Арнхильд Лаувенг - Завтра я всегда бывала львом

• Название: Завтра я всегда бывала львом
• Автор: Арнхильд Лаувенг
• Издательство: ИД «Бахрах-М»
• Жанр: Медицина
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94648-078-9

Арнхильд Лаувенг родилась в 1972 году. Кандидат психологических наук, практикующий клинический психолог. В семнадцатилетнем возрасте была направлена в психиатрическую лечебницу с диагнозом шизофрения. Последующие десять лет ее жизни — череда добровольных и принудительных госпитализаций. Последний раз она была госпитализирована в возрасте 26 лет. Арнхильд полностью победила шизофрению и сегодня имеет возможность говорить о болезни и как профессиональный психолог и как бывший пациент. Она погружает нас в мир голосов и галлюцинаций, где ее преследует армия крыс, а волки с горящими желтыми глазами оскаливают слюнявые пасти. Она раскрывает внутреннюю логику и смысл ошибочных восприятий и симптомов. В этой книге хроника ее борьбы с болезнью.

Пациентка Арнхильд рассказывает о своем опыте, о попытках врачей найти с ней контакт и о своих переживаниях, о поддержке близких, вопреки всему не терявших надежды. Психолог Арнхильд анализирует методы, к которым прибегали врачи, и объясняет их успех или неудачу. Уникальный опыт излечившегося человека, описание болезни «изнутри» представляет огромный интерес для психиатров, психологов, больных людей и их родственников, для самого широкого читателя. Художественная манера изложения, проникновенность, с которой написана книга, делает чтение захватывающим. Это потрясающая история победы, в которую мало кто верил.

---

Психологи Гласс (Glass) и Зингер (Singer) изучали вопрос о том, как важно для нас сохранять представление о контроле над ситуацией даже в условиях, когда мы на самом деле ее не контролируем. Двум группам они дали выполнить одинаковое задание, состоявшее из совершенно несложных математических и лингвистических задачек. Одной группе во время выполнения задания все время мешали непредсказуемо возникавшие интенсивные и неприятные шумовые помехи, в то время как другая группа работала в спокойной обстановке. После короткого перерыва обеим группам были выданы новые задания, но на этот раз обе работали в спокойной обстановке, в условиях тишины, не прерываемой никакими шумами. При сравнении результатов второго задания оказалось, что группа, которая все время работала в спокойной обстановке, показала гораздо лучшие результаты. Это указывает на то, что на самом деле условия у них были неодинаковые. И та группа, которая начинала работу в условиях непредсказуемых и неконтролируемых помех, перенесла это впечатление на новую ситуацию, и это не позволило ей добиться более успешных результатов.

Эта группа была лишена контроля над ситуацией, и у нее не было уверенности, что это не повторится снова, поэтому ее участники не могли полностью сконцентрироваться на решении полученных задач. В следующем эксперименте Diac и Зингер пошли еще дальше. Они снова взяли две группы случайно подобранных испытуемых и предложили им решать языковые задачи. На этот раз обе группы были подвергнуты воздействию шума, такого же интенсивного, неприятного и непредсказуемого, как в предыдущем эксперименте. Но в одной группе у всех участников эксперимента на кресле имелся выключатель, и им было сказано, что если они нажмут на кнопку, шум прекратится. Одновременно их предупредили, что руководитель эксперимента предпочел бы, чтобы они не трогали эту кнопку, и был бы очень рад, если бы они прислушались к этой просьбе, однако, они могут поступать по своему усмотрению. Никто из подопытных не нажал на кнопку. Но они хорошо знали, что могут это сделать. Когда их потом спросили, как они воспринимали ситуацию, они отвечали, что, по их ощущению, ситуация была у них под контролем. Шумовое воздействие, которому подвергались обе группы, было одинаковым по интенсивности и продолжительности. Однако их результаты заметно различались. Группа, которая считала, что она может что-то сделать, чтобы улучшить свою ситуацию, гораздо лучше справилась с заданием, чем та, которая чувствовала себя бессильной перед непредсказуемыми помехами. И это притом, что со стороны их ситуация выглядела совершенно одинаковой, и никто не нажимал кнопку. В этом не было необходимости. Достаточно было того, что она есть.

Нечто похожее описано у Сельмы Лагерлеф в новелле «Сокровище императрицы». В ней говорится о бедном рыбацком поселке, на который обрушились неурожай и природные катастрофы, так что его жителями, в конце концов, овладевает апатия, они так подавлены страхом, что не решаются взяться ни за какое дело. В эту рыбацкую деревню приезжает императрица. От души пожалев этих людей, на которых ей больно смотреть, она говорит, что дарит им большое сокровище на черный день. Если все станет совсем уж плохо и от беды не будет другого спасения, их выручит сокровище. Сокровище лежит в запертом сундуке, и никому в деревне точно неизвестно, что же там находится, все знают только, что это громадное богатство. Сундук заперт на несколько замков, и у самых доверенных людей деревни хранится ключ от какого-нибудь одного замка, потому что открыть сундук можно будет только тогда, когда все единодушно решат, что настала такая нужда, от которой нет другого спасения.

