Борис Никольский - Третья дорога

• Название: Третья дорога
• Автор: Борис Никольский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

Две повести об интернациональном воспитании школьников, о проблемах городского двора.

---

— Пока об этом знают только у нас в институте, — снова заговорил отец, — но через неделю, или через две, или через месяц, если мы сообщим об окончательных результатах опытов, я представляю, какой шум поднимут люди, подобные Осинину, чего только не наговорят они о Колесове! Они только и ждут подходящего момента.

«Он сказал «если», — подумал я, — «если мы сообщим…»

И снова, будто угадав мои мысли, отец спросил:

— Знаешь, о чем мы говорили сегодня с Галиной Аркадьевной? Может быть, мы не должны, не имеем права публиковать сейчас результаты опытов? Ради памяти Колесова? Только ради его памяти. В конце концов у нас есть еще десятки проблем, которыми мы можем заниматься… и занимаемся…

Нет, конечно, он вовсе не ждал сейчас моего совета, он вовсе не ждал, что я сумею помочь ему, он просто разговаривал сам с собой, просто думал вслух — наверно, от этого ему становилось легче…

А я… Я что ж, я ведь никогда не видел профессора Колесова, я не был с ним знаком, для меня он был все равно что Чарлз Дарвин на картинке в учебнике. И я думал сейчас совсем о другом. Я думал, почему это в школе нас учат так, словно все уже давным-давно открыто, словно все уже известно и изучено. Вот обыкновенная клетка, казалось, чего проще — когда в пятом классе мы рассматривали под микроскопом срез кожицы лука. Ядро, оболочка, протоплазма, все на виду, подумаешь, какая сложность! А оказывается, целые институты, сотни ученых бьются над ее загадками, и спорят, и ошибаются, и надеются, и не спят по ночам, и сражаются за свои взгляды…

Я так и не дождался, когда отец ляжет спать. И последнее, что я видел, уже погружаясь в сон, уже чувствуя, как закрываются у меня глаза, была темная фигура отца на фоне окна…

Глава 9. Что я такого сделал?

— Мальчики, — сказала Лилька, — завтра приглашаю вас на день рождения.

— Смокинги надевать? — крикнул Эрик.

— А выпить дадут? — спросил Вадик.

— В лучших домах Филадельфии, — сострил я, — не принято задавать такие вопросы.

— Дадут, дадут, конечно, дадут, — сказала Лилька, — только не очень поздно, ладно, мальчики?

На другой день все шесть уроков подряд я ломал голову, что бы такое подарить Лильке. Обычно даже своим товарищам, мальчишкам, я никогда не мог придумать сколько-нибудь оригинального подарка, пределом моей фантазии становилась авторучка или готовальня, а уж найти подарок для девчонки — эта задача казалась мне совершенно непосильной.

И все-таки я придумал. Я решил подарить ей книгу Ремарка «Три товарища». По-моему, это была удачная мысль, мне, во всяком случае, она очень нравилась. Я даже сочинил замысловатую выразительную надпись: «Лиле. От одного из трех». Это было не совсем точно, но зато красиво. Я имел в виду себя, Эрика и Вадика. Молчаливого Витька и Серегу пришлось не принимать в расчет.

Я старательно отгладил брюки, надел новую рубашку и уже совсем было собрался идти в гости, когда вернулся с работы отец.

Он опять был чем-то расстроен, и лицо у него было усталое, даже темные круги выступили под глазами.

Он выпил на кухне чашку бульона, нашего национального кушанья, нашего фирменного блюда, как обычно шутили мы, и прилег на диван. Раньше с ним никогда такого не бывало, он никогда не любил лежать днем.

— Папа, ты что, плохо себя чувствуешь? — спросил я упавшим голосом.

— Нет, ничего, просто устал немного. Пять часов отсидел на ученом совете.

— Может быть, я не пойду лучше? — неуверенно спросил я.

— Нет, почему же, иди. Иди, конечно.

Я стоял посреди комнаты в нерешительности. В глубине души я чувствовал, что мне лучше не ходить, что я должен остаться с отцом. Но в то же время мне так хотелось пойти! Я ведь собирался весь день, я весь день только и думал об этом, я ведь еще ни разу не был у Лильки дома, в гостях. И потом я же обещал.

Я еще раз посмотрел на отца.

— Пап, ты правда хорошо себя чувствуешь?

— Правда, правда. Иди, а то опоздаешь.

Он оказался прав. Я действительно чуть не опоздал, пришел самым последним, за столом даже не было уже свободного места, пришлось всем потесниться и втиснуть еще один стул. Но зато я оказался рядом с Лилькой, раскрасневшейся, оживленной и веселой.

— А мы думали, что тебя папаша не отпустил, — сказал Вадик.

Удивительно — до чего люди могут быть однообразными! Я молча пожал плечами: мол, ерунда какая, даже и возражать не стоит.

