Ольга Булгакова - Тяжесть короны (СИ)

• Название: Тяжесть короны (СИ)
• Автор: Ольга Булгакова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Горькая ирония судьбы. Дворец полон придворных, заверяющих принцессу в своей преданности. Но в трудную минуту, когда выход только один — побег, принцесса Нэйла никому не может доверить свою жизнь. Но раз от соотечественников нет проку, может, пленный чужеземец, "враг моего врага", окажется другом? И насмешка судьбы обернется щедрым даром, который не каждому достается в жизни?

---

Медальон постарался на славу. Тон и слова, продиктованные им, вызвали у эр Сорэна желание меня утешить. Взгляд карих глаз был мягким, сочувственным. И я безмерно благодарна виконту за вмешательство. Думаю, если бы не оно, мы бы с братом поссорились. Под влиянием наставника Брэм смягчился, подавил раздражение. Тогда я снова почувствовала, как изменился и вырос за такое короткое время брат. Нетерпеливость, порой даже ребячество исчезли, уступив место самообладанию и сдержанности, достойным короля. И глядя на виконта, подмечая, какие жесты и выражения Брэм перенял от своего наставника, мне было приятно осознавать, что главным советником брата стал терпеливый и спокойный Колин эр Сорэн.

Поняв, что разговор будет долгим, я предложила гостю присесть, сама заняла кресло у окна рядом с устроившимся на подоконнике братом. Виконт, расположившись в кресле напротив, начал вводить меня в курс дела. Он показал долго нарастающее недовольство знати отчимом. Несколькими емкими фразами обрисовал истинную политическую ситуацию последних лет. Сказал, что с того момента, когда власть сосредоточилась в руках Дор-Марвэна, возник негласный союз его оппонентов. В основном состоящий из людей, недовольных Стратегом еще со времен войн с Ардангом. Эти люди и во времена тех компаний противопоставляли себя регенту и оспаривали его решения. А после смерти мамы ситуация лишь усугубилась.

Поддержка народа и солдат, которой так гордился отчим, тоже оказалась мифом. Да, на грань бедствования Стратег Шаролез не поставил, но введенные дополнительные поборы «на войну», то есть на удерживание Арданга под контролем, конечно же, не вызвали народной радости. Не были поводами для восторгов и наборы новых воинов в регулярную армию. Хоть многие оставались в Арданге воевать с повстанцами, но и дезертиров было достаточно. Больше, чем отчиму хотелось бы. Он пытался сократить число самовольно возвращающихся домой солдат, введя смертную казнь за это преступление. Но Брэм не подписал приказ. Тогда Стратег во время одного из визитов в захваченный Тарлан отдал указания воинам на границе с Ардангом убивать тех солдат, которые будут путешествовать без надлежащих сопроводительных документов. Некоторые слушались, некоторые нет, но количество стычек на границе возросло, а дезертиров меньше не стало.

С экономической точки зрения неспокойная провинция на деле приносила больше убытков, чем прибылей. Выгоду получали только новые владельцы княжеств, притока денег в казну Шаролеза не было. Будь арданги покорны, присоединение новой провинции можно было бы считать успехом. Но на деле завоевание Арданга оказалось неудачей, провалом, разоряющим Шаролез. И недовольство Стратегом, более всех старавшимся удержать свободолюбивую страну в подчинении, было понятно.

Считалось, что Дор-Марвэн выиграл войну. Но на самом деле, победив тогда, он проиграл. Проиграл все, что только мог. Уважение, преданность своих соратников, столь важную для него народную любовь. И семью. Думаю, последнюю потерю он не мог осознать и принять, не мог с ней смириться. Возможно, если бы считала Дор-Марвэна человеком, мне было бы его жаль. Но отчим стал для меня лишь монстром, чудовищем, способным на зверства даже не ради выгоды, а ради своей так называемой любви.

Я ненавидела Дор-Марвэна всем сердцем и совершенно искренне желала ему смерти. Но, к сожалению, не могла этого показать. И была вынуждена предпринять еще одну робкую попытку помочь отчиму, когда виконт закончил рассказ.

— Это все настолько отличается от образа, существующего в моем сердце, что даже не верится.

— Понимаю Ваши чувства, Ваше Высочество, — учтиво ответил эр Сорэн. — Но, к сожалению, идеальный образ замечательного политика, славного военного и прекрасного семьянина не соответствует действительности.

— Он существует только в воображении самого Стратега, — вставил Брэм и перевел разговор на другую тему. — Нэйла, я знаю, ты устала, и время уже позднее. Так что мы оставим тебя, отдыхай. Заседание Совета назначено на завтра, на десять утра. А праздник в честь твоего возвращения начнется в пять.

С этими словами брат соскользнул с подоконника и, сделав знак виконту, направился к двери. Уходя, эр Сорэн пожелал мне доброй ночи и сообщил о дополнительной охране.

