Альфред Рамбо - Русские и пруссаки. История Семилетней войны

• Название: Русские и пруссаки. История Семилетней войны
• Автор: Альфред Рамбо
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5—203—01929—0

Впервые в России на русском языке издается труд известного историка и литератора Альфреда Рамбо (1842–1905), написанный в далеком теперь 1895 году. Автор, опираясь на многочисленные документальные источники, достаточно подробно освещает все крупные сражения Семилетней войны 1756–1763 гг., в которых участвовала русская армия. Он справедливо отмечает, что кампании русской армии в эту войну можно считать великой военной школой XVIII столетия.

---

Правым крылом на штурм шли пехотные и кавалерийские колонны. Почти на уровне Лаудонгрунда и Юденберга прусская пехота столкнулась с Сибирским, Низовским и Азовским полками, поддержанными Углицким и Киевским под командою бригадиров Берга и Дерфельдена. С холма Юденберг австрийская артиллерия вела огонь по пруссакам, которые, понеся огромные потери, откатились к Эльз-Бушу.

Стоявшая на левом фланге кавалерия принца Вюртембергского атаковала весьма неудачно, по словам Фридриха, единственно из-за нетерпеливости самого принца, который «не выдержал бездействия конницы»[187] и бросился на штурм северного плато почти прямо против большой шпитцбергской батареи. Сначала атака шла довольно успешно: кирасиры взобрались по склону и ударили во фланг Новгородского полка, а поскольку вся русская пехота уже сражалась с прусской, то им удалось пройти в глубь позиции. Лаудон и Румянцев едва успели подтянуть полк Коловрата, тобольских драгун и Архангелогородский полк. Яростной контратакой они опрокинули прусских кирасир и отбросили их в Эльз-Буш.

Сам Фридрих II атаковал в центре — его авангард, первая линия и резерв генерала Финка гнали русские полки и приблизились на 150 шагов к большой батарее. Но здесь к русским со стороны Юденберга подошел бригадир Берг с Азовским, 2-м Московским и 1-м Гренадерским полками. Русская артиллерия также не бездействовала — генерал Бороздин со своими шуваловскими гаубицами осыпал ядрами слишком плотные ряды прусской пехоты. А русская пехота оборонялась с обычной для нее стойкостью. Атака стала захлебываться. И здесь Фридриху II уже не помогли ни его военный гений, ни изощренная тактика: это была схватка фронт на фронт, рубка саблями и штыковой бой лицом к лицу. Продвижение на каждый метр стоило груды трупов и умирающих.

Болотов пишет:

«Но, наконец, сам Бог надоумил их (наших генералов. — Д. С.) вместо опрокинутых и совсем уничтоженных поперечных коротких линий составить скорее другие, новые, таковые же, схватывая по одному полку из первой, а по другому из второй линии и составляя из них хотя короткие, но многие перемычки, выставлять их одну после другой пред неприятеля. И хотя они сим образом выставляемы были власно как на побиение неприятелю, который, ежеминутно умножаясь, подвигался отчасу далее вперед и с неописанным мужеством нападал на наши маленькие линии и их одну за другою истреблял до основания, однако, как и они, не поджав руки стояли, а каждая линия, сидючи на коленях до тех пор отстреливалась, покуда уже не оставалось почти никого в живых и целых, то все сие останавливало сколько-нибудь пруссаков и давало нашим генералам время хотя несколько об думаться и собраться с духом; но трудно было тогда придумать какое-нибудь удобное средство к спасению себя и всей армии»[188].

Тем не менее первой прусской линии удалось овладеть сожженным уже Кунерсдорфом и закрепиться на кладбище. Отсюда, карабкаясь по оврагам, пруссаки могли забраться на плато Шпитцберг и ударить в правый фланг союзников.

Для русских наступил самый критический момент всей битвы. Если верить Болотову, Салтыков совсем пал духом:

«Сам старичок, наш предводитель, находился уже в такой расстройке и отчаянии, что, позабыв все, сошел с лошади, стал на колени и, воздев руки к небу, при всех просил со слезами Всемогущего помочь ему в таком бедствии и крайности и спасти людей своих от погибели явной. И молитва сия, приносимая от добродетельного старца, от чистой души и сердца, может быть, небесами была и услышана. Ибо через самое короткое время после того переменилось все и произошло то, чего никто не мог думать и воображать, и чего всего меньше ожидать можно было»[189].

К трем часам пополудни Фридрих II занял более половины той территории, на которой утром стояла русско-австрийская армия. Однако в бой была введена уже вся прусская пехота, включая резерв. Силы ее иссякали, требовались все новые и новые усилия, чтобы сбить русских со Шпитцберга и Юденберга. Генерал Финк советовал остановиться на занятых позициях; по его мнению, русские были материально и морально истощены и ждали лишь ночи, чтобы начать отступление, так что необходимый результат может быть достигнут без дальнейшей потери людей. Генерал Ретцов рассказывает, что «все генералы согласились с его мнением, за исключением одного, желавшего подольститься к королю». Болотов называет этого человека: «…король делает ему честь, вопросив его сими словами: „А ты, Ведель, как думаешь?“» Сей, будучи столько же придворным человеком, сколько воином, восхотел королю польстить и изъявил совершенное свое согласие с его прежним мнением и желанием, и тогда король, недолго думая, закричал: «Ну! Так марш!»[190].

