Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

• Название: Нашествие хазар (в 2х книгах)
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Гепта Трейд
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.

---

— Кто такие? — спросил.

— Крымские поселяне мы. Были в Хазарии и Византии… Вернулись оттуда на купеческом суд не. Мечтали увидеть священные воды Днепра, или Борисфена, как называют его хазары и греки. И очень хотели лицезреть тебя, князь киевский, Аскольдом наречённый, и твоего брата. А в том, что ты Аскольд, сомнений нету… Философ Константин, с которым мы ходили в Хазарию, сказывал, что ты белее волосами Дира и по возрасту старше… А философу о тебе и твоём брате рассказывал в Херсонесе главный над твоими купцами Мировлад.

Заслышав это имя, вздрогнул Аскольд, и желваки заиграли на его скулах.

В Константинополе мы узнали страшную весть, — продолжал Доброслав. — Ограбили их и отрубили им головы.

— Эта весть уже дошла до нас тоже, — глухо сказал князь. — Как зовут вас?

— Доброслав и Дубыня. А это наш Бук — помесь овчарки и волка, боец, надёжный друг.

— Постой, постой… Доброслав, Дубыня… Пёс дикий… Кузьма! — крикнул дружиннику. — Разыщи Еруслана!

Оказалось, что Еруслан с господином ускакали в лесной терем.

— Значит, ждать их не скоро… — сказал князь и снова обратился к Доброславу: — Если не устали с дороги, прошу за стол. Сдаётся мне, долгая у нас с вами будет беседа… Да, и пса накормите.

Утром следующего дня с княжеского двора поскакали гонцы сразу в нескольких направлениях: одни — в лесной терем, другие — на Подол к Вышате, третьи — на Щекавицу к греку Кевкамену, четвертые — к боилам — звать всех на Высокий Совет. За древлянами Ратибором и Умнаем тоже послали. Собрались все к вечеру. Кевкамен сразу узнал Доброслава и Дубыню и отвернулся, сказав что-то Аскольду. Видно, киевский князь пригласил грека для опознания… Но тут многих заставил обернуться возглас удивления и радости, вырвавшийся у Еруслана, когда он увидел в просторной гриднице друзей.

— Добрались всё-таки! Ай, молодцы! Соколы!

— сверкая глазами, восклицал княжой муж Дира, хлопая земляков своими широкими ладонями по их могутным спинам.

— А ты хорош в синем плаще! — искренне восхитился Дубыня.

— Не в плаще, а в корзно…

— Ишь, вижу, здесь ты не на последнем счёту.

— Выходит, Дубыня, на роду у нас было начертано — не всегда соль выпаривать… Ладно, потом поговорим. Я вас к Лагиру сведу.

— И он здесь?!

Здесь. Живописцем стал. На корабельных парусах красные солнца малюет, И вено[144] собирает. Жениться вздумал.

— Ишь ты! — снова восхитился Дубыня.

На Высоком Совете Доброслав рассказал князьям и боилам всё, о чём они с другом сведали в столице Византии, на корабле «Константин Пагонат» и купеческой хеландии, и передал прощальные слова Константина-философа о том, что в Византийской империи живут разные люди: есть обладающие властью и вершащие кровавые дела, есть и другие, хотящие добра, справедливости и дружбы с Киевской Русью.

— Верно, — сказал Светозар. — Даже в омуте, где водятся Водовихи, живут и русалки.

— Ну и что с того? — задал кто-то резонный вопрос. — Омут, он и есть омут, в котором тонут люди. Потому что злого в нём больше, чем доброго…

— Хватит слов! Уж всё решено. Лучше поблагодарим Доброслава и его друга, указавших нам, когда лучше выступить в поход, — подвёл черту под разговор Вышата.

На другой день Еруслан повёл Доброслава и Дубыню на Почайну. Оказавшись на вымоле, друзья изумились красавцам-кораблям, покачивающимся у берега на толстых льняных канатах. Особенно красив был один, длинный, узкогрудый, сработанный добротно, с любовью.

— Княжий… Аскольдов, — сказал Еруслан.

Послали за Лагиром. Тот прибежал; увидев Доброслава и Дубыню, присел от неожиданности. Обнялись. Появился и Никита с племянником. Марко сразу же обратил внимание на Бука. Солидно, не по возрасту, произнёс:

— Хорошая порода.

Все почему-то засмеялись. Как только ему доверили работать красками, он заважничал, не носился сломя голову, как его сверстники, а ходил прямо и гордо — как есть мужичок… Произнёс слова-то, а у самого глазёнки заблестели, захотелось ему потрогать Бука, погладить, поиграть с ним. И Доброслав, вспомнив сынишку любимой древлянки Насти, что осталась там, далеко, в крымской степи, сказал мальчугану:

— А хочешь покататься на нём?

— Как это?

— А так — как на лошади. Верхом.

— Хочу.

И снова все засмеялись. И теперь уж и Марко залился смехом вместе со всеми. Тут же взгромоздился на Бука.

