Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

• Название: Федор Волков
• Автор: Борис Горин-Горяйнов
• Издательство: Ярославское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1956

Роман-хроника посвящен жизни и творчеству Федора Григорьевича Волкова (1729–1763), русского актера и театрального деятеля, создателя первого постоянного русского театра.

---

Федор пришел босиком, держа башмаки и чулки подмышкой. В коридорчике обулся. Пошутил:

— А я даже ног не промочил.

— Ты хитрый. А мне бы надо хоть чулки переменить. Мокрешенькие! Ну, да успею…

Шкурин пошел доложить. Торопливо вернулся.

— Государыня вас просит в туалетную.

Туалетная примыкала к спальне. Там было почти темно. Свет проникал только через открытую дверь из спальни. Императрица сильно нервничала. Услышав стук двери из коридора, она почти подбежала к туалетной комнате.

— Вы, Helene?

— Я, государыня. И Федор Григорьевич.

— Оставайтесь пока там. На шторе видны тени. Караулы в парке есть?

— Один, перед самыми окнами вашей спальни. Федор Григорьевич прошел через отмель. Он никого не встретил.

— А как там?

— Все готово, государыня. На рассвете здесь будет Григорий Орлов. Вашему величеству необходимо приготовиться.

— Уже? Впрочем, я давно готова, дорогая. А сейчас помогите мне раздеться; мне необходимо лечь в постель.

— В постель, государыня? — не поняла Олсуфьева.

— Конечно. Надо же перед этими господами проделать церемонию отхода ко сну. Уже второй час, и моя фрейлина вернулась со свидания.

— Ах, да! Я было совсем упустила из виду эти китайские тени.

Они заняли такое положение, при котором оба их профиля четко вырисовывались на шторе. Елена Павловна пододвинула кресло, императрица опустилась в него.

— Федор Григорьевич привез с собою манифест, сочиненный Тепловым и одобренный всеми. Вашему величеству необходимо ознакомиться с ним, — быть может, что дополнить или исключить. Только оный манифест пока у Федора Григорьевича в голове, и его необходимо еще записать для вашего величества.

— Я что-то плохо соображаю, дорогая. Что необходимо записать Федору Григорьевичу?

— Манифест, который вам, государыня, надлежит читать завтра при приведении к присяге. Федору Григорьевичу необходимы перо и бумага. Мы побоялись везти готовый манифест с собою, и Волков выучил его наизусть, чтобы записать здесь.

Екатерина улыбнулась.

— А, поняла! Вы известная умница, Helene. К тому же, чуточку неравнодушны к театральным штучкам. Федор Григорьевич найдет все нужное ему на письменном столике. Федор Григорьевич, вы не забыли тепловского творчества в обществе столь очаровательной спутницы?

— Не извольте беспокоиться, государыня. Я сейчас его протверживал мысленно и ручаюсь, что знаю урок не хуже «отче наш», — ответил Волков, стоя в дверях туалетной и любуясь, как ловко и проворно, а главное, как эффектно на тени Елена Павловна распускает густые и длинные волосы императрицы.

Волков записывал слова манифеста при свете единственной сальной свечи. Олсуфьева перебирала и расчесывала волосы императрицы, вполголоса рассказывая все, что знала о петербургской обстановке, и все детали намеченного плана.

Процедура причесывания тянулась долго. Олсуфьева слишком медленно работала руками и довольно проворно языком.

— Если у этой сцены имеются зрители, то она должна им порядком надоесть своим однообразием, — смеялась Екатерина, мельком взглядывая на китайские тени.

— О, они несомненно имеются! И не думаю, чтобы сцена им надоела. У них в Ораниенбауме, насколько мне известно, ни у кого нет таких роскошных волос… Да и во всей Голштинии вряд ли.

— Манифест готов, государыня, — сказал Волков, появляясь в дверях.

— Благодарю вас, мой друг. Кажется, и мы готовы. Не так ли, Helene?

— Минуточку терпения, государыня. Голштинцы, в награду за свою бдительность, должны получить еще более занятное зрелище. Разрешите избавить ваше величество от вашего вечернего платья и облачить вот в этот пеньюар. Федор Григорьевич, проявите немного скромности и отвернитесь на время в сторону. Подобные зрелища разрешаются только через оконную штору.

Императрица, смеясь, поднялась с кресла, и Олсуфьева с картинными жестами начала расстегивать ей крючки. Неторопливо, все время поглядывая на штору, сняла лиф. Тремя последовательными кругами упали юбки.

Екатерина сделала несколько зябких движений плечами и спиной.

— Отлично, ваше величество, получилось очень эффективно.

— Но мне действительно холодно, Helene. Вы меня, почитай, совсем раздели…

— Я же и одену, государыня. Соблаговолите набросить этот спальный капот. Вот так. Я тушу свечи, за исключением одной. Представление кончилось. Занавес!

