Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

• Название: Нашествие хазар (в 2х книгах)
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Гепта Трейд
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.

---

Беспокойство нарастало. Оно уже перешло в неопределённый страх; Доброслав быстро зачерпнул воды и стремглав выскочил на берег, но — что за диво? — лука и колчана со стрелами не обнаружил, хотя только что оставил их вон у того куста.

Значит, кто-то тут затаился?… И можно ожидать удара острого железного наконечника под лопатку или спереди — под левый сосок. Но тихо. всё так же однотонно шелестит камыш и звезды с небесной высоты помигивают холодным светом. И впрямь зябко. Ветер проник под небрежно распахнутую рубаху. Клуд поёжился. Смотрел по сторонам, но не уходил, какая-то сила удерживала его на месте. Ещё не совсем стемнело, и Клуду удалось увидеть, что лук и колчан со стрелами висят на одном из сучьев дерева, росшего неподалёку, на отшибе от других.

Он подошёл к нему, подпрыгнул и ловко вскарабкался наверх. Уселся верхом на сук и всмотрелся в густую крону над головой в надежде узреть или берегиню, или мохнатого куда, которые вздумали поиграть с ним… Но крона была чиста, и страх снова пронзил сердце Доброслава.

Он перевёл взгляд вдаль и ужаснулся: по высокому берегу навстречу друг другу катились два огромных, выше деревьев, огненных шара. Когда они столкнулись, из их нутра посыпались искры, взметнувшиеся снопами к звёздам… И тут Клуд потерял чувство бытия и времени, будто бы вместе с искрами тоже взметнулся к звёздам и как бы сверху начал обозревать землю: её реки, озера, леса, горы… Но так она, земля, не походила на ту, которую привык видеть в своих путешествиях Клуд, — зелёную и цветущую весною, а летом и осенью жёлтую от созревающих хлебных колосьев на полях смердов, красную от гроздьев рябины, пламенеющих даже тогда, когда выпадает белый-белый снег…

Но видятся Клуду озера с какими-то непонятными для него коричневыми масляными разводами, собирающимися возле берега в густую, непролазную грязь, в которой барахтаются утки и гуси, и всякая озёрная птица — и, не в силах вылезти из неё, падают и погибают. А потом перед взором предстаёт огромная река… Только на миг, чтобы зачерпнуть воды, он увидел её, поразившись величавой мощи волновой стремнины, только на миг… Но почему тогда его глаз может сейчас обозреть эту реку с самого истока до самого устья?! И он знает, что эта река Днепр… «Клуд, ты, наверное, и впрямь колдун… — думает о себе Доброслав. — Захочу и полечу над его широкими водами, как быстрокрылая птица… И узрю всё».

Да, это он, Днепр, родимый! К которому так стремилась душа отца Доброслава, и его желание стало желанием сына… И оно осуществилось!

Почему же не видно тогда парящей над рекою птицы, почему так медленно, словно наполовину задохнувшись, плавают в глубине её вод большие и малые рыбы, — сейчас Клуд способен заглянуть даже на самое дно… Дно реки покрыто черным жирным илом, в котором гниют водоросли и валяется разложившаяся падаль… И если бы человек ступил туда, его бы засосала эта масса, как прожорливая пасть омерзительного животного, втянула бы в себя и не выпустила, пока не умертвила…

Скорее наружу, на поверхность речного простора — но где он, этот простор?! Куда подевался?… Где размашистость и величавость вод, текущих меж берегов, утопающих в зелени?… Каменные плиты стискивают эти берега, и такие же стены перегородили реку, вода уже не стремится к Понту Эвксинскому и, как всё застойное, покрывается зелёной омутной ряской, от которой исходит зловоние. Звери не рискуют более приблизиться к реке, они убегают от неё подалее в лесные чащи, но уже и там нет им спасения… Лес окутан едким, удушливым дымом, падают с деревьев даже зелёные листья, забивая истоки речушек и родники, сохнущие на глазах. Где же напиться?…

Над Днепром сгущается туман… Пролетающие журавли вязнут в нём и издают жалобные курлыкающие звуки…

«Кто всё это сделал?» — вопрошает Клуд. Огненные шары на высоком берегу Днепра снова высыпают в небо множество искр, и оттуда, сверху, слышится:

— Че-ло-век!

«А зачем ему это нужно?» — снова спрашивает себя Доброслав. Но ответа не слышит…

Никак в языческой голове Клуда не может уместиться мысль о таком великом грехопадении людей, издевающихся над природой. «Почему не внемлют жрецы?! И почему так спокойно взирают на такое безобразие сами боги?!»

Но вот шары разлетелись в обе стороны, исчезли, и Клуд будто спустился с неба на землю.

И видит, что сидит на суку дерева рядом с колчаном и луком. Берет их, лезет вниз и думает о том, как хорошо поиграли с ним берегини аль куды… «Смотрите-ка, они даже воду из котелка вылили, ну и проказники», — тихо смеётся Доброслав и снова идёт к реке.