Так ли все было на самом деле, но несомненно одно — Фридриха все еще удручал полууспех Цорндорфской битвы, к тому же и оспариваемый, и он хотел на этот раз полностью покончить с русскими еще до конца всей кампании. Ему была нужна полная и несомненная победа.

И он снова бросил в бой свою пехоту. Пруссаки прорвались справа к большой батарее и прошли через нее. Русские дрогнули и побежали. «Вот от чего зависит победа!» — написал впоследствии Фридрих[191]. Согласно его рассказу подошедший на помощь русским Лаудон отбил батарею и открыл картечный огонь из больших пушек.

Теперь успех могла дать только атака на левом фланге. И для этого король выдвинул кавалерию Зейдлица. Но даже такой неустрашимый воин заколебался. Ведь надо было сначала дебушировать из-за кунерсдорфских прудов, построиться под перекрестным огнем батарей Шпитцберга и Юденберга и только потом идти в атаку вверх по крутым склонам, увенчанным ретраншементами и защищенным волчьими ямами. Даже обзор здесь был не так прост, как на поле Цорндорфской битвы. Поэтому Зейдлиц колебался, но, получая от короля один приказ за другим, не будучи уверенным в своем успехе при новом неповиновении, решился дать сигнал к атаке.

Через интервалы кавалерия дебушировала из-за прудов и, выстроив под страшным огнем артиллерии ряды, кидалась на оборонявшиеся полки (Псковский, 3-й и 4-й Гренадерские, Невский и Казанский). Но все было напрасно — она лишь с большими потерями откатывалась назад. У проведших четырнадцать часов в седле людей уже не оставалось сил. Главный нерв прусской армии, ее великолепная конница была разбита. Разгром Зейдлица воодушевил слабую кавалерию союзников. Сначала отступавших контратаковали два эскадрона австрийских гусар и два эскадрона кирасир Его Императорского Высочества. За ними в атаку бросилась и вся остальная кавалерия под личным предводительством Лаудона. Зейдлиц был отброшен за пруды Кунерсдорфа. Победоносные эскадроны выстроились по кромке франкфуртского леса, лицом к Большому Шпитцбергу. С этого момента они уже не принимали почти никакого участия в сражении.

Салтыков вновь обрел присутствие духа. С Юденберга, где оставалось всего три полка австрийской пехоты и три гусарских, он беспрерывно брал все новые и новые подкрепления для плато Шпитцберга. Туда был переведен весь корпус Фермора, еще не побывавший в бою. Оставленная на какие-то минуты большая батарея была отбита. Под этим неудержимым напором не имевшие свежих войск пруссаки откатились к оврагу Кунгрунд, на гребне которого вновь появились шуваловские гаубицы. Ядра ливнем сыпались на Мюльберг, куда отошли от Шпитцберга прусские войска. Фридрих II утверждает, будто его солдаты боялись плена и отправки в Сибирь. Возникла паника. Пруссаки стали скатываться вниз по всем склонам. Русские перешли Кунгрунд и штыковой атакой овладели Мюльбергом. Через мгновение этот холм был очищен, а Кунерсдорф и кладбище захвачены.

Фридрих II понапрасну из последних сил старался остановить всеобщее бегство. На нем был разорван мундир, две его лошади убиты. Шальная пуля расплющилась о лежавший у него в кармане золотой футляр. Он беспрестанно пытался ввести в бой все, что хоть сколько-нибудь походило на войска, но пехотинцы, едва построившись, сразу же разбегались.

Уже не было ни одного целого батальона. Только кавалерия Зейдлица и несколько эскадронов гвардейских кирасир оставались в седлах. Однако король любой ценой хотел вырвать ускользающую от него победу. Зейдлиц снова прошел между прудами Кунерсдорфа, атаковал ретраншементы русских, но упал, пораженный картечной пулей. Всё обратилось в бегство. Возвратившийся к драгунам, чтобы возглавить последнюю атаку, принц Вюртембергский оказался в одиночестве и был ранен. Генерал-майор Путкаммер пал, находясь впереди своих гусар. Были ранены генералы Финк и Хюльзен.

Избавившись от страха перед этой кавалерией, русские батальоны начали спускаться с высот. Регулярная конница, казаки, кроаты[192] — все широко рассыпались по долине.

Фридрих еще пытался оборонять переправы через Хюнерфлюсс, используя для этого полк Лезвица, саперов и два эскадрона гвардейских кирасир. Но чугуевские казаки со своими длинными пиками опрокинули их, захватили штандарт и взяли в плен командира. Теперь бегущие пруссаки давили друг друга в узких проходах между озерами Бишофсзее. Весь саперный полк попал в плен. Фридрих остался почти один, и уже слышалось «Ура!» скачущих прямо на него казаков. Наконец поручику Притвицу удалось собрать 40 гусар, чтобы в сабельном бою прикрыть бегство короля.