Ирина Арбенина - За милых дам

• Название: За милых дам
• Автор: Ирина Арбенина
• Издательство: Изд-во ЭКСМО-Пресс, Изд-во ЭКСМО-МАРКЕТ
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004427-5

Один за другим погибают друзья и знакомые состоятельной дамы Марины Волковой, Студентка Аня Светлова, дающая ей уроки английского, случайно обнаруживает, что кто-то пытается превратить Марину в послушную марионетку, используя опасный психотропный препарат.

Начав собственное расследование, Анна чувствует — убийца дышит ей в затылок. Но девушка может за себя постоять… Так чьи же нервы окажутся крепче и кто первым нанесет удар на поражение?

---

Смущал клиенток, конечно, сам способ, так сказать, лишения жизни… Кое-кто предпочел бы, конечно, чтобы Зульфикар, скажем, использовал огнестрельное оружие… Это было бы как-то поизящнее, поромантичнее… Обидел женщину — получи пулю. Но Зульфикар не умел стрелять. Он вырос в башкирской деревне, и его односельчане сроду не видывали пистолетов. Зато у каждого из них были бараны. И вспарывать им животы — молниеносно, без возни и оглушительного верещания, без лишней крови, одним неуловимым движением — умел с детства каждый деревенский мальчик.

Вот такой тесак с самодельной рукояткой, сделанный из рессоры, и хранился у Зульфикара дома. Он привез его когда-то из родной деревни, куда ездил в отпуск. Зачем, и сам не знал… Пожалуй, это было что-то вроде ностальгии по детству… Запах детства связывался у Зульфикара в подсознании не с молоком и не с медом. Его детство пахло парным, только что освежеванным мясом. Зульфикар давно уже стал вполне городским человеком, и единственное, к чему он не мог никак привыкнуть, так это к безвкусному мороженому продукту, который горожане почему-то считали мясом. Даже рыночное мясо, обескровленное, подсохшее, пропутешествовавшее пару дней до прилавка, уже не имело той живительной силы, которой обладает только что заколотая, дымящаяся, алеющая свежей кровью плоть… Именно она питала силой степных кочевников, предков Зульфикара, и делала мужчину мужчиной. Без такого мяса Зульфикар скучал. Без него он делался вялым, холодным горожанином.

Между лестничной площадкой и квартирой Светловых существовало некое пространство — что-то вроде общего коридора. Соседи здесь держали детские санки и лыжи, а родители Ани Светловой — старый платяной шкаф, набитый доверху газетами и журналами, выкидывать которые — архив эпохи все-таки! — было почему-то жаль.

С того дня, когда Анины родители погибли в автокатастрофе, прошло уже больше трех лет, но она ничего, даже в самой мелочи, не изменила в квартире… Ей казалось: пока все здесь по-старому, частица их души остается рядом с ней.

Шкаф был скрипучий и с сюрпризом. Он не запирался, и стоило его чуть задеть — дверца со скрипом, сама собою отворялась… И непредупрежденный гость оказывался нос к носу со своим зеркальным отражением, поскольку на внутренней стороне дверцы было довольно большое зеркало. Гости женского пола были даже рады этому обстоятельству — можно поправить прическу, полюбоваться собой при параде.

Дверь «предбанника» запиралась чисто символически, как говорится, от доброго вора — на легкий слабый замочек, открыть который можно было запросто обыкновенной булавкой.

Анна попрощалась с Петром, в последнее время взявшимся ее провожать, возле лифта. Открыла замок и остановилась: в «предбаннике» было темно. Лампочка, по всей видимости, перегорела, и коридор освещался только четырехугольником света, проникавшего с лестничной площадки.

— Ну что там? — спросил ее Петр, уже вызвавший лифт, чтобы спускаться вниз.

— Темно, — пожаловалась Анна.

— Ну-ка погоди… — Петя отодвинул ее, шагнул вперед, в «предбанник», и остановился.

…Неизвестно, есть ли этому научное объяснение, но еще с детства Стариков обратил внимание: в темноте запахи становятся как бы сильнее. Возможно, потому, что зрение не может работать в полную силу, и тогда обостряется, работая за двоих, обоняние. У кого-то, верно, слух или осязание, а вот у Пети Старикова — нюх… Обоняние, которым он был щедро одарен от природы, как его прапрадед, владевший, по родственным преданиям, парфюмерной фабрикой.

Познакомиться с человеком для Старикова означало привыкнуть к его запаху. Симпатия, влюбленность, расположение — все это почти на сто процентов связывалось для Пети с запахом. По этой же причине особым испытанием были для него поездки в довольно вонючем московском метро, набитом чужими и часто скверно пахнущими телами. Не теснота, не толкотня, а именно запахи были для него главным минусом общественного транспорта. Какая-нибудь тетка, оказавшаяся рядом с ним в вагоне, от которой пахло грязными кастрюлями и несвежим бельем, могла испортить Пете самое безмятежное утреннее настроение.

