Чак Лашевски - Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида

• Название: Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида
• Автор: Чак Лашевски
• Издательство: Beavers Pond Press
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Биография певца и киноактера Дина Рида /1938–1986/, написанная американским журналистом Чаком Лашевски. Книга издана в США в 2005 году. /Chuck Laszewski «Rock'n'roll radical: the life and mysterious death of Dean Reed»/

---

Хочу, чтобы ты знал, что цвет кожи человека

Никак не влияет на любовь, живущую в его сердце.

Хочу, чтобы ты знал, что в каждом человеке есть что-то хорошее.

Хочу, чтобы ты знал.

Хочу, чтобы ты знал, что все боги похожи,

Только люди зовут их разными именами.

Хочу, чтобы ты знал, что все они учат одному и тому же.

Хочу, чтобы ты знал.

Хочу, чтобы ты знал, что войны приносят только страдания,

Что все матери одинаково плачут, когда их сыновья погибают.

Хочу, чтобы ты знал, что жизнь — это больше, чем просто игра.

Хочу, чтобы ты знал.

Хочу, чтобы ты знал, когда станешь седым и старым,

Что Пэтти и Дино старались, насколько могли,

Показать тебе, что есть истина, каждый день, каждый день.

Хочу, чтобы ты знал. [102]

Период траура для Патриции длился дольше. Когда съемки фильма наконец подошли к концу, она поддалась уговорам Рида оставить работу и заняться домашним хозяйством. «Дин не хотел, чтобы я работала, — вспоминала она. — Он говорил: "Я не хочу соревноваться с собственной женой". Ему не хотелось, чтобы мужчины глазели на меня, и он хотел, чтобы я одевалась скромнее. Он желал, чтобы я сидела дома и стирала его носки».[103]

В самом начале карьеры Рид взял за правило в день своего рождения садиться за машинку и печатать обзор прожитого года. Из-за практически постоянной занятости он отложил обзор 26-го года своей жизни до 7 ноября. Этот день он встретил в раздумьях об отсутствии эмоционального, духовного и интеллектуального роста, и о том, что женитьба и потеря ребенка истощили его.

«Самым значительным событием моей жизни за последний год стало обретение женщины, с которой я хочу прожить всю свою жизнь, — писал он. — Я влюблен намного сильнее, чем даже мог подумать о существовании подобной любви. Но наш первый год совместной жизни не был похож на то супружество, которого я хотел и которого хочу в будущем. Ни она, ни я не готовы в будущем к той жизни, которую мы вели последний год. За это время мы порой очень сильно обижали друг друга, но после многих часов размышлений я уверен, что проблема была не в том, кто была она, но в том, в какой жизненной ситуации мы находились. Думаю, что мы оба очень много узнали о семейной жизни путем испытаний и ошибок, и если мы никогда не забудем и воспользуемся тем, чему мы научились, мы станем очень счастливой парой и будем далеко впереди сообщества женатых людей. Когда она рядом, а теперь я знаю, что она может быть рядом со мной, нет ничего, чего бы я не смог добиться в жизни. За этот год, возможно, я пережил самую страшную боль, какую я только испытывал, когда мы потеряли нашего первенца, хотя в действительности мы потеряли не ребенка, а лишь представление о ребенке, который должен был родиться. Я начинаю верить в жизнь больше и больше, и сейчас я чувствую, что все к лучшему. В будущем мы должны иметь время для детей, которых мы оба очень хотим. В этот период я написал песню, которую считаю одной из самых глубоких песен, когда-либо написанных мною, это песня, которую отец поет своему сыну, она называется «Я хочу, чтобы ты знал».[104]

Однако Рида снова начинает охватывать беспокойство. Казалось, что для него больше возможностей в одной из тех стран, которые с радостью принимали его в первый раз. Ближе к концу 1964 года Рид оставляет Мексику и отправляется на поиски жилья в Буэнос-Айрес. Семья Рид перебирается в Аргентину.

Глава 8. Злоключения в Аргентине

Этот день в Буэнос-Айресе был жарким и очень долгим для Рида. Он глубоко вдыхал врывавшийся в открытое окошко машины теплый ночной воздух по дороге, ведущей из города в сторону фешенебельного предместья, где они жили с Патрицией. Дин был приятно удивлен, увидев, что жена еще не легла и дожидалась его. Она протянула ему бокал вина, и, устроившись напротив большого камина в гостиной, супруги повели неторопливый разговор. Патриция приютилась рядом с мужем, рука Рида скользнула под ее блузку, и он нежно ласкал теплую упругую грудь, пока что-то рассказывал. Патриция откликнулась на ласку, повинуясь власти его поцелуя. Супруги целовались долго и страстно. Теперь Рид уже был полностью охвачен желанием. Он повернулся и поднялся так быстро и аккуратно, что его рука все еще поддерживала голову жены, когда он наклонился, чтобы поднять ее. Осторожно взяв Патрицию на руки, Рид понес ее наверх по лестнице в спальню. Патриция, отзываясь на каждое его движение, шепотом велела ему открыть дверь в гостевую комнату. Войдя, Рид обнаружил, что в этой комнате немного прохладнее, чем в других, и что здесь его любимая подготовила любовное гнездышко: курительница наполняла комнату ароматами, красный атлас струился по кровати, и по всей комнате мерцали во множестве свечи. Патрисия украсила комнату, чтобы возбудить желание в муже, хотя для него, держащего на руках такую красоту, эта работа была излишней. Рид опустил возлюбленную на атласные простыни. Стянув с себя одежду и оставшись лишь в обтягивающих плавках, он минутку попозировал, позволив жене насладиться видом его крепкого, мускулистого тела. Затем прыгнул на кровать и чуть было не съехал на пол, порушив тем самым волнующий интимный момент, так как оба принялись хохотать над его восторженностью. Дабы вернуть утраченный настрой, Рид просунул руку под голову Патриции и притянул ее губы к своим…

