Дэвид Пристланд - Красный флаг: история коммунизма

• Название: Красный флаг: история коммунизма
• Автор: Дэвид Пристланд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-44958-3

Что думают на Западе о коммунизме и советском строе, что думали раньше? Кто был первым коммунистом?

Фундаментальный труд английского профессора Оксфордского университета Дэвида Пристланда «Красный флаг. История коммунизма» представляет собой неожиданный взгляд на «коммунистический проект» с позиции стороннего наблюдателя.

Оригинальные суждения западного автора, интересные факты, неожиданные параллели, взгляд на советское общество как на «цивилизацию инопланетян» — все это, без сомнения, вызовет неподдельный интерес у отечественного читателя.

---

По всему миру, какими бы ни были особенности региона, идеи романтического марксизма вдохновляли людей, боровшихся с империализмом, которые противопоставляли их принципам советского марксизма, громко заявившего о себе после вторжения СССР в Чехословакию. В новом пантеоне левых героев рядом с Че Геварой занял место Хо Ши Мин. Людям запомнилось его открытое неповиновение США, а в особенностях его политики разбирались немногие. Сталин из этого пантеона однозначно был исключен.

Последствием многочисленных демонстраций 1968 года и вьетнамского конфликта стала черная полоса в карьере многих политиков и в судьбе отдельных правительств западных государств. Линдон Джонсон объявил о том, что он не собирается баллотироваться на очередной президентский срок, бельгийское правительство ушло в отставку в феврале, массовая забастовка во Франции негативно отразилась на репутации президента де Голля и вынудила премьер-министра Жоржа Помпиду пойти на 35-процентное повышение минимальной заработной платы[747]. Однако последствия серии выступлений были более серьезными. Они подразумевали то, что молодежь Запада не хотела бороться за контроль над мировым Югом. Кроме того, они стали спусковым крючком повышения зарплаты, что подорвало экономический порядок, утвердившийся после Бреттон-Вудской конференции. В сущности, выступления «парней 68» ознаменовали начало конца послевоенного общественного уклада{1077}.

И все же ни в одном регионе движения 1968 года не сохранили длительного влияния. Во многом это был результат многообразия их целей. Студенты, озабоченные демократизацией повседневной жизни, и рабочие, которых прежде всего волновали экономические требования, не смогли сохранить долговременный союз. Достижение целей было затруднено еще и внутренним подозрением «Новых левых» в соглашательской «бюрократической» политике. Критикуя партийную организацию, сами они не смогли предложить последовательную программу или добиться политических побед.

Потрясения 1968 года способствовали многочисленным победам правых на выборах. Выборы во Франции выиграл де Голль, а консервативный республиканец Ричард Никсон стал президентом, пообещав прекратить «революционную борьбу и восстановить порядок в университетах этой страны»{1078}. Запад пережил революционный кризис, похожий на неудавшиеся революции 1789-1815, 1848 и 1918-1919 годов[748]. После этого кризиса, как после упомянутых выше революций, в политике последовал резкий уклон вправо. Как и раньше, старый порядок вернулся.

Подавление массовых выступлений, произошедших летом 1968 года, заставило левых радикалов пересмотреть свои революционные идеи. Некоторые протестующие теперь полагали, что «Новые левые» вели себя слишком демократично для такого жестокого времени. Возникли новые, ультралевые марксистские партии, в основном маоистского и троцкистского толка{1079}. Их особенности отличались в зависимости от региона. Некоторые партии были в большой степени децентрализованы, например «Пролетарские левые» (Gauche Proletarienne), сторонниками которых являлись многие известные представители французской интеллигенции: Жан-Поль Сартр, философ Мишель Фуко, режиссер Жан-Люк Годар{1080}. Дэниэл Сингер, очевидец парижских событий 1968 года, так описывал маоистов: «Есть что-то от русских народников [социалистов 1870-х годов] в этих молодых маоистах. Первые несли свои идеи крестьянам, вторые обращались к рабочим с целью служить народу, как гласило название их журнала. Высказывания из малого «красного цитатника» и культ Мао — не самый идеальный способ привлечь на свою сторону критически мыслящих студентов, однако их привлекала китайская Культурная революция, ее глубокие антибюрократические идеи и обращение к молодежи. Идеологический энтузиазм и самопожертвование позволили молодым маоистам заручиться поддержкой студентов многих университетов и колледжей».{1081}