Сейчас, перед дверью Аниной квартиры, окутанной обычными сладкими детскими Анютиными ароматами, чужой, неизвестный ему запах просто ощутимо шибанул Старикову в нос.

Спокойно, не дергаться, дал себе команду Петр, стараясь даже поворотом головы не выдать свое волнение. Но в узком коридоре могучий Стариков был, как слон в посудной лавке… Его слишком широкое для современной многоэтажки плечо тут же задело старый шкаф… Дверца сию же минуту, как по волшебству, с готовностью отворилась. Петя увидел в зеркале, что сзади на него надвигается какой-то силуэт. Все это произошло в считанные секунды. Фирменный стариковский удар — пяткой, вернее, каблуком в лоб — отбросил незнакомца назад. По кафельному полу, звеня, покатился жутковатого вида нож. Человек попробовал встать на четвереньки и отползти. Стариков ударил его еще раз…

Петя умел (жизнь в любимом городе обучила его по необходимости этому искусству), но не любил бить людей в лицо ботинком «Доктор Мартенс» с металлической прокладкой в носке… Даже когда они приходили в гости с такими тесаками, уместными скорее на бойне, а не в чужом коридоре.

Жалость оказалась на этот раз непростительной роскошью — человек приподнялся и попробовал довольно живо снова уползти…

— Ну нет, не так быстро! — возмутился Стариков. — Нам еще нужно кое-что выяснить.

Человек с азиатским, совершенно незнакомым Старикову лицом стоял по-собачьи на четвереньках.

Петр занес ногу для удара.

— Только быстро и с хорошей отчетливой дикцией, — предупредил он. — Кто нанял?

— Не знаю…

Зубы у азиата были выбиты, и дикция оказалась неважной.

— Мужчина? — Петя пнул его носком ботинка в горло. — Только не ври. Я-то знаю — просто проверяю твою искренность.

— Женщина.

Ответ, по всей видимости, был правдивым… Он и не мог быть иным: «мартенсы» — очень качественная обувь.

Оцепеневшая от этой молниеносной сцены, Анна наконец пришла в себя. Ответ азиата ее почему-то совершенно не удивил.

Вздрогнул и зашумел вызванный снизу лифт… В это время Анины соседи обычно возвращались с работы. Вот чего она никак не хотела, так это чтобы они оказались свидетелями происходящего.

— Отпусти его, — попросила она.

Приподняв горе-киллера за шиворот (без своего тесака, «на вес», азиат оказался не страшным, а легковатым и щуплым), Стариков выкинул его на лестницу и хорошим пинком спустил вниз. Убедившись, что тот не остался отдыхать на ступеньках, пугая мирных жильцов кровью и стонами, а, довольно шустро передвигаясь, устремился вниз, Стариков достал из скрипучего шкафа старую газету — вот и пригодилась — и завернул в нее тесак.

Из остановившегося лифта выплыла Анина соседка тетя Лена Звездицкая.

— Это что ж такое? — запричитала она, разглядывая пятна крови на кафельном полу. — Ну сколько можно этой Люсе говорить! Одевай суке памперсы, когда течка начинается… Это ведь надо так набезобразничать! Ну чем плохи памперсы, когда у собаки такое… «Бэби драй»… превосходный материал… непромокаемый верхний слой… Верно, ребята?

— Это да… — кивнули синхронно Стариков и Анна, чувствуя себя непревзойденными специалистами по памперсам.

Крайним, как всегда, оказался стрелочник — ни в чем не повинная соседская сука Герда породы колли.

— Это случайность! Ну кому нужно меня убивать? Он перепутал этажи! — Анне пришлось повторить это раз сто, прежде чем Петр согласился в это поверить и отправился домой.

В этот вечер Анна долго не могла заснуть… Крутилась, вертелась, даже всплакнула… Ну почему ей даже не пришло в голову, что она может позволить себе быть со Стариковым откровенной?! Потому, что рассказать — значит пожаловаться… Жаловаться — значит ждать помощи. А она не привыкла ее ждать. После того как в машину ее родителей врезался «КамАЗ» и Аня поняла, что осталась совершенно одна на этом свете, она дала себе зарок никогда не раскисать… А это означало полагаться только на себя.

Сегодняшняя встреча на лестничной площадке с тетей Леной Звездицкой снова напомнила Ане о родителях, особенно о маме, и том, как ей ее не хватает… Напомнила о ее потере…

Анина мама не была любительницей разбираться в чувствах, ей было, как она сама говорила, «не до тонкостей» — главное, накормить, одеть. Но когда речь шла о чем-то очень для Ани важном, она умела быть необыкновенно чуткой…

А Звездицкая была Аниной воспитательницей в те времена, когда Анечка еще ходила «под стол» и соответственно — в детский сад…

Сейчас Звездицкая уже была на пенсии и обычно всякий раз, когда Аня ее встречала, начинала свою бесконечную песню… «Анечка, Сидоровы отдали внука в лицей — так хвалят, так хвалят, такие программы… Но ведь это же все за деньги, для избранных».