Дуглас Хьюлик - Клятва на стали

• Название: Клятва на стали
• Автор: Дуглас Хьюлик
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-09699-8

Уличный вор и шпион Дрот, внезапно повышенный в преступной иерархии до ранга Серого Принца, попадает в тяжелое положение. Кто-то подставил его, убив Щура, собрата Дрота по ремеслу и равного ему по статусу. Вдобавок исчезает его закадычный друг Бронзовый Деган, потрясенный коварством Дрота, который нарушил священную клятву на стали, поступив так во благо Дорминиканской империи и воровского Круга.

Но не только Деган взбешен поступком Дрота. Клятва на стали неразрывно связана с долгим правлением императора Стефана Дорминикоса, попеременно существующего в трех воплощениях. Дрота припирают к стене, и он вынужден отправиться во враждебную страну восточного коварства, джиннов и магии.

---

– Ммм, – произнес Тобин. – Я всегда недолюбливал этот надутый мешок с… ветром.

Он оглянулся на труппу. Пожимание плечами, качание головами – поровну. И Муйресс, приковавшаяся взглядом к иголке с ниткой. Убедившись наконец, что все глядят на нее, она шмыгнула носом и чуть кивнула.

– Ну, значит, так тому и быть, – объявил Тобин, повернувшись ко мне. – В обмен на твое покровительство и возвращение нашего имущества – всего имущества – мы согласны отправиться в Джан и выступить ради тебя перед Принцем Пьес. Учитывая характер договоренности, я сомневаюсь, что кто-то из нас может надеяться на много лучшее. Что скажете, сударь?

Что мне было сказать? Я взял руку Тобина и преобразил захват в Замо́к.

– Похоже, я купил себе театральную труппу, – констатировал я.

Они возликовали.

О, Волку они полюбятся.

Актеры. Да помогут мне Ангелы.

11

Я сел в тени полога и поправил куфию, как будто узорная тряпица могла уменьшить жар позднего дня, накатывавший извне. После месяца странствий по пустошам и пустыне можно было привыкнуть, но свет никогда не гас и не менялся, не считая закатов и рассветов. День ли, ночь – неумолимое пространство не нарушалось ни облаком, ни дымкой, ни крышей, ни бельевой веревкой. Бескрайняя чаша песка и камня под такой же чашей неба и зноя. Или стужи после захода солнца. Если не брать в расчет случайное русло высохшей речки, крытый камнем колодец или ползущего жука, здесь было не на что смотреть и еще меньше дел, помимо еды, питья, сна и выживания.

То есть до сих пор.

Сейчас мы разбили лагерь на склоне, переходившем в огромную долину, дальний край которой казался лишь лиловато-бурой полоской. Под нами, как пьяная, петляла караванная дорога, в итоге упиравшаяся в ложе долины. Начиная оттуда, она расщеплялась.

Одна тропа уходила на восток, в золотые ячменные поля и темно-зеленые виноградники, ныряя среди изобилия, пока не терялась в сливавшихся деталях. Вдалеке черточкой блескучего серебра виднелся серо-белый водный поток. Крапины в серебре подсказали мне, что я смотрю на лодки и барки, сновавшие по реке Куадд, а вовсе не по одному из многочисленных, судя по слухам, каналов, которые от нее отходили.

Речная долина пышно цвела, взрываясь почти забытыми красками после, казалось, столетия странствий по неприглядным бурым и грязно-серым проплешинам. Даже небесная синева выглядела более насыщенной, хотя я понимал, что дело было скорее во мне, чем в наваждениях райского уголка. Места, сулившего богатство ароматов, сырую почву и прохладную воду после долгого путешествия.

А также места, куда я не собирался идти.

Я переключился на другое ответвление дороги и проследил за ним до истинного пункта нашего назначения: стен Эль-Куаддиса.

В действительности Эль-Куаддис был не одним городом, а двумя: один над другим, разделенные географией и временем. Верхний город – Старый – находился на узком плато, словно свалившемся в долину с неба. Отвесные белые стены вырастали из ржавых скал, над которыми потрудились поколения камнерезов, высекавших замысловатые геометрические фигуры в честь многочисленных джанийских богов. За стенами в свете позднего дня сверкали башни и купола, покрытые металлом и стеклом, а кое-где, как мне сказывали, и самоцветами. Я подозревал, что с первыми лучами солнца зрелище бывало ошеломляющим.