Ох, как вкусно пахнет вода, вон и лёгкий туманен, появился у противоположного берега, проснулись ночные птицы, о чём-то хорошем шепчет мелкая волна, накатываясь на тёплый песок.

«Что же это я такое увидел?… Какое-то странное зрелище… Не может быть, чтобы подобное мог совершить человек… Разве он враг себе?!» Клуд наполнил котелок и услышал зовущий голос друга:

— Брат, где ты?… Где?…

Уже полыхает костерок, сработанный Дубыней, а пёс, завидев Доброслава, с визгом, не свойственным ему, бросается к хозяину с таким видом, будто тот вернулся с того света…

— Ах ты, хороший… — с теплотой в голосе произносит Клуд, гладя Бука по гладкой шерсти. — Зверина ты мой с добрым сердцем…

Бук вдруг бросается вбок, садится и, обернувшись в сторону дерева, на которое влезал его хозяин, начинает выть. Вой его холодит сердце, и Дубыня взмолился:

— Утихомирь пса, Доброслав, Мы уже, считай, добрались до нужного места, а Бук так жутко дерёт глотку, словно оплакивает нас.

— Это не нас с тобой, Дубыня, а землю…

— Не понял тебя, Клуд.

И Доброслав рассказал другу о том, что привиделось ему.

— Поедем отсюда, — предложил Дубыня. — Здесь, наверное, обиталище колдунов и ведьм.

— Прямо сейчас? — спросил Клуд.

— Да. Пойду ловить стреноженных лошадей. А ты готовь седла. Чур меня, чур![143]

…Княгиня киевская Сфандра с дочками и челядью снова гуляла по берегу Днепра и увидела двух всадников и бежавшего с ними рядом волка. Она кинулась к детям, прижав их к своему подолу. Крик подняли мамки. Охранники выхватили из ножен мечи и вмиг окружили всадников и дикого пса.

Клуд и Дубыня спокойно слезли с коней, и Доброслав обратился к княгине:

— Вижу — государыня… Не бойтесь, пёс наш с виду страшен, но без моего приказа и приказа моего друга он никогда ни на кого не нападает. А мы — конные странники, едем из Константинополя, добирались до града Киева через Херсонес и земли уличей.

— Из самой столицы Византии? — невольно вырвалось у Сфандры.

— Да, государыня.

— А что же нужно вам в нашем граде?

— Дело у нас до князей. Важное.

— Все так говорят… Важное дело, важные просьбы… А потом кидаются на князей с ножами, — проговорил кто-то из гридней.

— Хватит тебе, Кузьма. — Княгиня повернулась к рослому охраннику, который был не кто иной, как наш знакомый, избежавший казни, а потом срубивший голову жрецу Мамуну, покушавшемуся на жизнь Дира.

Среди теремных мамок и девок находилась теперь и Деларам, а свою возлюбленную Кузьма не хотел оставлять без присмотра. Заодно князь Аскольд поручил ему охранять и жену с дочерями.

— Дайте сюда ваше оружие, — обратился Кузьма к Доброславу и Дубыне, — и передайте поводья. А вы, мои товарищи, берите всех в кольцо вместе с волком…

Завидя возле терема свору сторожевых собак, Клуд сказал Буку:

— Иди и прижмись к моей ноге — и от неё ни на шаг…

Пёс, подняв голову, взглянул умными глазами в лицо хозяину и проделал всё, что тот приказал.

Охранники переглянулись между собой и удивились:

— Глякось, как понимает. Словно человек в образе зверя. Ай да пёс!..

— Между прочим, Буком его зовут, господа служивые, — разобиженный таким приёмом киевлян, буркнул Дубыня.

— Шагай давай! — прикрикнул Кузьма. — Сей час всё узнаем: и как зовут, и зачем в Киев пожаловали… Конные странники…

И в окружении вооружённой охраны Добро слава с Дубыней и Буком доставили в терем к князю. Аскольд быстро вошёл в гридницу, одетый в простую полотняную рубаху, княжеского только и было на нём что пояс, украшенный жемчугами, с драгоценным оружием, да ещё сапоги из красного сафьяна. Молча уставился, сверля глазами непрошеных гостей. Но те не смутились под его взглядом, так же молча рассматривали киевского архонта, о котором наслышались немало за время своего длительного путешествия.

Создавшееся неловкое положение разрядил грубым окриком Кузьма:

— На колени!

Но Аскольд знаком руки остановил Доброслава и Дубыню.

— Кто такие? — спросил.

— Крымские поселяне мы. Были в Хазарии и Византии… Вернулись оттуда на купеческом суд не. Мечтали увидеть священные воды Днепра, или Борисфена, как называют его хазары и греки. И очень хотели лицезреть тебя, князь киевский, Аскольдом наречённый, и твоего брата. А в том, что ты Аскольд, сомнений нету… Философ Константин, с которым мы ходили в Хазарию, сказывал, что ты белее волосами Дира и по возрасту старше… А философу о тебе и твоём брате рассказывал в Херсонесе главный над твоими купцами Мировлад.