— Ваше Высочество, на первом этаже башни отныне будет стража, за окнами так же будут следить, — указав на новый шнурок колокольчика, добавил: — А с его помощью Вы сможете позвать на помощь из любой комнаты Ваших покоев.

Я поблагодарила виконта, обняла на прощание брата и ушла в спальню. Служанка, предположившая, что мои привычки не изменились, принесла чай и вышла. Когда дверь за нею закрылась, я заперлась в спальне. Приготовившись ко сну, задернула шторы, отгородившись от всего мира, вынула из тайника подарок Ромэра и, надев кольцо, забилась под одеяло.

32

Большую часть заседания Совета помню смутно из-за застилавшей все на свете ужасной головной боли. Отчим требовал повиновения, медальону удалось полностью подчинить меня себе. Я не смогла вставить в рассказ об ужасном похищении и последующем содержании в отдаленном замке в заточении ни одного своего слова. Только отвечая на вопросы о похитителях, умудрилась вместо продиктованных амулетом имен сказать «Не знаю».

За неповиновение медальон наказал меня жестоко и незамедлительно. Сердце билось с перебоями, между лопаток словно всадили кинжал, а на голове будто утягивали раскаленный металлический обруч. Я едва дышала, сквозь туман видела спокойные лица брата, маркиза Леску, господина Марда (приглашенного ради разбирательства начальника «Ястребов») и многих других. Они не замечали моего состояния, — об этом заботился медальон. Их волновали только дырки в легенде, которые я, пересказывая придуманную отчимом историю, не могла и не хотела заполнять. По мере сил выставляла пробелы напоказ, и придворные с радостью цеплялись за них, задавая наводящие вопросы, вынуждая Стратега вмешиваться и помогать мне отвечать. Надеялась, от внимания собравшихся не ускользнут мои повторения реплик отчима слово в слово. Я пыталась, старалась изо всех сил подчеркнуть, что действую не самостоятельно, а подчиняюсь Стратегу. Судя по настороженным взглядам Брэма и многих придворных, мне это удалось.

К концу собрания, когда мои уловки создали настолько явную картину моей зависимости от отчима и его слов, что игнорировать ее было невозможно, эр Гарди осмелился задать прямой вопрос и об этом. Дор-Марвэн, до того вполне мирно участвовавший в беседе, вдруг вышел из себя, принялся орать, обвинять во всех бедах Леску, Керна и других. Неожиданная вспышка отчима вызвала ледяное молчание обвиняемых и короля, перешептывания других членов Совета. А когда Стратег поутих, эр Гарди повторил вопрос:

— Ваше Высочество, почему Вы только повторяете слова господина регента?

Я страстно желала ответить, хотела рассказать о медальоне. На короткий миг мне даже удалось коснуться пальцами витой цепочки амулета. Но острая, пронзившая все мое существо боль, не позволила, и я, чувствуя, как уходит из-под ног земля, потеряла сознание.

Пришла в себя в башне, в спальне. У моей кровати сидел Брэм и невидящим взглядом смотрел в окно. Услышав, что я очнулась, повернулся. Брат казался мрачным и очень серьезным.

— Знаешь, твоя кормилица считает, ты ведешь себя так, потому что Стратег тебе угрожает, — задумчиво сказал брат. — Поразмыслив над ее словами, я пришел к выводу, что это почти правда. Если бы он угрожал тебе лично, ты бы мне об этом сказала. Значит, он шантажирует тебя мной.

— Это не так, — возразила я.

— Ну да, — хмуро кивнул Брэм. — Так бы ты и призналась…

— Брэм, он, правда, ничего подобного не говорил. Ты неверно понял, — распоряжаясь мой, оправдывал Стратега амулет. А я почувствовала панические настроения далекого отчима.

— Нэйла, я не вижу другого объяснения твоему поведению. Я не хочу, чтобы ты ради меня была вынуждена поступаться своими принципами. Не желаю позволять Стратегу оказывать на тебя давление, — брат говорил жестко, твердо. Каждое предложение звучало утверждением, в котором невозможно было сомневаться. — Мне самому не нравится эта идея, но я считаю, так будет лучше. Ты уедешь. В алонский замок. Завтра же.

— Я никуда не поеду! — отрезала я, резко садясь на кровати. Из-за сильного головокружения тут же вцепилась в постель, чтобы не упасть. К счастью, минутная слабость осталась незамеченной братом.

— Это единственный вариант, при котором я не буду постоянно заботиться о твоей безопасности! — воскликнул Брэм, взмахнув рукой.

— Заблуждаешься, в этом случае ты только об этом и будешь думать. Так же, как и я буду думать лишь о твоей.

— Я не могу тобой рисковать, — упрямо твердил брат.