Юрий Збанацкий - Тайна Соколиного бора

• Название: Тайна Соколиного бора
• Автор: Юрий Збанацкий
• Издательство: Коми книжное издательство
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1957

Юрий Олиферович Збанацкий (1914–1994), украинский советский писатель, Герой Советского Союза. В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 командовал партизанским соединением им. Щорса. Автор повестей «Тайна Соколиного бора» (1948), «Лесная красавица» (1955), «Поздравьте меня, друзья!» (1956), «Единственная» (1959), романы «Перед жатвой» (1955), «Малиновый звон» (1958), «Сеспель» (1961), «Волны» (1967). В центре произведений — советский человек на фронте, во вражеском тылу, жизнь советской молодёжи.

---

В утреннем тумане зашевелились какие-то тени. Леня и Аленка бросились бежать.

— Хальт! Хальт!

Они укрылись в придорожных кустах. Позади раздалось несколько выстрелов.

Леня и Аленка шли быстрым шагом. В темноте придорожные кусты казались густыми и надежными, а теперь Леня увидел, что это только неширокая полоса низкорослой красной лозы, которая не могла скрыть их от вражеских глаз. А на востоке все сильнее разгоралось розовое зарево; первые солнечные лучи позолотили высокие тучи.

Леня и Аленка бросились в поле.

Их окружили со всех сторон. Если сейчас о чем и жалел Леня, то лишь о том, что с ним была Аленка. И еще мелькнула мысль о Мишке: удалось ли ему выбраться?..

Они залегли в густом кустарнике, который был уже давно, наверное, изрыт неглубокими заброшенными окопами. В ответ нападающим первым заговорил ручной пулемет Устюжанина. Потом его поддержала Аленка. Немцы залегли. Но когда взошло солнце и рассеялся утренний туман, Леня увидел, что их окружило множество солдат.

— Партизан! Сдавайсь! — кричали фашисты.

Над ними пели пули, взрывали землю, секли ветви кустов, но подойти вплотную немцы боялись. А может быть, действительно хотели взять их живыми? Леня знал, что сделать этого им не удастся, но тут же понял, откуда им грозит гибель: у него кончались патроны. Устюжанин приказал Аленке стрелять одиночными выстрелами, но она ответила, что ей все равно скоро нечем будет стрелять.

«Вот и закончился наш путь, Аленка! — горько подумал Устюжанин. — И прошли мы его до конца вместе».

У него еще остались две гранаты…

— Партизан, сдавайсь!

— Партизаны не сдаются! — воскликнул Леня и швырнул в немцев гранату. В ту же секунду он почувствовал, как бессильно повисла рука и заныло плечо от удара.

На его стон подползла Аленка. Он заглянул ей в глаза. Лицо девушки было строгим и бледным. Она перевязывала ему плечо, а он смотрел на нее.

— Вот и всё, Аленка…

— Еще не всё, Леня.

— За Родину и за нас, Аленка!..

Гитлеровцы кричали:

— Сдавайсь!

Аленка отвлеклась от перевязки и выпустила короткую очередь. Автомат захлебнулся и осекся. Это были последние патроны.

Леня сложил вместе весь тол и мины. Аленка догадалась, что он задумал, и впервые в ее глазах отразился испуг, будто она только теперь поняла, что им придется умереть. Леня, заметив это, попробовал успокоить ее:

— Мы минеры!

— Да, Леня… умрем, как минеры.

Фашисты подползли ближе. Они были уже в кустах:

— Сдавайсь!

Леня вставил в мину капсюль.

— Вот только нажать… — прошептал он.

А голоса раздавались уже совсем близко.

Не чувствуя боли, он поднялся, левой рукой бросил последнюю гранату и, словно подкошенный, свалился на дно окопа. Граната разорвалась где-то рядом.

Аленка наклонилась к Лене. Он был мертв. Вражеская пуля пробила ему голову. Аленка в первый раз обняла юношу и стала покрывать лицо дорогого друга поцелуями.

Внезапно она услышала смех и подняла голову — вокруг нее собирались немцы. В одно мгновение она вспомнила о приготовленной мине, и ей снова послышался его шепот: «Только нажать»…

Мишка и его товарищи услышали оглушительные взрывы мин. Сначала такой сильный, что земля задрожала; потом еще два…

— Леня с немцами говорит! — с гордостью сказал Мишка товарищам.

Калачов пришел

Наступил третий день.

Фашисты думали, что они окружили главные силы партизан, и решили любой ценой уничтожить их. К лесу, где был окружен батальон Ивана Павловича, стягивались крупные силы противника. По приказу фон-Фрейлиха, сюда подошел резервный пехотный полк — тот самый, на который наткнулся под городом Леня Устюжанин. Сюда же подтянули тяжелую артиллерию и огромное количество минометов.

Двадцать минут — непрерывный огонь из всех видов оружия и десять минут — передышка… На эти десять минут замолкало все, и в лесу наступала тишина. Такая тишина, что слышно было, как плакали израненные деревья.

Затихала стрельба, и тогда со стороны фашистов раздавались крики;

— Партизаны! Выходите, а то всем будет конец!

