Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-98424-170-0

Эта книга завершает серию «Неизвестные Стругацкие» и является шестой во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

— Ничего не закончено. Правда, сейчас будет опубликован, по-видимому, в «Неве» в начале следующего года наш здоровенный, самый большой по объему роман, который называется «Град обреченный». Кусочек из него будет опубликован, по-видимому, в «Огоньке» в скором времени, еще два небольших кусочка — в «Знание — сила». Что еще? Журнал «Смена», видимо, с февраля месяца опубликует «Улитку на склоне». Полностью. Они недавно закончили публикацию «Сказки о Тройке», и теперь ее хочет еще раз опубликовать — вот недавно мне позвонили — один очень странный журнал; в первый раз слышу, — «Социалистический труд».

— В журнале «Знание — сила» печатается сейчас ваш сценарий по повести «За миллиард лет до конца света», который называется «День затмения». А в «Советском экране» промелькнуло сообщение, что фильм по этому сценарию будет снимать режиссер Александр Сокуров. Что вы можете об этом сказать? Ведь сценарий сильно отличается от повести.

— Ну, сейчас еще неизвестно, что будет в фильме, потому что Сокуров, если вы видели, что он сделал с Шоу в фильме «Скорбное бесчувствие», будет снимать фильм свой. Там от Стругацких ничего нет, кроме основы. Кроме повода.

Сейчас мы сделали — не знаю, как это примет Грамматиков — сценарий по «Жуку в муравейнике». Вернее, это первая прикидка, черновик. Мы не хотим пока отдавать его на студию. Сначала мы его с Грамматиковым обсудим, Грамматиков даст свои замечания… то есть выполнит как раз те требования, какие мы предъявляем к режиссеру. Свой талант вложит в сценарий. Тогда мы все послушно сделаем по его пожеланиям… «Пикник на обочине» взялся сейчас снимать режиссер Кара. Он недавно сделал очень неплохую картину «Завтра была война». Оказывается, у него уже давно лежит свой сценарий «Пикника на обочине», никакого отношения к Тарковскому не имеющий. И он попросил студию купить у нас право на экранизацию. Ради бога. И это будет фантастический фильм, а не притча, которую сделал Тарковский. Вряд ли он, конечно, затмит фильм Тарковского, но поскольку Кара режиссер очень добротный, то можно надеяться на интересный фильм.

— Что бы вы могли пожелать нашим читателям?

— Побольше читать. И не только фантастику. Но и фантастику тоже, ведь она обостряет ум, учит рассуждать совершенно по-другому, совершенно с других сторон. И смелее становишься. А это очень важно в жизни. Так что читайте больше. И будьте смелее.

В этом интервью АН не упомянул еще один фильм — «Трудно быть богом», договоренность о съемках которого на базе киностудии Довженко и на немецкие деньги уже была достигнута.

Алексей Герман, хотевший снимать ТББ еще в 60-х, весьма болезненно отнесся к совместному советско-германскому проекту.

Из: Петр Вайль — Алексей Герман. «Трудно быть богом», — сказал табачник с Табачной улицы

<…>

А. Герман. Не вышло, а через много лет я вдруг выяснил, что в Киеве эту картину снимает Петер Фляйшман — европейский режиссер. Почему не я? Уже горбачевская весна, уже выпущен «Лапшин», выпущена «Проверка на дорогах», и у меня, по-моему, уже две Государственные премии — хлоп-хлоп. Рывком можно уйти — то ли кирпичом приложат, то ли госпремия. У меня две, у Светки третья — дождь, который может присниться только папе Михалкову. Я пишу Камшалову, нашему тогдашнему министру: как же это — меня не уважают, а какого-то немца уважают, ему разрешили, а мне запретили. Камшалов вызывает меня и говорит, что этот немец вообще нехороший и чтобы я ехал в Киев и принимал картину.

Я поехал в Киев и увидел декорацию… Рядом с ней то, что мы тут в Чехии построили и что ты видел, — ничто. Там был просто средний областной город — Усть-Илимск. Но чем больше хожу по нему, тем больше понимаю, что он построен бредово, потому что в нем ни ударить мечом, ни проехать на лошади, ни драку устроить. А от меня все скрываются, никто не хочет со мной работать, потому что от Фляйшмана пиво, подарки, а от меня — советские постановочные. В этот момент из декорации выходит маленький симпатичный человек и говорит: «Вы Алексей Герман?» — «Да». — «Я очень рад. Я хочу вас нанять». — «Так вас же, вроде, того». — «Ладно, бросьте вы, я продюсер этого фильма, они ничего не могут сделать, мои деньги, я вас с удовольствием найму, я здесь сойду с ума, удавлюсь, я не могу здесь работать. Видите, что они построили». Я говорю: «Пожалуйста, нанимайте меня, только давайте сценарий перепишем, потому что он глуповатый — не про то». Он говорит: «Тут — стоп, деньги от банков получены под этот сценарий». Я говорю: «Ну тогда ничего не выйдет».

