Алекс Гримм - Бессмертие мистера Голдмена

• Название: Бессмертие мистера Голдмена
• Автор: Алекс Гримм
• Издательство: Питер
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2005
• ISBN: 9-1765-90575-7

Иззи Голдмен совершил жестокое убийство, был признан виновным и в наказание отправился отбывать семь пожизненных заключений. Это не аллегория — он выплатит свой долг обществу сполна... сдачи не надо. Человечество ненавидит Иззи Голдмена... Человечество презирает Иззи Голдмена... Человечество очень обязано Иззи Голдмену. Преступник, заключенный, подопытная крыса. Большой брат не только следит за ним, но и наставляет на пусть истинный, чтобы тот подобно Гаммельнскому флейтисту повел новое преображенное человечество в светлое будущее без агрессии, без воин, без права выбора.

---

Иззи запомнил номер страницы и отложил книгу в сторону.

- Если не посветить свою жизнь чтению книг, написанию картин и созданию музыки, то чему же ее вообще посвящать?

- Детям, - ответил Роберт первое, что пришло ему на ум, но после понял, что он обманул.

- Детям? Скажи, Боб, у тебя есть дети?

- Нет.

Камеру клиента номер 92 8281 огласил смех.

- Боб, выходит, что ты проживаешь жизнь зря.

Как же прав он оказался. В последнее время Роберт все чаще и чаще ловил себя на этой мысли, но боялся признаться в этом.

- Что-то я не припомню того момента, когда мы успели поменяться ролями, мистер Голдмен, - он улыбнулся и увел разговор в сторону.

- Расслабься, Боб. Я не собираюсь лезть тебе в душу. В конце концов, это твоя жизнь. Я лишь распоряжаюсь своей.

Роберт подумал о чем-то своем, а потом сказал:

- Можно задать вам один вопрос?

- Можно.

- Скажите, а как бы вы прожили свою жизнь, если бы оказались свободны?

- Свободен?

Повисла пауза. Долгая пауза. Чертовски долгая гнетущая пауза.

- А почему ты считаешь, что я несвободен, Боб?

Такого вопроса он явно не ожидал. Брови Роберта удивленно выгнулись и он отнял пальцы от виска, с изумлением глядя на экран, как будто Иззи был всего в двух шагах от него.

- Ну, может быть потому, что вы находитесь в заключении.

- Боб, как же ты ошибаешься.

- Ошибаюсь?

- Да.

- Почему?

- Боб. Я родился в этих стенах, и знаю я только этот мир, и никакой больше. Да, я тоскую о солнце, которого никогда не видел, о запахах, которых никогда не чувствовал, о женщинах, чье тепло никогда не ощущал. Но, на то я и человек, чтобы быть недовольным, - Иззи спустил ноги с кровати и посмотрел туда, где ему обычно открывалась панорама города. - Я не знаю, какой он внешний мир за моей стеной. Я вижу его, но я не могу его ощутить. Но, дело даже не в этом.

Боб, ты только подумай. Кто более свободен? Я - человек обладающий роскошью посвятить практически все отпущенное мне время чтению книг, или тот, кому приходится лишать себя главного смысла жизни ради сомнительного удовольствия изо дня в день приходить на работу и пялиться на нудного зэка, потом возвращаться с работы, чтобы на следующий день опять совершить все с самого начала. И так одиннадцать месяцев в году. Одиннадцать месяцев ты работаешь и живешь только одной мыслью о том, что раз в год тебе положен заслуженный отпуск. Ты приходишь с работы, и что ты делаешь оставшееся время? Читаешь? Насколько я понял - нет. Ты наслаждаешь прослушиванием классической музыки? Полагаю, тоже нет. Ты ешь свой скудный остывший ужин, смотришь на свою серую изнуренную жену с вечно недовольным взглядом, снимаешь свои черные носки и ложишься спать с мыслью о том, что через пять часов тебе снова придется вставать, и вновь ты будешь выслушивать от начальника выговор за опоздание и ненадлежащий вид. Ну что, Боб. Разве я несвободен?

Роберт сидел и хлопал раскрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Он не знал, что ответить на это заявление, но зато он прекрасно понимал, насколько был прав Иззи Голдмен в своих рассуждениях. И снова он попал в самую точку. И снова механизм внутри Роберта Льюиса совершил щелчок.

- Но, ведь в том, что ты перечислил, и заключается жизнь?

Голдмен перевел взгляд на камеру. Его глаза были чуть прищурены, а уголки губ расползлись в легкой саркастичной улыбке.

- Жизнь? Нет, Боб, это не жизнь. Это существование.

И он снова был абсолютно прав.

- Скажи мне, Боб, кто более живой, по-твоему? Тот, кто знает о том, что звезды прекрасны, и даже ни разу не видел их, или же тот, у кого есть возможность их увидеть, но он этого не замечает?

- Тот, кто видит и понимает, - парировал Роберт.

- Ты часто смотришь на звезды?

Нет. Он никогда не смотрит на них, потому что его голова забита сотнями и сотнями проблем, которые, возможно, он никогда не решит. Но Голдмену совершенно необязательно было об этом знать, сейчас он перешел и без того размытую границу между ними.

