Эдмонда Шарль-Ру - Забыть Палермо

• Название: Забыть Палермо
• Автор: Эдмонда Шарль-Ру
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1969

В романе рассказывается о жизни сицилийских эмигрантов в Штатах. Героиня романа Жанна работает в женском еженедельнике, изображающем жизнь богатых женщин, которым сопутствует удача. В действительности же каждый день она проводит будто на ринге, борясь с самой собой, с воспоминаниями, с тем, кого любит и ненавидит одновременно…

---

Целую неделю Бэбс провела в ожидании, в тоске, сдержанность ее покинула. Бэбс была готова высказать свое возмущение первому встречному. Так и вышло.

При слове «полиция» дежурный с этажа побледнел.

— Не делайте этого! — вскричал он. — Здесь все улаживается без полиции. Ей тут нечего делать.

Бэбс с ужасом смотрела на него.

— И вам не стыдно? — крикнула она. — Вон отсюда!

Руки ее дрожали. Она едва сдерживалась, чтоб не вытолкать его из комнаты.

— Но ведь вы сами, мадам, хотели со мной посоветоваться, — сказал он с жалобной ноткой в голосе.

Бэбс попросила позвать портье.

Портье явился, как всегда спокойный, улыбающийся.

— Что делать дальше? — резко спросила она.

Он был шокирован.

— С кем я говорю? — повторила Бэбс. — Отвечайте! Мой муж исчез. Исчез. Понимаете?

— Зачем об этом кричать? — проворчал он. — Думаю, что он в полной безопасности.

— Вы что-нибудь знаете? — спросила Бэбс.

Портье окинул взглядом комнату, дабы удостовериться, что его никто не слышит, и, посмотрев на Бэбс, проговорил:

— Здесь всегда все известно.

Если верить ему, «Броччериа гранде» кишит честными людьми, всегда готовыми оказать услугу. Портье называл их «хорошие ребята», «люди преданные». А что они делают, эти «хорошие люди»? Да ничего. Но достаточно посмотреть на них, все понятно.

— Понятно? — спросила Бэбс. — Что же понятно?

Портье пожал плечами.

— Все.

Потом разъяснил:

— У меня есть там друзья… — Все это говорилось многозначительно. Сперва он покачивал головой: «Хорошие ребята…» Потом морщил лоб, пытаясь вспомнить, что же они делают: «Да ничего». И под конец мигнул: «У меня есть там друзья». На мгновение лицо его осветилось искренней радостью, как будто эти друзья, на которых он намекал, много значили в его жизни. Потом уголки губ опустились и в грустной гримасе он выразил сожаление, что не может сказать об этом подробней.

Бэбс заметила, что портье говорил о торговце жасмином с явным огорчением в голосе: «Джиджино! Сорная трава, крапива, пырей!» Или еще: «Да это просто босяк, его мать так с ним мучается». Или еще так: «Такой мерзавец, он получил в этой драке по заслугам». Но Кармине портье поддержал без оговорок. И о нем он говорил в ином тоне. «Вот человек, — повторял портье, — которого Америка не испортила». Он сказал это раз и повторил снова, пока Бэбс не закричала:

— Хватит! При чем тут Америка? Разве она отвечает за вашу распущенность, за ваши нравы? — Этого Бэбс уже не могла снести. Патриотизм Бэбс всегда был фанатичным. Так было принято в ее кругу, но убедить других она не умела. Когда с красивой дрожью в голосе (согласно лучшим традициям своей среды) Бэбс говорила «наши мальчики», подразумевая тех парней, которых Америка впутывала в свои военные авантюры, то, что бы она ни рассказывала о них, выглядело неубедительно, как-то неискренне, и казалось, что она совсем не думает об этих мальчиках, что они ей безразличны. Это красивое вибрато пускалось в ход и при разговорах о курсе акций на бирже, об интересах своих приятелей, которые наживались на таких войнах. У Бэбс был редкий дар скрывать свои настоящие мысли. Она умела ловко прятать их, и все же сомнения у тех, кто ее слушал, являлись часто.

Вот почему она ограничилась коротким «Хватит!» с возмущением в голосе, презрительная мина дополнила эту реплику. И все. Это ее собеседник заметил.

— Да, — сказал портье, смотря на нее. — Палермо расстраивает нервы. Во что вы превратились в такое короткое время? Значит, мы скверные люди. Никогда не научимся жить, как другие.

— Вы сами этого не хотите, — сказала Бэбс.

И попробовала снова рассмеяться, как прежде, громко, звонко.

— Тут не над чем смеяться, мадам, — сказал портье, — смешного нет. Живем не так, как все, потому что кровь горячая, да и законы наши не подходят. Сицилия не уготована для счастья.

— Как же быть? — спросила Бэбс.

Он беспомощно развел руками.

— Да, вот так, ничего не поделаешь, — сказал он. — Так и будет.