И вот жители деревни, получив уверенность, что до последней крайности дело никогда не дойдет, отважились рискнуть и вновь попробовать свои силы. Они получили кнопку, которую можно нажать, чтобы в крайнем случае выбраться из безнадежной ситуации, и этого для них оказалось достаточно. Уверенность в том, что ты сохраняешь контроль над ситуацией, является достаточным условием для того, чтобы поверить в свои силы, так что поселок вновь пришел к процветанию благодаря усилиям его обитателей. Сельма Лагерлеф заканчивает свою повесть тем, как спустя несколько поколений сундук открыли — не потому что заставила нужда, а потому что теперь это уже не имело значения для развития общины. Оказалось, что богатство там лежало довольно скромное; как сокровище оно не сыграло бы для общества значительной роли. Но для чувства уверенности и как возможность контролировать ситуацию оно было бесценно.

И вот опять перед нами большая дилемма. Если мы возложим на пациентов ответственность за их действия, есть риск, что она окажется для них слишком тяжелым грузом, что они не выдержат критики и осуждения, которые обрушат сами на себя заодно с окружающими, и будут парализованы чувством страха, вины и стыда. Но если совсем снять с них ответственность, и всю вину за их действия сваливать на болезнь, мы тем самым отнимем у них контроль над жизненной ситуацией и рискуем сделать из них пассивных, безынициативных и парализованных страхом людей. Госпитализированные пациенты находятся между этими двумя полюсами, и борьба за выздоровление требует от них искусного балансирования между этими крайностями.

Симптом — это своего рода язык, который иногда может помочь безъязыкому. Лечить его, не задумываясь о том, симптомом чего служит данный симптом, представляет собой безответственный и неэффективный подход. Важно помнить о том, что зачастую симптомы связаны с тем, что человек лишился других возможностей выражать свои потребности и потому пользуется единственным доступным способом. С другой стороны, симптом часто говорит очень печальным языком, он ведет речь о том, что всем нам, в громадном большинстве, хочется, чтобы нас замечали, понимали и любили, причем это желание сопряжено со стыдом. Мы мечтаем, чтобы в той или иной форме нас хвалили, чтобы нам уделяли внимание, и время от времени нам обязательно хочется находиться в дружеских отношениях с другими людьми.

Иногда мы достигаем многого, иногда — нет. Иногда добиваемся своих целей, иногда — нет. Поэтому самое главное, чтобы мы, кем бы мы в данный момент ни были — пациентами, санитарами, родственниками, или выполняли бы какую-то другую роль в обществе — почаще говорили друг другу: все мы в равной степени люди. А у людей порой все получается так, как надо, а порой они ошибаются. Это совершенно в порядке вещей. Это — закон. Даже самый прекрасный розовый куст в январе становится похож на кучу хвороста с растопорщенными шипами. Так уж устроены розы. Единственное, что нам нужно помнить, глядя на этот куст — в этот момент нельзя принимать важные решения или судить о его достоинствах. Потому что роза, которая в зимнее время, казалось бы, так и просится в компостную кучу, летом может обернуться воплощением благоуханной красоты. Все меняется. Никто не может постоянно радовать цветением. И очень важно, чтобы мы все помогали друг другу строить такое человеческое общество, в котором нашлось бы место для всех, чтобы ни одно растение не погибло, не успев расцвести.

Сохранный остаток

Я переживала один из моих хороших периодов. Мне они не казались такими уж хорошими, но, по крайней мере, они были лучше того, что представляло их альтернативу: острый психоз и госпитализация в закрытом отделении без права выхода за его пределы. В хорошие периоды я, как правило, получала сильное медикаментозное лечение, но могла жить дома или в открытом отделении и мне разрешалось выходить за пределы больницы. В один из таких дней, когда мне позволили погулять, меня пришла навестить девушка, которая раньше была моей лучшей подругой. Мы не виделись с ней уже год, потому что все это время я была слишком больна, чтобы с кем-то встречаться. До того, как я заболела, мы встречались с ней почти каждый день, отправлялись в долгие прогулки по окрестностям и болтали обо всем на свете. И вот она снова пришла, и мы опять собрались погулять. И поболтать.

Я чувствовала себя немного не в форме, находясь под сильным влиянием лекарств, но более или менее могла передвигаться на ногах, не испытывая при этом больших затруднений. После продолжительного пребывания в пределах больничного отделения мир. полный кипучей жизни, где столько людей, машин, птиц, велосипедов, произвел на меня несколько ошеломляющее впечатление, но это была не первая моя прогулка, и до сих пор я с этим неплохо справлялась. Но вот с разговорами дело другое. Я так радовалась им заранее! Все это время мне их ужасно не хватало, и я думала, что будет просто чудесно провести время с подружкой, которая пришла лично ко мне и хочет побыть со мной, не потому что ей за это платят, а потому что ей самой так хочется или потому что мы все-таки раньше с ней дружили. Но о чем мне было говорить? О чем можно говорить, когда возобновляешь контакт после долгого пребывания в больнице или когда обеим участницам нет еще двадцати лет и они не знают, как вести себя в отношении таких трудных или табуированных тем, как психическая болезнь и больница? «Смотри, вон птичка!» — говорю я. «Да!» — отвечает она. «Какая же она хорошенькая!»… Но это была всего лишь обыкновенная синичка, и мы обе это знали.