Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

• Название: Нашествие хазар (в 2х книгах)
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Гепта Трейд
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.

---

Только беззаботным сосунком на кауром жеребчике носился взад-вперёд Марко. От Лагира всей гурьбой и Ерусланом в придачу, позже заехавшим на праздник, отправились в эту поездку; хотел было Селян улизнуть, да не дали: вместе так вместе… Тем более Вышата посулил хорошую опохмелку, — всё крепкое у Лагира ещё ночью прикончили… И теперь хмуро покачивались в сёдлах, мечтая о том моменте, когда достигнут вотчины Яня Вышатича и смогут полечить взварным мёдом больные с перепою головы.

Только им, бедолагам, в эдакую рань надлежало бы бодрствовать, ай нет — на пахотных угодьях сына Вышаты встретили погонычей быков; клешнято переставляя ноги, животные зло и упрямо тянули тяжёлые запашники, но зато сзади них, казалось легко, скручивались черными жгутами на омертвелой земле жирные пласты, от которых исходил тревоживший ноздри пар.

— Ядрёный чернозём! — воскликнул Аскольд, спрыгнул с седла и сунул в борозду пальцы. Разминая свежак, пропустил через них; глаза князя тепло залучились светом. Спросил одного из погонычей, кряжистого старика с длинными жилистыми руками:

— Озимые-то… успеете?.. А хазары?!

Узнав князей, старый смерд степенно поклонился им, потом Вышате, ощерил в улыбке на редкость для его возраста здоровые зубы, ответил:

— Сараны[292] бояться — хлеба не сеять…

Сказанные с достоинством слова хлебороба пришлись по сердцу Аскольду; взглянув на Дира и показав на старика, сказал громко:

— Сразу видать, не холоп и не раб.

— В вотчине у нас их почти нет… — ответил Вышата.

— Княже, я свободный общинник, — гордо промолвил старик. — Это моё поле, а в напарниках у меня сын.

«Такие за своё будут драться до последнего…»

— подумал старший архонт.

Не хватит слов рассказать, с какой радостью встречал и с каким богатым размахом потчевал гостей Янь Вышатич… Головы страждущим сразу поправили, и учинилась затем то самое питие, о котором позднее будет сказано, что оно на Руси есть веселие…

Князьям и отцу Янь сам наполнил кубки, а себе до краёв налил турий, отделанный серебром рог и поднял его на уровень жемчужной верхней пуговицы бархатного кафтана, на который с шеи тяжело падала цепь, взблёскивающая тусклым золотом при каждом повороте мощного, но вместе с тем подвижного тела сына воеводы. Как водится, первым и здравицу произнёс князьям — каждому в отдельности: сначала — Аскольду, потом — Диру.

Подавали в серебряной посуде множество слуг в парчовых одеждах и черных лисьих шапках.

Пили и ели до самого обеда. Позвали скурров увеселять, а упившихся сталкивали под стол или они сами валились туда, где их квёлые слюнявые морды лизали породистые собаки…

Аскольд, как всегда, из кубка лишь пригубливал, и Дир сегодня не увлекался особо: видно, разговор на пашне не давал ему покоя. Да и догадался наконец, зачем позвал его старший брат к Яню Вышатичу…

Наступил вечер. Придвинувшись к Аскольду, правда уже хмелея, Дир изрёк зло:

— Думаешь не вижу, как ты меня перед бондами лбом в стол стараешься угвоздить?..

— Да не в том суть… — возразил Аскольд брату, слегка удивлённый его внезапным наскоком.

— В чем же?! Или суть по-твоему — это из чего ссуть?.. — ехидно засмеялся Дир, чувствуя, как расправляет мохнатые ноги паук, поселившийся в груди со времени принародной постыдной казни за пьянку стражников и готовый теперь изрыгать яд на каждый упрёк Аскольда.

— Пойми, дурья твоя голова, — как можно примирительнее сказал старший князь, — тому, что устроил в своей вотчине Янь, всем нам учиться надобно… Богато живёт он, а в твоём лесном тереме богатство — одни голые бабьи задницы… Красивые, слов нет, только ими от врагов не оборонишься… А на золото, какое есть у Вышаты и его сына, да если оно будет и у других, многое для государства сделать можно… Для чего на крепостных стенах свободное оружие кладём? Знаешь сам, чтоб голь вооружалась. А Янь приведёт ополчение, и то оружие ему не будет нужно; он другим даст… И люди у него за свою кровную землю до последнего издыхания биться станут! Не то что изгои, холопы или рядовичи…

— Нет, мне ты добра не желаешь, — стоял на своём Дир. — Лишь себя вершинным костром показать хочешь…

— Ах, брат, брат!.. Ничего ты, оказывается, из наших бесед не берёшь путного для себя, — с какой-то тоской и даже тревогой промолвил Аскольд. — Не знаю, как и быть с тобой…

— Я тоже архонт, не забывай! — вдруг взъярился Дир. — И у меня право есть, как с тобою решать… Так-то! — Вскочил из-за стола, кликнул своих, тех, кто ещё умел соображать и стоять на ногах. Да и вихрем умчался.