П. Вайль. Тот сценарий был Стругацких?

А. Герман. Нет, Стругацкие продали право экранизации, надругавшись над своим творчеством, — почти гоголевский поступок со сжиганием романа, но это их дела. Стало быть, я опять поехал к Камшалову кляузничать.

П. Вайль. Все-таки непонятно, почему так упорно хотелось снимать фильм именно по этой книге, на этот сюжет?

А. Герман. На том этапе просто потому, что мне запретили, а тому разрешили… С советской властью не то что боролись, с ней никто не боролся, но укусить за одно место было приятно, а там сплошные покусы. Камшалов говорит: «Мы тебе денег дадим, а ты снимай параллельный фильм — это будет здорово. Он снимет, и ты снимешь. А ты сними лучше». Знаешь, эти комсомольские штучки. Я говорю: «У него денег в сто раз больше, а я сниму в два раза лучше? Так не бывает». — «Бывает, докажи, что все дело в искусстве». — «А сколько дадите денег?» — спрашиваю. Он говорит: «600 тысяч». Мы со Светланой сели писать, и ничего не идет абсолютно.

П. Вайль. Вот это самое интересное, хотя и предсказуемое, — что шестидесятническая книга не идет через десятилетия. Почему она не читается сейчас — по крайней мере, с тем же энтузиазмом, — это понятно: известный «эффект Таганки», все эти кукиши и намеки. Но ты ведь знал, на что идешь, почему же не пошло?

А. Герман. Потому что «трудно быть богом» означает, что богом быть трудно. А тут пришел Горбачев и на каждом шагу демонстрирует нам, что нет ничего проще, чем быть богом: этих сейчас раскидаю, этого уберу, Лигачева потесню, и все у нас получится. К сентябрю будем жить не хуже, чем в Англии. А что? Страна большая. Нефти много. У англичан и нефти никакой нет. Смотрите, как на каждом шагу побеждают прогрессивные силы, народ безмолвствует — в том смысле, что поддерживает власть. Байку стало скучно писать. Раньше все понимали, что у Стругацких дон Рэба — это Берия или там Андропов, а теперь так и пиши: Берия или Андропов. Чего намекать? Поди и скажи. <…>

В октябре Авторы продолжают работу над ОЗ.

Рабочий дневник АБС [Записи между встречами]

В ОЗ: Демиург заставляет каждого из апостолов придумывать мир-мечту, а потом отправляет «творца» в этот мир. Парасюхин возвращается с разбитой мордой, недоумевающий. Задумывается.

— Ты врач. Болезнь поражает только подлецов. Твои действия?

— Было. Сначала венерические, потом СПИД. Поражало безнравственных.

— Не то. Там поражало всяких. Страдали и невинные. А здесь — ТОЛЬКО подлецы.

— Письмо молодых врачей (студентов) в «Огонек».

— Людей делят по-разному. Рабочий — капиталист. Черный — белый. Русский — еврей. Так ведь врач должен делить на тяжелых и легких. Тяжелым помогать — в I очередь.

17.10.87

Прибыли в Репино писать 40ЛС.

Разговаривали.

18.10.87

Последняя сцена — отъезд Г. А. во Флору.

Игорь решительно садится в машину.

Иришка рвется — Г. А. запрещает ей и Зое. Зоя дисциплинированно остается. Аскольд держит И<ришку> за локти: «Ничего, я ее подержу. Езжайте». Обмен взглядами на прощанье.

Сделали 3 стр. (39)

Вечером сделали 2 стр. (41)

19.10.87

Сделали 3 стр. (44)

Поздно вечером Игоря вызывает Саня Дроздов. Была демонстрация детей. Вопреки Риве. Рива их разогнала, детей спешно отправили смотреть новую серию «Термократора». Статья Г. А. вызвала взрыв. Завтра будут пикеты. Убрались бы вы по-доброму. Игорь — к Г. А., а там все сидят и обсуждают статью.

Вечером сделали 2 стр. (46)

Аскольд: Вы выступили как поэт и социолог. И никудышный политик. Вы не утихомирили, а возбудили.

Г. А. Я не собирался утихомиривать. И не сумел [нрзб] думать.

Аскольд: Стали думать 10, а оскорбили 10 тыс. человек, бунтуют 10 тыс.

Г. А. 10 — не так уж мало!

«Я не называл имен, хотя я мог бы их назвать. Я был резок, м<ожет> б<ыть>, даже груб, но я не прошу прощения за это. Все, что я сказал здесь, обращено к людям, добрая половина которых — мои ученики и ученики моих учеников. Все, что я сказал здесь, обращено к ним в той же мере, в какой я обращаю это к себе. Стыд и горе мучили меня последние дни, ибо вину за происходящее я принимаю на себя в той мере, в которой может принять ее отдельный человек. И я прошу вас только об одном: замолчите и задумайтесь. Ибо настало время, когда ничего другого делать пока нельзя».