Почему-то всегда дети и животные находят между собой общий язык. А у взрослых при встрече, казалось, восклицаниям, восторгам конца не будет.

— Доброслав, ты и впрямь колдун… Словно знал, что наша жизнь на берегу Днепра преобразится, когда советовал идти к нему, — говорил с благодарностью Лагир Клуду.

— Смотри, как ты хорошо сказал, Лагир. А ведь и мне идти в Киев тоже советовал Доброслав… — восхищённо произнёс Еруслан.

— Нет, братья, это не я вам советовал, — опечалился вдруг их товарищ, — мой отец, убитый хазарами…

Лагир повёл друзей на берег Почайны, туда, где встретил девушку, как ему казалось, невиданной красоты, и тут разговор сам собой зашёл о ней, о женитьбе.

— Послушай, а ты собрал вено? — спросил Еруслан.

— Нет ещё… Немного осталось, — потупился Лагир. — Мне недавно Аскольд приказал выдать три гривны, одну я израсходовал на подарок Живане, а две приберёг… Но этого мало.

— Живана — это невеста его. Красавица! — пояснил Никита. — А князь наградил Лагира знаете за что?

— За что? — переспросил Дубыня.

— За смеющееся солнце… На парусе, который будет поднят на княжеской лодье, он нарисовал солнце, которое смеялось. Вышата думал, что Аскольд и с него, и с живописца голову снимет, а тот взял и наградил…

— Раз такое дело — вот тебе от меня. — Еруслан протянул алану два арабских дирхама и несколько византинов.

Непрост мужичок, да ведь простые не становятся предводителями разбойничьих шаек, а потом первыми княжескими подручными…

— Дубыня, а ну-ка засунь и ты руку за пояс да вытащи и наши золотые… — обратился со смехом Доброслав к другу.

— Что вы, что вы, братцы, не надо…

— Надо. Бери, живописец. — Еруслан насильно вложил в ладонь Лагира монеты. — Иначе мы не погуляем на твоей свадьбе… Через несколько дней отправляемся в поход. И дождётся ли своего жениха красавица — неведомо. Так и останется в невестах.

— Типун тебе на язык, Еруслан… А теперь, как я понимаю, надо засылать купцов, — улыбнулся Дубыня.

— Есть у меня на Подоле одна вдовушка пригожая, — весело сказал Еруслан. — Вот её-то мы и зашлём купчихой, и боила Вышату попросим, чтоб поторговался с бабкой Млавой.

— Добре.

На том и порешили.

Бабка Млава запросила за внучку ни много ни мало — семь гривен.

— Ай, ай, — укоризненно покачал головой Вышата, — не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что скряга ты…

— Молчи, Вышата! — прикрикнула на него бабка. — Красота Живаны без цены, без похвал, она сама по себе, природой дадена… Не только из уважения к тебе семь гривен всего запросила, знаю, кто её покупает — живописец Лагир, он мне тоже понравился… А вено его — это дом новый для молодых построить.

Бойкая вдовушка с Подола, знакомая Еруслана, тут же подхватила:

— С лица воду не пить… Разумна ли княгиня-то?[145]

— Да уж разумнее тебя, болтушка, — снова осерчала бабка.

«Лучше помолчала бы… Удружил Еруслан», — подумал Доброслав, стоя рядом с Лагиром у самого входа в избу.

— Ну что, отроки, — обратился боил к молодым людям, — найдутся семь гривен? Благодарите бога, что Млава больше не запросила…

— Вот, воевода, две гривны и золотые. — Доброслав протянул кожаный мешочек.

— Не бедно, но и не богато, — сказал Вышата и полез за пояс, чтоб достать и свои.

— Не надо, Вышата, зачем?… Принимаю это вено… Оно, вижу, даётся от чистого сердца… А теперь вы, мужчины, идите из избы, а ты, разумница, останься. Пойдёшь с Живаной в баню. Попаришь её, — распорядилась бабка Млава.

Вдовушка, покорённая внутренней силой старой женщины, с молодых лет ведшей суровую борьбу за жизнь (и не одна, на руках с внучкой!), ни единым словом и жестом не выказала недовольства.

— Хорошо, бабушка, попарю голубку… Париться и я люблю.

— Это мы знаем… Вон стоит, — Млава глазами показала за окно, на Еруслана, — твой главный парильщик…

Бедовая вдовушка расхохоталась.

— Да, бабка, тебе палец в рот не клади, — сквозь смех еле выговорила она. — Ну, хватит, кличь свою внучку. Пока она будет прыгать в панёву, ты иди топить баню! — теперь уже начала распоряжаться молодая разбитная красавица.

Увидев Живану, она восхищённо сказала:

— А ведь права оказалась бабушка Млава: красоте твоей нет цены, милая… Только пожелаю тебе ещё одного — счастья! — И на глаза бедной женщине, оставшейся без мужа, который и погиб-то по-глупому — в пьяной драке, навернулись слезы.