Партизаны не отвечали. Уже три дня ни у кого не было и крошки во рту. Но не так мучил голод, как жажда. Хоть бы глоток воды, хоть бы смочить пересохшие губы, приложить мокрую тряпку к горячему лбу, к гудев: шей голове!..

Иван Павлович приказал строго беречь каждый патрон, стрелять только тогда, когда уверен, что пуля попадет во врага.

Немцы несколько раз кидались в атаку. Но атаковать было нелегко. Стоило только немцу высунуться из кустов — он падал, сраженный меткой пулей. И фашисты, не успев подобрать убитых, возвращались в свои траншеи. А потом снова начинался бешеный обстрел…

Иван Павлович знал, что стоит повести партизан на прорыв — и они выйдут из окружения. Но сколько может погибнуть во время прорыва? И, главное, враг не отстанет, увяжется вслед. А так — пусть фашист тратит боеприпасы, пусть бомбит и обстреливает! Главное, что у основных сил отряда руки остаются развязанными.

Иван Павлович ждал помощи от комиссара.

Каждый день он в сопровождении капитана Макарова обходил укрепленные позиции.

Партизаны радостно встречали командиров. Их глаза говорили: «Когда с нами наши командиры, нам ничего не страшно, всё выдержим, в любом бою выстоим», и для каждого у Ивана Павловича находилось нужное слово.

Увидев дядьку Якова, командир шутливо спросил:

— Ну как, товарищ Онипко, шить сапоги спокойнее?

Яков ответил в тон командиру:

— К чему привыкнешь… Из пулемета строчить тоже привыкаешь.

Они присели и, дружески разговаривая, скрутили цыгарки. Над головами густым роем жужжали пули, шелестели, перелетая, мины и снаряды. Прикуривая, Яков подмигнул:

— Как думаете, товарищ командир, надолго у них хватит боеприпасов?

Иван Павлович посмотрел на пулеметчиков и сказал:

— На сколько ни хватит, а нужно, чтобы у нас хватило на долгий срок.

* * *

…Теперь Верочка больше не отходила от Петрика. Прислушиваясь к шуму далекого боя, по-старушечьи скрестив ручонки, она сидела у постели мальчика и не спускала глаз с его бледного лица.

С Петриком, который был старше ее на год, Верочка особенно подружилась в лагере. Они помогали Тимкиной матери чистить на кухне картошку, вдвоем лепили снежных баб, играли, прячась за бараками. С наступлением весны, когда начал таять снег, они делали лодочки из березовой коры и следили за тем, как журчащий ручеек выносит утлое суденышко прямо на холодную поверхность собравшихся в озеро талых вод.

Сейчас Петрик не играл с Верочкой.

Он был тяжело ранен. Осколок, ударившись о дерево, отскочил рикошетом и, пробив мальчику грудь, застрял в спине. Петрик был без сознания. Его перенесли на островок, где расположились теперь женщины и дети. Бледный, с запавшими глазами и потрескавшимися губами, лежал он в шалаше, наспех сооруженном из ветвей и прошлогодней, почерневшей за зиму осоки. Очнувшись, мальчик тяжело стонал, и эти стоны разрывали сердце каждого. Любовь Ивановна давала Петрику лекарства, но ничем не могла облегчить его страданий. Нужна была операция.

Петрик время от времени открывал глаза, жалобно смотрел на Верочку и просил:

— Водички!

Верочка подносила к его запекшимся губам алюминиевую фляжку с желтоватой болотной водой. Мальчик делал несколько жадных глотков и снова закрывал глаза.

— Петрик, тебе уже не больно? — с надеждой спрашивала девочка.

— Больно, — шепотом отвечал Петрик, и новый стон вырывался из его груди.

— Поешь хлебца, — просила Верочка.

У изголовья Петрика — там, где безмолвно сидела его окаменевшая от горя мать — лежали два кусочка зачерствевшего хлеба. Петрик еще не успел прикоснуться к своему кусочку, а Верочка уже положила рядом и свой. Ей очень хотелось есть, но она отказалась от своей порции. «Пусть это будет Петрику, — говорила она. — Ему нужно, чтобы скорее выздороветь».

Мальчик пытался сдерживать стоны, но это ему не удавалось.

— Что тебе, сынок? Где у тебя болит? — склонялась над ним мать. Слезы ее капали прямо на пылавшее жаром лицо сына.

Так она сидела долго, не сводя глаз с Петрика. И он, точно просыпаясь, на миг открывал глаза и изменившимся голосом говорил:

— Я, мама, не буду кричать… Немец не услышит. Я тихонечко… Болит же как!.. Жжет…

Петрик знал: кричать нельзя. Неровен час, услышат фашисты, придут на этот островок, и тогда конец всем. Мальчик крепко стискивал зубы и молчал. Вскрикивал он лишь тогда, когда забывался в тяжелом бреду.

— Водицы… — все чаше шептал он.

Верочка снова поила его из фляжки. Потом она выползала из шалаша, тихонько пробиралась мимо вооруженных партизан к воде, наполняла фляжку и бегом возвращалась к Петрику.