Сборник статей - Российская империя в сравнительной перспективе

• Название: Российская империя в сравнительной перспективе
• Автор: Сборник статей
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-98379-011-0

Насколько мы осознаем сегодня имперское измерение российской истории, его характерные особенности и черты, общие с другими империями? Сборник новых статей ведущих российских и зарубежных исследователей демонстрирует новые возможности сравнительного изучения истории Российской империи XVIII – начала XX века.

---

Может быть, им следовало бы усвоить урок, преподанный Ирландией в XIX веке, где грамотность населения и социально-экономическая модернизация способствовали подрыву политического режима XVIII века, а с ним – и союза с Британией22. Ключевой момент здесь в том, что в предмодерную эпоху империя вполне могла быть федерацией аристократий. Российская империя – один из вариантов политических систем такого типа. Она интегрировала ряд нерусских аристократий в имперскую элиту и предоставляла им преимущества и престиж карьеры на службе империи, а также защиту от их крепостных и выгоды торговли на имперском рынке. Например, очевидно, что немецкая аристократия в балтийских провинциях получала больше преимуществ от царской империи, нежели русское крепостное крестьянство. Британия в XVIII веке была уже больше, чем аристократическая федерация. Это была, к примеру, огромная торговая сеть, к тому же, она имела много относительно демократических, самоуправляющихся колоний поселенцев. Но значительная часть империи была аристократической федерацией и оставалась ею даже в XX веке. К тому времени стремление управлять Ирландией при помощи союза с протестантским аристократическим «потомством» стало уже давно неуместным. В таких менее развитых регионах, как Бискайский залив, Индия и Малайя, подобная политика союза с аристократической элитой оставалась еще, в полной мере или частично, реальным вариантом.

В Польше конца XIX века, как и в Ирландии, эта стратегия перестала быть достаточной. Чтобы сохранить такие развитые общества, как Польша и Ирландия, особенно когда демократические и этнонационалистические доктрины глубоко укоренились в Европе и угрожали традиционным идеологическим основаниям, в империи нужны были новые меры.

Тратить время и средства на безуспешные попытки поселить на западной окраине русских землевладельцев (как это делала Россия) было бесполезно: больше пользы принесло бы вложение средств в начальное образование белорусского и украинского крестьянства в «русском духе»23. Но в 1860-х годах царское правительство не было расположено рассуждать в таких категориях. Кроме того, плохие отношения режима с большей частью интеллигенции означали, что учителя могли с одинаковой легкостью стать как агентами имперского патриотизма и русской культурной ассимиляции, так и агентами социальной революции24.

Это подводит нас к одной из главных слабых сторон царской империи в ее последние десятилетия. Отчасти, потому, что ей не предоставили надежных гражданских и политических прав, преданность русской интеллигенции часто была, в лучшем случае, невсецелой. Это неизбежно влияло и на нерусских интеллигентов, от которых трудно ожидать большего энтузиазма по отношению к царизму, чем от их русских собратьев. Контраст с Объединенным Королевством очевиден. Например, до 1914 года подавляющее большинство образованных шотландцев в Британской империи счастливо сочетали шотландскую и британскую идентичность с большой гордостью за Британскую империю. То, что для многих поколений эта империя казалась самой развитой, богатой и сильной в мире, конечно, сильно способствовало такому положению вещей. Однако, способствовало ему еще и то, что шотландцы полностью располагали гражданскими и политическими правами граждан Британии, не говоря уже об отдельной иерархии духовенства, образовательной и гражданской системах. Даже в среде ирландского католического среднего класса в начале XX века преимущества принадлежности Британской империи широко признавались. Популярной идеей было местное самоуправление, но не полная независимость.