За столом, кроме наших, было еще человек шесть-семь незнакомых. Один парень мне сразу не понравился, может быть, потому, что он тоже сидел рядом с Лилькой, я бы предпочел, чтобы на его месте был кто-нибудь из наших. Он нарядился в какую-то странную куртку, — по-моему, раньше такие куртки надевали рыцари под свои доспехи: спереди она была блестящей, черной, кожаной, а сзади обыкновенной, шерстяной, как свитер. Парня этого звали Юрой, я это сразу усвоил, слишком часто Лилька обращалась к нему по имени.

Сначала за столом все чувствовали себя скованно, не то что во дворе, возле шестой парадной. Хорошо еще хоть — Лилькины родичи, выпив по рюмке за новорожденную и выслушав наши вежливые поздравления, удалились не то в другую комнату, не то в кухню и затихли там, словно их и не было вовсе в квартире.

Разговор вяло перебрасывался с одной темы на другую, потом голоса стали звучать громче, веселее, и скоро за столом уже стоял беспорядочный гвалт, все говорили и спорили разом.

— Все великие люди учились плохо. Ты почитай биографии, почитай…

— У «Зенита» никаких шансов…

— По радио говорили, я же сам слышал…

— Нет, ты ответь, ответь, почему «квас» пишется вместе, а «к вам» отдельно?

— Подумаешь, я однажды три стакана портвейна выпил, и ничего, ни в одном глазу!

— Нет, я лично влюблена в Козакова…

— Девочки, а правда говорят, что Лолита Торес больше не будет сниматься?

— Ну, ты даешь, мотороллер лучше мотоцикла?

Разговор был как разговор, сумбурный, ни на чем долго не задерживающийся, обычный застольный разговор. Но вдруг я почувствовал, как что-то в нем начинает меня раздражать. Уж слишком часто и слишком уверенно звучал за столом голос Лилькиного соседа. Этот парень, точно жонглер в цирке, ловил обрывки споров то на одном конце стола, то на другом и повсюду тоном знатока успевал вставить свое слово, пояснял, растолковывал, подтверждал или говорил «нет». Поразить он хотел нас своей образованностью, что ли? Он знал, что Лолита Торес действительно сниматься больше не будет, что портвейн «три семерки» — мура, что из последнего французского фильма вырезали два самых интересных куска, что японские транзисторы — лучшие в мире, и что мотоцикл К-150 никуда не годится.

О мотоциклах за столом говорилось особенно много. Мы все последнее время мечтали о мотоциклах. И я тоже.

Когда-нибудь я куплю себе мотоцикл и белый шлем, такой, как у настоящих гонщиков, и черную жесткую куртку, получше, чем у этого типа. Мотор ревет, ветер свистит в ушах, ветер ударяет в лицо — хорошо!

Я уже приготовился вмешаться в спор о мотоциклах, я хотел показать, что тоже кое-что понимаю в этом деле, но тут Лилька сказала мне:

— А знаешь, у Юры есть свой мотоцикл. Ему отец подарил, когда Юре исполнилось шестнадцать лет.

Значит, мало того, что этот Юра имеет свой мотоцикл, он еще и старше меня! У меня сразу пропало желание вмешиваться в спор.

Но странное дело, чем сильнее меня раздражал этот тип, тем больше мне хотелось, чтобы он обратил на меня внимание. Чтобы он посмотрел на меня и подумал: «Интересно, кто такой этот неразговорчивый, задумчивый парень?» И чтобы он спросил об этом у Лильки. И чтобы Лилька ответила: «Как, неужели ты не знаешь? Это же…» Но что она должна была сказать дальше, я никак не мог придумать.

Было много всякой вкусной еды. Эрик и Вадик наперебой рассказывали анекдоты, Лилькины подруги смеялись…

— Старик, что это у тебя за значок?

Я даже не сразу понял, что Лилькин сосед обращается ко мне. Но Лилька дернула меня за рукав и повторила, словно переводчица:

— Юра спрашивает, откуда у тебя этот значок?

— A-а, этот? — небрежно сказал я. — Это мне отец привез из-за границы… Из Югославии. Он был там на симпозиуме.

Наверняка он не знал, что такое «симпозиум», и никто за столом не знал, я был уверен. Ему пришлось молча проглотить это слово, не мог же он при всех спрашивать меня, что оно значит.

— А, — сказал он, — я так и думал, что из Югославии.

«Ну да, конечно, так он и думал!»

— Это еще что! — сказал я. — А вот у меня марочки есть заграничные, ценные! Моему отцу откуда только письма не приходят, даже из Австралии…

— Из Австралии? — сказала Лилькина подруга. — Ой, как интересно!

— Да, из Австралии ему один доктор пишет, и с Новой Зеландии… И из Америки… — Я почувствовал, что за столом стало тише, что говорю уже один я, и это подстегнуло меня еще больше. — Мой отец говорит, что в вопросах, которыми он занимается, по-настоящему разбираются всего несколько человек во всем мире…