Вигант Вюстер - «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду

• Название: «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду
• Автор: Вигант Вюстер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9955-049

«БУДЬ ПРОКЛЯТ СТАЛИНГРАД!» (Verflucht seist du, Stalingrad!) — после катастрофы на Волге, где полегла армия Паулюса и был развеян миф о «непобедимости» Рейха, не было в Вермахте худшего ругательства и более страшного проклятия. Здесь, в огненной преисподней Сталинграда, сгорела гитлеровская мечта о мировом господстве и был остановлен германский «дранг нах остен». А те, кто пошел дальше на восток, брели в бесконечных колоннах немецких военнопленных. Среди этих обмороженных, израненных, умирающих от голода доходяг был и Вигант Вюстер, прошедший все круги Сталинградского ада и из 20-летнего блестящего офицера превратившийся в седого дряхлого старика, который на всю оставшуюся жизнь затвердил фронтовую мудрость: «Будь проклят Сталинград!»

Обо всем этом — о беспощадной бойне в волжских степях и утерянных победах, о неслыханных потерях и невиданном разгроме, сломавшем хребет Вермахту, — он рассказал в своей книге, признанной одним из самых страшных свидетельств о Второй Мировой.

Перевод: А. Кияйкин

---

Полковник Эберхард Шаренберг, командир 171-го артполка, в сентябре 1942 г. переведен в артиллерийское училище.

Подполковник фон Штрумпф, командир III батальона 171-го артполка, принял полк 14 сентября. Он уже временно командовал полком с 30 июня по 20 августа

В середине сентября батарея Вюстера перешла на позиции в городской черте. Это первое фото города, сделанное Вюстером у боковой ветки Царицынской балки. На этой ранней стадии битвы, многие из домов стоят неповрежденными. Постепенно они падут жертвой огня, взрывов или германской потребности в дереве

В стереотрубу можно было различить на окраинах Сталинграда многочисленные бункеры из земли и дерева. Наша пехота медленно и осторожно прокладывала себе путь через эту линию укреплений. Когда они подбирались достаточно близко, появлялись штурмовые пушки, подъезжая к бункерам и размолачивая им амбразуры. «Штурмгешютц-III», тяжело бронированные спереди, без башни, так что имели низкий профиль, вооружались мощной 75-мм пушкой. Штурмовые орудия были также успешными истребителями танков. Поэтому было неправильно, когда их использовали вместо танков.

Штурмовые орудия заставили замолчать большинство бункеров. Там, где это не удавалось, работу довершала пехота с огнеметами и подрывными зарядами. С безопасной дистанции моего наблюдательного пункта раскалывание бункеров выглядело очень профессиональным и естественным. Мне лишь приходилось вспоминать русские бункеры в лесу Вета, с которыми нам пришлось столкнуться год назад, чтобы сполна оценить, насколько опасен этот вид боя.

Едва приканчивался один бункер, как начиналась подготовка к уничтожению следующего. Та же процедура со штурмовыми пушками и огнеметами повторялась снова и снова. Впечатляло, насколько спокойно наша пехота занималась своим тяжелым делом, несмотря на потери и напряжение. Это был нерушимый боевой дух, без излишнего патриотизма с флагами. Шовинизм был для нас в ту войну редким чувством. В конце концов, от нас его вряд ли стоило ожидать. Мы твердо верили, что исполняем свой долг, считали, что драка неизбежна, и не считали эту войну войной Гитлера. Может быть, это не столь исторически верно, когда всю вину за ту войну и ее ужасы возлагают исключительно на Гитлера.

В частности, американский президент Рузвельт хотел уничтожения Германии с середины 1930-х. Черчилль хотел того же. Американские просионистские еврейские организации были сравнительно равнодушны к судьбе европейских евреев. Серьезных попыток спасти евреев не делалось, потому что они больше заботились о своем финансовом мире бизнеса. Сталин, для того чтобы поставить европейских коммунистов под советский контроль, должен был ослабить гитлеровскую Германию как мощный фактор влияния. Рузвельт так этого до конца и не понял, а Черчилль понял слишком поздно. Если бы не боевой дух рядового германского солдата, независимо от любой национал-социалистской идеологии, наш дух был бы слаб и ни один суровый офицер не погнал бы нас вперед.

На этот раз простой солдат на фронте верил в необходимость этой войны. Привыкнув к постоянному риску и образу мышления наемника, он все еще полагал, что лучший шанс на выживание дает не очень серьезная рана, потому что вряд ли стоит рассчитывать долго оставаться целым и невредимым.

Нашего командира полка, оберста Шаренберга, перевели в артиллерийскую школу. Его сменил фон Штрумпф, старый седой солдат, ранее командовавший 3-м батальоном в чине майора. Его уважали во всем полку, и совсем недавно он получил чин подполковника. Странно, что фон Штрумпф должен был стать преемником Бальтазара, который был оберст-лейтенантом значительно дольше. (Примечание издателя: фон Штрумпф был произведен в майоры 1 января 1939 г., а в подполковники — 1 января 1942 г., в то время как Бальтазар был повышен до подполковника лишь 1 апреля 1942 г. Неудивительно, что фон Штрумпф принял командование полком — он был старшим батальонным командиром.) Я воспользовался возможностью, предоставленной сменой командиров, чтобы сделать запрос о своей жалобе, и получил ответ, что вопрос скоро будет рассмотрен.