На следующий день он вручил Бэбс счет за «мелкие услуги».

— Поверьте, — сказал он, — я изо всех сил старался.

Но он не счел нужным ничего добавить, а Бэбс не просила его высказаться подробней. «Странности туземцев», как она их звала, стали ей безразличны.

Сейчас она готовилась проститься с Сицилией, к ней вернулся разум.

Океанский пароход, совершающий круизы, готовился отплыть в Америку через Неаполь. Бэбс не сразу решилась. Но после того как портье расписал роскошные условия, которые фирма создала для пассажиров, предоставив письменные столы и телефоны в распоряжение тех пассажиров, кто так предан своим профессиональным обязанностям (эта формула весьма понравилась Бэбс), она позволила себя уговорить. Портье также сказал, что каждое утро на судне сообщается курс биржевых акций, понимая, что этот аргумент — признак того порядка и серьезности атмосферы, которые произведут на нее большое впечатление.

И он не ошибся.

На обратном пути она быстро стала прежней Бэбс, путешествие помогло ей выздороветь. Бармен на борту корабля был весьма опытным дельцом: Бэбс пила все, что он ей рекомендовал. Кроме того, в уборных там были вентиляторы, в столовой — панели из красного дерева, а сладкие как сироп ритмы джаза провожали пассажиров до самых кают. Да, этот пароход оказал на состояние Бэбс подлинный терапевтический эффект. Она была не из тех женщин, что обременяют себя долгими сантиментами. Ей хотелось заполучить Кармине, а впоследствии она убедилась, что выбор ошибочен. Ее репутации это повредит (как можно до этого допустить — репутация, по мнению Бэбс, была самым главным в жизни). В присутствии нового человека она прежде всего думала: «Какого он мнения обо мне?» Поэтому Бэбс решила забыть этого скверного мужа, чьи замашки, словечки, буйные выходки казались ей такими позорными. Она сделала это без угрызений совести. Так закончилось приключение — она не хотела употребить слово «попытка», — которое не оставило ни единого следа в ее сердце. Так бывает с брошенным в воду камнем: легкое завихрение, круги разошлись, и все. Снова гладь.

Настал день прибытия в Нью-Йорк.

То, что издали казалось гигантским лесом из камня, превратилось в порт, в набережные, в монументальное великолепие города. У причала Бэбс заметила медленно вырастающий розовый силуэт. Эта была тетушка Рози. Пухленькая тетушка Рози, оживленно подпрыгивающая, взмахивавшая руками. Это ее маки взлетали вокруг шляпки. Бэбс окликнула ее, вытащила носовой платок и, наклонившись через борт, радостно им замахала.

Бэбс вдруг сказала, что черные волосы всегда кажутся грязными, такими их делает жара. Это выглядело как первое признание.

— А разве я об этом не предупреждала? — вскричала тетушка Рози. Она торжествовала.

Потом Бэбс начала рассказывать о Сицилии, слово «восхитительно» то и дело повторялось.

На родину она вернулась просветленной.

Глава IV

А что делают вечером? — спросил он.

В Америке по вечерам все сидят и едят.

Элио Виторини

Он сказал себе: «Я пропал», услышав над собой шум. На высоте его головы появились чьи-то ноги. Он еще раз подумал: «Пропал», — в полном убеждении, что человек, которому принадлежали эти ноги, убьет его. И поспешно закрыл глаза, чтобы не видели, что он еще жив.

— Ты меня слышишь?

Голос казался скорее смущенным, чем грозным. Опять:

— Ты меня слышишь?

И Джиджино удивленно приоткрыл глаза. Он быстро оглянулся и увидел себя лежащим на земле. Решил, что умирает, и снова потерял сознание.

Как в тумане слышал он шум, чьи-то шаги, голоса. Ему показалось, что на плече у него лежит чужая рука, и он застонал.

— Опять в обмороке, — пробормотал голос.

И Джиджино понял, почему он ничего не чувствует.

Самым неприятным было что-то мокрое, что текло по спине. Пот? Нет, пот не такой липкий. Значит, кровь.

— Надо заткнуть, черт возьми…

Кладут повязку, пытаются прекратить кровотечение, что-то говорят.

«Меня, кажется, перевязывают», — подумал Джиджино.

Он попытался совладать с головокружением, силился ровней дышать и медленно приходил в себя. Увидел подвал, в который через отдушину проникал свет и запах рынка — едкая смесь соли, прокисших водорослей и влажных корзин для рыбы. Это были знакомые запахи. Он повернул голову, осторожно оглядел потолок, а потом заметил человека, черные очки которого так дико выглядели в этом погребе. Он подумал, что ошибся. Но темень не была уже такой плотной, и сомнение отпало: это был тот самый американец, который хотел убить его, теперь он стоял рядом и улыбался. И улыбка у него была другая, робкая, почти смущенная, не такая самоуверенная, как прежде.