Алиса Дорн - Рози и тамариск

• Название: Рози и тамариск
• Автор: Алиса Дорн
• Жанр: Фэнтези

Весна. Пора любви и… смерти. Два самоубийства за три дня — неслыханное дело для тихого Гетценбурга! Совпадение? Едва ли, считает детектив Эйзенхарт. Чтобы понять, что связывало погибших девушек, он обращается за помощью к хорошо знакомой с высшим светом леди Гринберг, однако каждый ответ вызывает еще больше вопросов. Кому мешает Александр Грей? Кто присылает Эйзенхарту цветы перед каждым "самоубийством"? И, наконец, кого неизвестный выберет на роль следующей жертвы?

История третья, в которой высший свет Гетценбурга поражает странная эпидемия самоубийств, а детективу Эйзенхарту и доктору нужно разгадать язык цветов прежде, чем следующей жертвой окажется их знакомая.

---

— И вы это знаете откуда? — поинтересовался детектив Штромм. В его голосе явно чувствовалось недоверие.

— Посмотрите.

Я вытянул ее руки поверх простыни, ладонями вверх, и спросил:

— Вы когда-нибудь пытались перерезать себе вены?

Пес покачал головой; лицо Эйзенхарта приобрело задумчивое выражение.

— Кроме того, что при самоубийстве, особенно женском, мы, как правило, видим множественные разрезы: добраться до вен на самом деле не так просто, и подсознательно мы боимся боли, поэтому сдерживаем силу, обратите внимание на то, как были сделаны разрезы. Вскрывая вены сам себе, человек начнет с наружной стороны запястья и поведет лезвие вовнутрь, — я продемонстрировал, что имел в виду, на своей руке. — Таким образом можно получить максимальное приложение силы. Здесь же…

— Наоборот, — подал голос Эйзенхарт. — Но это безумно неудобно.

— Самому — да. Но если другой человек, стоявший за спиной Амарантин, держал в руке бритву…

— … то все сходится. Кто осматривал тело? — обратился Эйзенхарт к коллеге.

— Ретт, — судя по тону, мне удалось убедить Штромма в своей невиновности.

— И он это пропустил? Впрочем, чему я удивляюсь. Лучше скажи вот что: кто был в этой комнате после Роберта? И, да, я забираю у тебя это дело, ты ведь не против?

Штромм вновь покачал головой.

— Не знаю. Кто-то постарался, высыпав в ванну почти всю пачку жасминовой соли. Скорее всего, одна женщина и один мужчина. Запахи незнакомые.

— Женщина, вероятно, служанка, которая принесла поднос с чаем, — Виктор кивнул на накрытый столик возле двух кресел в углу. — А вот мужчина — это уже интересно.

Я подошел к столу. Кроме чайного сервиза из тончайшего майсовского фарфора на нем стояла пепельница, заполненная окурками сигарет. На половине из них остался смазанный след от помады светлого розового оттенка. Такой же след был и на одной из чашек. Я был готов поспорить, что принадлежал он не Амарантин: даже если бы она воспользовалась помадой после моего ухода, цвет был бы другим. Красным, как кровь, как кларет, как каринфийские гранаты, но не таким бледным.

А еще на подлокотнике кресла, раскрытая на светской хронике, лежала газета. И мне не надо было смотреть на дату, чтобы узнать ее.

"Правила хорошего тона уже не в моде, — писал неизвестный автор, озаглавивший свой (напыщенный и высокомерный, хоть и сильно отдающий дешевыми бульварными романами) опус "Времена и нравы". — С каждым днем мы видим все больше этому подтверждений. Союз между мужчиной и женщиной перестает быть священным таинством, превращаясь атавизм в современной действительности, память о погибших выбрасывается словно надоевшая фотокарточка. Мы все больше становимся похожи на диких животных, управляемых похотью и инстинктом к размножению. "Хорошо провести время", "получить удовольствие" — вот все, что интересует общество сегодня. Так можно увидеть, как мужчина, чья невеста внезапно решила разорвать отношения, в тот же вечер отправится развлекаться в обществе другой женщины. Возрадуйтесь те, кто долгое время считал, что между Александром Греем и леди Амарантин Мерц существует тайная связь! Настало ваше время принимать выигрыш по ставкам.

Те, кто считают, что мистер Грей — не сын империи и потому не может служить примером падения наших нравов, обратите внимание на другую персону. На дочь благородного и благопристойного рода (не будем сейчас о ее брате, завсегдатае этой колонки. В конце концов, что такое семейство без паршивой овцы, это было бы так неестественно). Тот же вечер и тот же клуб выбрала леди Эвелин Гринберг, до сих пор старательно изображавшая примерную девочку, чтобы прервать траур по своему покойному жениху, убитому барону Фрейбургу. И, разумеется, леди не пристало выходить в клуб одной. Ее избранник, загадочный Змей, чье имя не смог назвать никто из присутствовавших, пока не известен свету, однако таким положение вещей надолго не останется.