13 сентября несколько пехотных дивизий начали наступление на Сталинград. После короткой артподготовки, подкрепленной несколькими залпами «Небельверферов» разного калибра, наша пехота в сопровождении нескольких штурмовых орудий пошла в наступление. Когда солдаты дошли до окраины города и исчезли среди деревянных домов и садов, настоящий ад, устроенный залпами ракет «Сталинских орга́нов», заставил целый поселок исчезнуть в огне и дыме.

Вскоре я получил запрос стать корректировщиком в передовых частях, связываться с пехотой и пытаться оказывать им огневую поддержку в уличных боях. С основного наблюдательного пункта больше ничего не было видно. Мы двинулись в сторону города через летную школу. Слева и справа были поврежденные самолетные ангары и современные казармы, построенные в сельском стиле. Передо мной, но на безопасном расстоянии, вспыхивали бесконечные разрывы «Сталинских органов».

Я как-то сумел пройти через все это со своими радистами. Фургон телефонистов на лошадиной тяге проехал мимо нас в сторону города, укладывая кабель, чтобы обеспечить надежную связь. Когда мы дошли до первых paling заборов вокруг небольших садиков домов городской окраины — часто это были примитивные плетеные заборы вокруг хижин, — мы увидели отчаявшихся женщин в белых головных повязках, пытавшихся защитить своих маленьких детей, пока они пытались вырваться из города. Мужчин нигде не было видно. По виду ближайших районов город выглядел брошенным. Впереди фургон телефонистов встал на разбитой, ухабистой, частично заасфальтированной улице.

Вюстер вошел в двухэтажный дом на пересечении Карской улицы и главной дороги из летной школы, чтобы осмотреть местность. Хотя здание снаружи не выглядело сильно пострадавшим, внутри картина другая: ударная волна от бомб и снарядов выбила стекла и двери, обрушила штукатурку потолка. Здесь Вюстер оборудовал наблюдательный пункт

С этого места Вюстер лучше видел город. Снимок сделан строго на восток. Слева идет дорога из летной школы, справа Карская улица. Подбитый Т-34 стоит на перекрестке. Большие здания на заднем плане — спиртзавод, известный немцам как «водочный завод». Четыре месяца спустя в его подвале закончится история 171-го артиллерийского полка. Темная полоса на обочине — грунт, выброшенный из большой траншеи, идущей слева направо, под дорогой и дальше

Из другого окна Вюстер глядит на юг. На горизонте — мощное здание элеватора. Горизонтальная темная линия на переднем плане — продолжение траншеи, показанной на предыдущем снимке

Страшный шум заставил нас укрыться. Затем на дорогу обрушился залп «Сталинских органов». Фургон исчез в облаке огня. Он был в самой его середине. «Прямое попадание», — сказал радист с состраданием в голосе, тоном, выдающим облегчение от того, что пережил этот налет. Это напоминало принцип святого Флориана — «спаси мой дом, сожги другие». К нашему абсолютному удивлению, ничего не случилось. Люди, лошади и фургон остались целыми. Переводя дыхание, солдат выдавил шутку, чтобы скрыть страх: «Больше грязи и шума, чем оно того стоит».

Я не мог полностью с ним согласиться. Продолжая двигаться вперед, мы постоянно попадали между разрывавшимися ракетами «Сталинских орга́нов», одновременно покрывавших большую площадь. Они производили подавляющее действие. Без какого-то укрытия на дороге мы лежали среди разрывов, но с нами ничего не происходило. Поскольку заряд располагался на самом конце ракеты, осколки разлетались конусом вверх и не рассыпали осколков вокруг, как обычные артиллерийские снаряды с ударным взрывателем. Самыми опасными были рикошеты, отлетавшие в воздух перед разрывом.

Вид огня и дыма от снарядов «Сталинских органов» показывал, как они работали. Но и при этом их общее действие ужасало, хотя и было слабее, чем казалось на первый взгляд. Мы, собственно, к ним привыкли. (Согласно личному делу, оберст-лейтенант Бальтазар был ранен в затылок 13 сентября 1942 г. осколком снаряда, но остался в батальоне. Два дня спустя, 15 сентября, он был награжден знаком за ранение в серебре.)

С высоты южнее Царицы подполковник фон Штрумпф тоже запечатлел первый взгляд на город и реку за ним. Центр города на этом снимке слева. На Волге горит грузовое судно

Вюстер осторожно приближается к другому Т-34. Хотя он кажется брошенным, рисковать не стоит. Осторожность буквально чувствуется в нижнем снимке. Движение по открытому месту может быстро окончиться смертью от снайперской пули или спорадического минометного, артиллерийского или ракетного огня