседника не изменила ему и в этот раз. Он едва сдерживал себя, чтобы не переступить грань дозволенного в воинской субординации.

Придерживая саблю, сошел со ступеньки крыльца, направляясь к коновязи, где поджидал ординарец.

Резиденция генерала Муравьева размещалась в двухэтажном особняке одного из карсских богатеев. От усадьбы Чавтли-Чай к главной дороге тянулся пыльный проселок. Вначале он полз по крутому косогору, потом нырял в лощину, а из нее взбирался на вершину голого холма.

День обещал быть знойным, безветренным, какие обычны здесь с мая и до поздней осени. Кони лениво трусили. В памяти всплыл только что состоявшийся с главнокомандующим разговор.

— По размышлению, я пришел к выводу о необходимости штурмовать Карс в ближайшие сроки, — сказал Муравьев и, пройдя до края ковра, повернулся: — Вы ведь ждали этого, генерал?

Яков Петрович не нашелся, что ответить: в прошлом он действительно настаивал на штурме крепости, утверждал, что сделать это нужно непременно и успех будет обеспечен.

— Это так, но говорил я это в июне, с того времени прошло два с половиной месяца. Тогда, действительно, обстановка для штурма была благоприятной, я осмеливаюсь подтвердить это и сейчас. Карс был бы наш… Но теперь?.. Теперь штурм — дело бесперспективное.