Пытаться делать общие выводы из сравнения Британской и Российской империй – трудная задача. Как было отмечено, это большие и неоднородные политические системы, которые сильно различались в разных провинциях и в разные эпохи. Один из способов синтезировать сравнение – подумать о власти, особенно в ее внешнем, международном контексте. Такая власть, как мне кажется, – это смысл существования и суть империи. И Британская, и Российская империи, прежде всего, обладали огромной властью. Учитывая это, а также факт сосуществования великих европейских держав в одной международной системе, неудивительно, что в этом аспекте Британского и Российского империализма есть много сходств. То, что это были не только великие державы, но и империи на европейской периферии, увеличивает сходство. Таким же образом влияет и тот факт, что обе империи в конце XVIII и начале XIX века существовали в мире идей о пан-Европе. К 1900 году, будучи империями, обе они столкнулись с вызовами доктрин этнического национализма и народного суверенитета. На достаточно высоком уровне обобщения можно провести параллель не только относительно этой опасности, но и относительно реакции на нее обеих империй. Однако, в ту минуту, когда спускаешься с этой высоты, становится ясно, какие огромные различия существуют между двумя этими системами.

Я попытаюсь быть более точным. На мой взгляд, с 1850-х годов перед империями стояла дилемма. Ко второй половине XIX века уже стало ясно, что будущее будет принадлежать системам континентального масштаба. Только они останутся по-настоящему великими державами. От де Токвилля и Герцена до Сили, Маккиндера, Леруа-Болье и Трейчке это было общепринятой точкой зрения. Эта ключевая идея лежала в основе эпохи «высокого империализма». Но социально-экономическая модернизация в Европе, а также распространение националистических и демократических идеологий, казалось, ставили под вопрос выживание империй в длительной перспективе. Как можно было разорвать этот круг?

Разные империи прибегали к разным мерам, чтобы решить эти вопросы. Очень распространена была стратегия попыток сплотить как можно большую часть империи в центральную этнонациональную систему. Это позволяло империи хотя бы в своем ядре легитимировать себя и мобилизовать достаточные ресурсы, взывая к народному национализму. Малые и менее развитые народы на периферии могли быть привлечены к этому ядру за счет таких преимуществ империи, как безопасность, широкий рынок и престиж принадлежности к великой державе, а может, и цивилизации.

И русские, и британские империалисты часто рассуждали в таком духе. В случае Британии, имперская федерация сделала попытку скрепить Объединенное Королевство и белые колонии во всемирную Великую Британскую федерацию с общей оборонной и внешней политикой, обладающую элементами единого защищенного имперского рынка и объединенную общей британской гордостью и идентичностью. Русским аналогом этой политики было решительное намерение помешать возникновению отдельной украинской или белорусской национальной идентичности и высокой культуры25 Если бы удалось сделать украинских и белорусских крестьян современными русскими гражданами, отождествляющими себя с русским государством и с высокой русскоязычной культурой, две трети империи принадлежали бы центральной национальности. Если бы они развили отдельное, не говоря уже о сепаратистском, национальное самосознание, тогда только 44 % населения были бы русскими: иными словами, меньше, чем была доля немцев и венгров в Габсбургской империи.

Если русские и британские империалисты и сходились в выборе стратегии в широком смысле, история, политическая традиция и природа их обществ делали конкретные опасности, с которыми они сталкивались, и их реакцию очень разными. Задача формирования идентичности неграмотных украинских крестьян в период, когда они впервые столкнулись с образованием, урбанизацией и модернизацией, сильно отличалась от задачи убедить широко образованных и политически активных белых колонистов сохранять чувство своей британской идентичности и политическую лояльность Британскому государству. Политические контексты также очень различались. Всегда твердо убежденная в том, что свободные англичане заслуживают гражданских прав и представительства, Британская империя, начиная с 1840-х годов, постоянно двигалась по направлению к колониальному самоуправлению. Переговоры и поиски консенсуса между независимыми de facto государствами – с такой действительностью столкнулись британские имперские федералисты в конце викторианской эпохи. Нельзя представить себе ничего менее похожего на отношения царского режима и украинской деревни. Так же и в сравнении Ирландии и Польши 1900 года, контраст между либеральной и все более демократической Британией и царским самодержавием очевиден и решающе важен. В Ирландии Британское государство выкупило земельные владения, уступило контроль над образованием и местным управлением католическому большинству, обеспечило всем гражданские права и политическое представительство массовому электорату. Такой подход к нейтрализации и сосуществованию с ирландским национализмом невообразим в контексте царской России.