- Нет, мистер Голдмен.

- Значит, ты не живешь, Боб, - Иззи скорчил язвительную физиономию.

- По вашей логике, выходит, что так. Но, почему нужно все возводить в абсолют?

- Это не абсолют. Вовсе нет. Я считаю, что нет ни абсолютов, ни идеалов. Есть ты, и есть жизнь. И твоя жизнь - это градация от черного к белому, в которой нет ничего идеального. Есть только максимально подходящее, Боб, и чем раньше ты поймешь это, тем раньше ты начнешь жить. Ты не ценишь то, что у тебя есть. В каком-то смысле, я гораздо свободнее тебя.

Самым удивительным было вовсе не то, что речь Иззи Голдмена была такой простой, и такой правильной, что в голове все как-то само собой встало на свои места. Самым удивительным было то, что Роберту нравился этот человек. Он нравится ему, как собеседник. Он был живым и умел прекрасно обращаться с тем временем, которое ему отпущено. Иззи не терял ни секунды, и, на самом деле, каждый его день был неповторимым, хоть он сам и не считал так. Ему хотелось вкусить тот самый запретный плод, который скрывался от него за видео-панно. Ему хотелось попробовать ту жизнь, которую не ценят обычные люди.

Ему хотелось всего на свете, а ведь у Роберта эта возможность была, но он не замечал ее под своим носом, который все время отворачивал куда-то в другую сторону и упорно отказывался замечать простой сути, что жизнь, как бы банально это не звучало, скоротечна.

- Почему ты сейчас не дома, Боб?

Сказать правду? Признаться? Пусть одному человеку. И даже пусть этот человек будет тем самым, в чьих глазах принято держать авторитет. Главное - выговориться. Оказаться на том самом месте, на котором обычно восседают его клиенты и изливают всю свою душу. Поменяться местами. Признаться в том, что он совершил не менее жестокое преступление. Преступление перед самим собой. Он не использует то время, которое утекает сквозь стареющие пальцы, и вскоре ни одной его крупицы нельзя будет разглядеть на своей ладони. И что тогда?

- Думаю, что сейчас уже слишком поздно для таких разговоров, мистер Голдмен.

Он спасовал.

- Ты снова бежишь от ответа.

- Я знаю ответ.

- Дело твое, Боб.

- Спокойной ночи, мистер Голдмен.

- Спокойной ночи, Боб.

Роберт вернул экран в исходное положение. Он видел, как Иззи еще некоторое время смотрел в камеру. Видел, как ему нравилась та мораль, которую он попытался внушить Роберту. Он видел это, и подозревал, что у Иззи это получилось.

Гретта вела свою работу, как ей и было приказано. Эту ночь Роберт провел в том же самом кресле, с которого он так и не поднялся после разговора с Иззи Голдменом. Его руки свисли вниз, а подбородок упал на грудь. Позже, когда Гретта заметила это. Она перепрограммировала кресло, и оно приняло более удобное положение, чтобы сон доктора Льюиса хотя бы сегодня был крепким и спокойным.

Спал и Иззи.

Этой ночью он стоял возле окна какого-то старинного дома и заглядывал внутрь. На улице был ужасный мороз, и его босые ноги тонули в хлопьях обжигающего снега. Изо рта шел молочный пар, а ушей он и вовсе уже не чувствовал от холода.

Он смотрел в окно и видел внутри семерых людей. Они радовались, и на их лицах светились приятные добрые улыбки. Отец семейства натачивал тонкий нож, чтобы разделать печеных куропаток так, чтобы хватило всем. Мать все носилась туда и сюда, принося все новые и новые блюда с салатами и закусками. Бабушка куталась в клетчатый плед и смотрела на все происходящее сквозь толстые круглые линзы старомодных очков. Дети кричали, и каждый из них старался заглушить своим голосом другого.

Всем было весело, и в какой-то момент, самый младший ребенок, мальчик, который все это время сидел спиной к стоящему за окном Иззи Голдмену, обернулся. Иззи вздрогнул. Мальчиком оказался он сам.

Ребенок посмотрел на него грустными глазами и что-то прошептал, едва разлепив потрескавшиеся губы. Иззи не разобрал слов, но было уже поздно.

Он проснулся на полу. Все еще стояла глубокая ночь. По лицу Иззи Голдмена текли пот и слезы, а ртом он отчаянно пытался вдохнуть как можно больше воздуха. В груди что-то больно кололо, и он приложил к ней ладонь.

- Я видел родителей, - произнес он в тот момент, как рядом с ним промелькнула видеокамера.

* * *

- Я видел родителей.

- Что?

- Я видел родителей, Боб.

Роберт сидел в своем кресле. Иззи был все на той же кушетке, которая то и дело принимала более удобную форму.

- Гретта.

- Да, доктор Льюис.

- Перемести, пожалуйста, видео-панно на потолок.

После этих слов, видео-панно пропало у стены и тут же возникло на потолке, как раз перед лицом лежащего Иззи.

- Гретта, я хочу, чтобы ты передала на панно изображение с пятой камеры, расположенной на крыше.