Конечно, многие попытаются оправдать юную представительницу респектабельного семейства: ведь покойный барон Фрейбург не отличался верностью, а нынешний кавалер леди Эвелин так приятен глазу. Загадочный и опасный, кто устоит перед таким сочетанием? Однако им следует вспомнить, как вели себя на этом вечере наши шифрующиеся возлюбленные. В их поведении все говорило о близости, причем давней, поэтому у меня возникает справедливый вопрос: а был ли Ульрих, барон Фрейбург, единственным в их отношениях, на чьей совести были измены?

Я считаю, что нет! И вот почему — я не зря начала свой сегодняшний рассказ с другой пары. Волею Судьбы пути Александра Грея и младшей леди Гринберг в тот вечер пересеклись. Мы все могли наблюдать, как из невинного флирта разгорелась искра страсти, и как в тот же момент милая Эвелин позабыла о своем спутнике ради возможного наследника ольтенайского престола. Что это было, как не еще одно доказательство распущенности? Для тех же, кто обеспокоился судьбой покинутого леди Гринберг Змея, спешу успокоить вас: привлекательного и таинственного незнакомца незамедлительно подобрала Поппи Мерц…"

Голос Эйзенхарта отвлек меня от брезгливых и частично имевших насильственный характер мыслей о человеке, подписавшем статью как "Сплетница".

— Что? — рассеянно переспросил я.

— Опять читаешь комплименты самому себе? — Виктор скосил глаза на газету, которую я все еще держал в руках. — Я говорю, что у нас теперь есть три убийства. Отрицать это глупо. Еще у нас есть три букета…

— О чем ты? — перебил я, не понимая, как это относится к делу.

— Я еще не рассказывал тебе? — Эйзенхарт вкратце пересказал, как он узнал о языке цветов, и что ему удалось найти. — Сегодня мне опять прислали цветы. К сожалению, слишком поздно, чтобы спасти ее, — добавил он, нахмурившись. — Цветущий миндаль и церцис. "Измена" и "предательство". Учитывая, кто жертва и о какой измене идет речь, думаю, настала пора поговорить с мистером Греем.

Я оставил Эйзенхарта и отправился на работу. Чтобы разобраться с мыслями, я решил пройтись пешком, отчего дорога до университета растянулась на добрых полчаса. Все это время меня не покидало чувство вины, не только по отношению к Амарантин, к чьей смерти я чувствовал себя причастным, но и к леди Эвелин, познакомившей нас. Мне казалось важным, чтобы она узнала о смерти подруги — и, желательно, правду, а не выдумки, которыми будут завтра пестреть страницы газет. Я сомневался, что Эйзенхарт возьмет на себя труд известить ее, поэтому я взял дело в свои руки.

— Я могу одолжить у вас телефонный справочник? — постучавшись в кабинет к своему коллеге, я получил толстенный талмуд, включавший в себя номера со всего острова. — И, если вы не против, я воспользуюсь вашим телефоном, чтобы далеко с ним не ходить.

Я обнаружил, что у меня дрожат руки, когда перелистывал страницы. "А", "Б", "В"… "Га", "Ге", "Гр"… Джошуа Гринберг, Райнхардт Гринберг, — однофамильцев леди Эвелин в книге оказалось на удивление много. Наконец я нашел нужный мне номер…

— Каменный остров, 94–80. Особняк лорда Гринберга, пожалуйста, — попросил я телефонистку.

Мортимер удивленно на меня посмотрел.

— Могу я поговорить с леди Эвелин Гринберг? Да, конечно. Передайте ей, что звонит сэр Роберт Альтманн, и что это важно. Хорошо. Да, — я отмахнулся от танатолога, пытавшегося что-то спросить. — Леди Эвелин?

— Доктор? — послышался в трубке ее голос. — Что у вас приключилось?

— Боюсь, это не телефонный разговор. Вы могли бы встретиться со мной?

— Сегодня? — в интонациях явно проскальзывало недоумение.

— Желательно, да. Прошу прощения за внезапность, но это срочно.

Подумав, она согласилась:

— Хорошо. Кафе "Вест" вас устроит? Я могу быть там через полчаса.

— Я предпочел бы менее людное место, — признался я, не обращая внимания на вытаращенные глаза Мортимера. — Если вы не возражаете, я мог бы приехать к вам…

— Ну уж нет! — рассмеялась леди. — Домой я вас не приглашу, и не ждите. Кафе "Вест", через тридцать минут, — она отключилась, не давая мне времени на объяснения.

Наконец настал момент для изнывавшего от любопытства Мортимера. Во время телефонного разговора он еще сдерживался, однако теперь решил засыпать меня вопросами.

— Это была та самая леди Эвелин Гринберг? Хотя, что я спрашиваю, как будто их несколько. Вы с ней знакомы? Как, откуда? Вы… — его глаза расширились от внезапного понимания. — Духи вас забери, это про вас там было в газете?..

Мысленно я помянул недобрым словом Эйзенхарта, втравившего меня в эту авантюру.

— Понятия не имею, о чем вы, — ответил я со всем возможным достоинством.

— Ну да, конечно, — хитро улыбнулся коллега. — Так откуда вы знаете друг друга?

"Мой кузен подозревал ее в убийстве, мы гнались за ней через полгорода, а потом она поила нас малиновым шнапсом и рассказывала о фиктивной помолвке ради махинации с наследством". Такова была правда, которую я решил не озвучивать. Вместо этого я начал собираться.