«Талагай борзой…» — подумал Вышата, слышавший каждое слово нехорошего разговора братьев.

Настал день, когда древляне вместе с корабельщиками, помолившись Леду и Велесу и пообещав им скоро вернуться, погрузились на лодьи и начали спускаться вниз по Днепру к устью Роси. Вышата и Ратибор, стоя на палубе головного судна, внимательно наблюдали за берегами.

Когда Днепр раздвоился, договорились идти по одной только протоке — левой, так как она была шире и стрелой ни с какой стороны лодьи не достать… Ни с низкой, ни с высокой.

Никите и Селяну снова показалось: они плывут, как в первый раз, в Византию, если бы не узрели на дальнем берегу всадников в тёмных малахах вместо шлемов и кургузых, не застёгнутых спереди поддёвках, открывавших несмотря уже на холод, голые животы.

— Эк, как они, хазарушки, близко к Киеву подошли, не верится даже! — воскликнул Селян.

— Ничего себе — хазарушки… Обласкал! Сволочи они безбровые! Вишь, дани захотели. Пусть без соли свои шкурки жуют, что после обрезания остаются… — хохотнул Никита.

Хазары не просто стояли, взирая на проходящие внизу днепровские лодьи. Всадники перемещались взад-вперёд и махали руками.

— Теперь гадают: «Куда и зачем русы поплыли?», — сказал Ратибор Вышате.

— Кажись, старейшина, каган первым угодил в ловушку, перешёл мосты через Лыбедь и встал перед валом. В этом месте он пологий. Помню, мы его особо на подложном плане отметили, показав тем самым, что здесь стены приступом брать удобно… Да, завязнут тут хазары, как дождь пойдёт! А завтра он точно хлынет, головой чую: к непогоде побаливает… — Вышата снял шлем, пригладил ладонью волосы.

— Не начнёт ли каган тогда отводить свои войска?

— Начнёт и кончит… Мосты-то уже разобраны! Да в дубраве на всяк случай Дир с дружиной стоит. Только бы нам царю успеть в тыл зайти…

— Успеем. Ты головой непогоду, а я сердцем обстановку чую.

— Дай-то бог Перун!

— А я Леда об этом прошу! — воскликнул древлянский старейшина.

— Сам молился ему и лицезрел в броню закованного, с копьём и щитом… — не преминул сообщить Вышата, думая, что Ратибору будет приятно услышать об этом.

И вправду, улыбнулся старейшина, сказал тихо:

— Спасибо за почитание нашего бога — бога храбрости, бессмертия и мужества. Мы чтим его, как вы Перуна, с мечом, вынутом из ножен и воткнутом в землю… Он у нас, как у греков Марс, у сирийцев — Молох… Знаю, что и норманны устраивают ему из камней храмы и капища.

— Норманны?.. — переспросил Вышата. — Те, которые постоянно нападают на Русь Северную?.. Сказывал нам с Аскольдом об этом купец Селян, кормчим я его беру в походы… Вон он, на носу лодьи стоит.

— А мне Никита сие говорил, он с твоим Селяном, кстати, в Новгород ходил. И о смерти Гостомысла, о новом правителе Рюрике баял… Приглянулся им Рюрик, молодой, сильный…

— Посмотрим, Ратибор, как править зачнёт. Не на силу надейся, а на мастерство. А настоящий умелец и по песку корабль проведёт.

— Ты это о ком, воевода, о Рюрике или своём кормчем?.. — посмеялся Ратибор и поговоркой закончил разговор: — Умелая рука — счастью дорога…

Если бы кто третий слышал Ратибора и Вышату, то мог сказать: «Вы так рассуждаете о будущем, будто уже битва с хазарами произошла и их отогнали от Киева… А впереди предстоят сражения за сражением, и не знаешь, кто уцелеет?..»

Не зря побаливала голова у Вышаты: к вечеру пошёл дождь, и бил он по земле всю ночь и весь день…

9

Жены кагана находились при своём повелителе всегда: в Итиле они занимали выстроенные на острове каменные покои, в походе располагались в круглых юртах из верблюжьей кошмы. Верхи их венчали золотые шестиконечные звезды. Таких звёзд насчитывалось ровно двадцать пять: то количество жён, исповедовавших, как и сам Завулон, иудаизм, которое положено издревле по закону — ни больше, ни меньше…

Младшая Дие, угорка, страстно любимая каганом, находилась в юрте по соседству с его палаткой, и как только начался дождь, Завулон перебрался к Дие, и теперь, лёжа на атласных подушках рядом с горячим, готовым во всякое время отозваться на его ласки молодым телом, вслушивался в монотонный шум беспрерывно секущих по кошме водных струй.