— Вы очаровательная актриса, Helene, — рассмеялась Екатерина, выходя из спальни в туалетную.

Она просмотрела манифест.

— Здесь не особенно много сказано, — заметила она.

— Теплов находит, что на первый раз достаточно, — улыбнулась Елена Павловна.

— Ох уж этот Теплов! Очаровательный старый бездельник! В сущности, таких людей следовало бы остерегаться: они способны писать подобные манифесты хоть каждый день и для кого угодно. Но… в редких случаях они могут быть и полезны.

Екатерина внесла несколько поправок, усилила некоторые выражения, каждый раз советуясь с Волковым и Олсуфьевой.

— Сим произведением надлежало бы воспользоваться только лишь как основой, государыня, — заметил Волков. — Все существенное должно вылиться из вашего сердца в надлежащую минуту.

— Да, — вздохнула Екатерина, — только если в надлежащую минуту мое бедное сердце не убежит в пятки.

Волков стал переписывать начисто исправленный манифест. Елена Павловна рылась в туалетных шкафах императрицы. Екатерина нервно шагала из угла в угол по полутемной комнате.

— Который час?

— Скоро три, государыня.

— Когда они обещались быть?

— Уже время подошло. В галерее дежурят Шкурин и Савишна. Григорий Григорьевич Волков проведет гостей по отмели. Вашему величеству необходимо быть готовой каждую минуту. Вам следует надеть темный и скромный туалет, чтобы не бросалось в глаза. Вообще вы должны походить больше на меня, чем на самих себя, — так безопаснее. Федор Григорьевич, вы, кажется, покончили с манифестом? Будьте любезны, побудьте со Шкуриным в галерее, а сюда пошлите Савишну, — нам пора одеваться.

Федор вышел в темный коридор. Екатерина привлекла к себе Елену Павловну и благодарно поцеловала ее в губы.

— Боже мой! Дорогая, вы вся горите, у вас лихорадка!

— Не обращайте на меня внимания, государыня. Меня действительно слегка знобит. Это, вероятно, оттого, что я промочила ноги и не успела переменить чулки.

— Но это же безумие! Разве можно так не беречь себя? Сейчас же извольте переменить чулки и туфли! Вы совсем расхвораетесь. Одевайте первое, что вам подвернется под руку.

Федор вышел в низкую, темную галерею, примыкавшую к главному павильону. Светало. За окнами была молочная белизна. Доверенная камеристка Екатерины Перекусихина дремала в кресле. Камердинер Шкурин стоял на пороге полуоткрытой двери и всматривался в непроницаемую пелену тумана.

— Что там, Басил…

— Тсс…

Шкурин прикрыл дверь.

— Не разберу, наши или немцы?.. Как бы купается кто…

Волков потрогал Перекусихину за плечо.

— Савишна, зовет государыня…

Он в свою очередь приоткрыл дверь в парк. Было совершенно тихо, но где-то в тумане слышались легкие, еле уловимые всплески.

— Прибой, или… — начал Федор.

— Это могут быть и лодки из Рамбова, — сказал Шкурин. — Вы постойте тут, Федор Григорьевич, а я пройду немного вперед.

Федор стоял, напряженно всматриваясь в белую пелену.

Минуты через две в тумане неясно обрисовались два силуэта. Федор сделал несколько шагов вперед. Шкурин шел к павильону, указывая кому-то дорогу.

— Алексей Григорьевич? Сюда. Вы одни? А Григорий Григорьевич? — шопотом спросил Волков.

— Который? Брат? Он отстал. Там что-то случилось с каретой, в которой он ехал. Я верхом. Хорошо, что ваша карета оказалась на месте, а то чорт знает что вышло бы! Ваш Григорий Григорьевич дожидается у изгороди.

Алексей Орлов был в высоких ботфортах, с которых сбегала вода.

Они вошли в галерею.

— Отличная погода, превосходный туман, — промолвил Орлов. — Лучше и придумать нельзя. Только я чуть-чуть не вымок весь! Оступился и попал в глубокую яму. Все благополучно?

— Пока что, да.

— Не следует медлить. Солнце взойдет — не будет такой благодати.

Шкурин и Волков, заперев дверь, повели Орлова к императрице. Екатерина, совсем одетая, в темном платье, прикрытая светлым пледом, полулежала на кушетке. Елена Павловна сидела в кресле рядом, закутанная чем-то меховым.

— Пора вставать, государыня. Все готово, — сказал с порога Орлов, всматриваясь в темноту.

Екатерина приподнялась и сбросила плед.

— Неужели вы думаете, что я сплю? В такие ночи не спят, мой друг.

— Тогда с богом! Момент самый благоприятный.

— Все это так. Но вы посмотрите на эту крошку: она вся горит. Невозможно оставить ее здесь.