ЩЕЛК. ЩЕЛК. ЩЕЛК.

Дом наполнился грохотом, в котором отчетливо различались оружейные выстрелы и звук разбившегося оконного стекла. Супруги скатились с кровати на пол. Рид подполз к телефону и позвонил в полицию.

— Это Дин Рид. Кто-то обстреливает мой дом. Пришлите сюда кого-нибудь быстро, — сказал он, дважды повторив адрес.

— А стреляют из пистолета или из винтовки? — спросил офицер.

— Откуда, черт подери, мне знать? Это оружейные выстрелы. Они могут ворваться в дом и убить меня. Поторопитесь!

— Конечно, сэр. А сейчас это частый огонь или так: выстрел — тишина — опять выстрел?

— Какая на хрен разница?! — закричал Рид в трубку. — Кто-то стреляет по моему дому. Тащите сюда свои задницы, пока они не убили меня и мою жену!

Он в сердцах швырнул телефонную трубку и попытался сообразить, что делать, если бандиты ворвались в дом. У него не было никакого оружия, за исключением кухонных ножей. Он не мог вспомнить, закрыли ли они двери. Его колотило, и разум, охваченный ужасом, отказывался подчиняться.

Наступила пауза. Затем примерно через полминуты обстрел прекратился, и супруги услышали голоса нескольких мужчин, выкрикивающих с улицы: «Янки, убирайтесь отсюда или вам смерть!» Два автомобиля скрылись в ночи, и атака завершилась. Дин и Патриция нащупали руки друг друга и крепко сжали ладони. Рид не пытался приободрить супругу, говоря, что теперь все в порядке. Он не мог. Единственное, о чем он мог думать, — это о том, что если бы те люди вошли в дом, он и Патриция были бы растерзаны. И ни его слава, ни его обычная отвага не стоили бы ни черта.

«Сеньор Рид, Сеньор Рид?» — послышался голос из гостиной, домработница и ее муж звали супругов. Рид прокричал им, что они с Патрицией в порядке, и попросил их подождать. Супруги медленно оторвались друг от друга и все еще дрожащими руками натянули одежду. Полиция не приехала. Поэтому Рид позвонил своему агенту и менеджеру телеканала, еженедельно транслирующего его шоу. Агент так и не появился, а менеджер прибыл через полчаса, и Рид вместе с ним и домработницей внимательно изучили последствия нападения. Атакующие в основном сконцентрировали огневую мощь на основной спальне, полагая, что супруги Рид уже спят. Окна и балконные двери были разбиты пулями вдребезги. Вся комната была усеяна осколками стекол, а дальняя стена испещрена пулевыми отверстиями, словно угревой сыпью. Две пули застряли в передней спинке кровати. Для стрелявших снизу угол был слишком велик, чтобы задеть лежащего на кровати. Но если бы Дин и Патриция спали там и вскочили, услышав выстрелы, эти пули вполне могли бы найти свои цели. Отсутствие интереса полиции к данному происшествию, чем — как теперь осознал Рид — объяснялись глупейшие вопросы, которые задавал ему дежурный офицер, подтвердилось и позднее. Никакого полицейского расчета не прибыло той ночью. Лишь утром офицер из дневного наряда подкатил на велосипеде к дверям дома, постучался и принял отчет.

Ночное нападение явилось кульминацией направленного на чету Рид террора, обострявшегося в течение нескольких месяцев, с тех пор как они поселились в Буэнос-Айресе в конце 1964 года. Кто-то поджег поляну за виллой рядом с домом прислуги. Их немецкой овчарке подсунули отравленное мясо, собака погибла. После того как Рид исполнил песню «Моя еврейская мама» («My Yiddish Mama») в телешоу, вандалы баллончиками с краской намалевали фашистские свастики на гараже, на парадных и боковых воротах. Эти нападки беспокоили, раздражали, и, как в случае с убийством их собаки, ранили сердце. Но Риду, как и его жене, еще не было тридцати, их обожали миллионы, и они все еще обладали особым даром, присущим молодым людям, — чувством бессмертия. Стрельба же по их дому означала совершенно иное. «До того, как мы попали под обстрел, мы думали, что это какая-то игра, — говорила Патриция. — Мы не были ранены. Нам не причиняли физического вреда».[105]