Тем не менее маоисты даже в большей степени, чем троцкисты, ценили организацию и дисциплину. Одержимость радикальных марксистов идеологической целостностью и монолитностью привела к многочисленным расколам и спорам, что было талантливо высмеяно в библейской сатирической комедии «Житие Брайана по Монти Пайтону» (1979)» рассказывающей о нелепом соперничестве Иудейского народного фронта, Народного фронта Иудеи, Иудейского Национального народного фронта и Национального фронта Иудеи, включающего одного человека[749]. Несмотря на то что в движении множились небольшие идейные группы, ультралевые приобрели необычайную популярность в некоторых странах. В Италии их поддерживало около ста тысяч активистов, а опросы в Германии показали, что 30% старших школьников и студентов разделяли идеи коммунистической идеологии, в основном взгляды «Новых левых» и ультралевых.{1082}

Убеждение в том, что демократия «Новых левых» не оправдала себя, ускорило переход к более радикальной политике заговоров и терроризма. Если вьетнамцы одержали победу с помощью партии марксистов-ленинистов и военной силы, то почему бы не применить такую же стратегию на Западе? Так думали террористы леворадикальной организации «метеорологов» (Weathermen), взявших название из строчки одной из песен Боба Дилана «Тебе не нужен метеоролог, чтобы узнать, откуда дует ветер» (You don't need a weatherman to know which way the wind blows). «Метеорологи» откололись от организации «Студенты за демократическое общество» в 1969 году. Активистка СДО Кэти Уилкерсон вспоминала, что основанием для такого решения стало желание создать партию марксистов-ленинистов, а «народная демократия останется роскошью, от которой мы должны отказаться до тех пор, пока в мире не наступит относительное спокойствие»{1083}. Члены новой организации занимались восточными единоборствами и проводили маоистские самокритики. Они называли себя «америконг» и стремились «принести войну домой», чего обычно добивались жестокими акциями протеста и террористическими актами.

И все же подобных экстремистов было немного, особенно в Америке. Марксистские террористы пользовались гораздо большим влиянием. В Северной Ирландии Временная Ирландская республиканская армия (ИРА) отделилась от республиканцев-марксистов и развернула вооруженную борьбу за объединение Ирландии; во Франции «Пролетарские левые» также сформировали вооруженное политическое крыло. Однако самая благодатная среда для развития терроризма возникла в Западной Германии и Италии, где, как считали радикалы, новые правительства пошли на компромисс с совестью и с нацистским или фашистским прошлым{1084}. В обеих странах террористы в основном являлись представителями образованных кругов среднего класса, среди которых числилось много женщин. Одной из самых активных радикальных организаций была немецкая группа под названием «Фракция Красной армии» (РАФ), которую также знали как группу Баадера-Майнхоф (по фамилиям харизматичного, агрессивного сторонника насилия Андреаса Баадера и известной ультралевой журналистки Ульрики Майнхоф). Ульрика Майнхоф родилась в семье антифашистов. В 1958 году она стала членом запрещенной в ФРГ Коммунистической партии Германии, считая ее лучшим воплощением антифашистской традиции, а после увлеклась идеями «Новых левых»{1085}.

Однако ни реальное, ни предполагаемое существование фашизма в современной Германии не было самой провокационной проблемой. Такой проблемой являлось официальное отношение немецких властей к проамериканским режимам «третьего мира». После того как во время визита в Германию иранского шаха в 1967 году один из студентов, участвовавших в демонстрации, был убит, все проблемы слились в одну. С 1970 года группа развернула «городскую партизанскую войну», продолжавшуюся до 1972 года, когда большинство членов группы было арестовано. Однако даже находясь в тюрьме, лидерам РАФ удалось организовать новую группу террористов и успешно управлять ими. Хотя группа была малочисленна, действия террористов поддерживала значительная часть населения (в 1971 году 25% жителей Западной Германии в возрасте до 30 лет высказывали одобрение, а 14% были готовы участвовать в их деятельности){1086}.

В Италии имелось гораздо больше террористических групп, причем более многочисленных и лучше укорененных в обществе. Как и немецкие террористы, они были уверены в том, что продолжают военную борьбу против квазифашистского государства. Террористы Италии могли опереться на традицию движения Сопротивления времен войны. Многие считали, что авторитарные итальянские власти с готовностью использовали насильственные меры против студентов и рабочих и что взрывы в Милане в 1969 году были организованы неофашистами в сотрудничестве с полицией и ЦРУ с целью оправдать жестокие меры борьбы с радикалами. Один террорист вспоминал, что взрывы «стали для меня поворотным пунктом, так как круг отношений между институтами, государством и правыми, ранее казавшийся открытым, замкнулся»{1087}.