У основания плато дела обстояли далеко не так блестяще. Даже с моего места мне было видно, что Нижний Город представлял собой разросшееся скопление зданий из беленого глинобитного кирпича, укрывшихся за прочной каменной стеной. Над ними висел туман из пыли и дыма, а пятнами красок проступало только белье, подсыхавшее на крышах. Однако движение через ворота было бойким; овцы и козы, пасшиеся снаружи, выглядели вполне упитанными, и я не ждал встречи с вопиющей нищетой. Я полагал, что в любом другом окружении Нижний Город казался бы обычным, а то и процветающим, но по соседству с драгоценностями принца, усыпавшими кровли города наверху? Возможно, конечно, что я хотел слишком многого.

Как бы ни раскидало Эль-Куаддис, он являлся не только одной из летних столиц Деспотии, но и главным центром религиозного паломничества. Даже с холма, где сделал последний привал наш караван, я различил шафрановые точки – пилигримов, одолевавших извилистую дорогу, которая вела из Нижнего Города в Старый; померещилось, будто я слышу даже позвякиванье семи оловянных колокольчиков на их посохах. Я содрогнулся от этой мысли.

Четыре недели в пути – и складывалось впечатление, что в каждом оазисе, в каждом караван-сарае, у каждого сучьего колодца, где мы останавливались, красовалась как минимум одна компания паломников с колокольчиками. И все они были счастливы – нет, горели желанием – растолковать, что бубенцы воплощали их прегрешения и будут постепенно заменены латунными в счет каждого паломничества. И разумеется, они ими звенели. Вволю.

Я только через две недели путешествия сообразил, что конец лета был сезоном паломничества в Джан и мы угодили в самый разгар. Я воздержался от умножения числа мучеников по ходу, но был к тому близок.

– О чем задумался? – спросила Птицеловка, устраиваясь рядом на коврике.

– О ритуальном жертвоприношении.

Она рассмеялась. В пути Птицеловка переоделась в местный наряд: длинную тунику, короткий жилет, головной плат и капюшонообразный бурнус – сплошь зеленые, кроме светло-пшеничного жилета; я оставался в рубашке и бриджах. В конце концов я обменял дублет и куртку-безрукавку на песочное верхнее платье и полосатую куфию – больше из уважения к их обязательности, чем ради моды. Правда, на Птицеловке все сидело отменно, а кушак был затянут ровно настолько, чтобы намекнуть на скрывавшиеся под туникой формы. Мешковатость остального только усиливала эффект.

Она указала на россыпь невысоких каменистых холмов, отделявших нас от города.

– Обдумываешь штурм?

– Что-то вроде. – Я показал на широкие арочные ворота Нижнего Города, затем на Старый Город. – Мы пройдем там, а попасть нам нужно туда, в Имперский квартал.

Бо́льшая часть Нижнего Города была открыта для чужеземцев, и сопровождение требовалось при посещении лишь нескольких районов, однако для прохода в ворота Старого Города был необходим патронаж.

– Ты думаешь, что Деган там?

Я пожал плечами и поправил меч. За месяц я привык чувствовать его и ребрами, и хребтом. Он успокаивал, когда не натирал.

– Квартал Имперский, – ответил я. – Лучше места, откуда начать, не придумаешь.

Птицеловка кивнула, глядя на город. Ее волосы выгорели на солнце почти добела. Нос покрылся веснушками. Не знаю, в какой момент я осознал, что веснушки мне нравятся, но это было так. Правда, не сказал об этом.

Я позволил себе бросить на нее последний оценивающий взгляд и снова переключился на долину. Птицеловка вздохнула, явно готовая заговорить. Интересно, думала ли она о том же, о чем и я?

Нет, не о том.

– Нам нужно потолковать о труппе, – заявила она, не поворачиваясь.

– Ангелы, только не снова! – Я закатил глаза.

– Дрот…

– Нет, – ответил я. – Если Тобин хочет жаловаться, пусть скажет сам. Император свидетель, что ему хватит опыта. Я не позволю подсылать тебя…

– Никто меня не посылал. – Птицеловка обратила ко мне лицо, глядя остро и сурово. – Я пришла сама. Нам нужно обсудить то, как ты с ними обращаешься.

– Прекрасно обращаюсь.

– Вчера ты чуть не зарезал Тобина. Это, по-твоему, прекрасно?

– Но не зарезал же, – возразил я. – Только пригрозил. Это большая разница.

– И думаешь, что так и нужно вести себя с руководителем твоей труппы? Что это за этикет, черт возьми?

– Ножи не знают этикета.

– О том и речь! – Птицеловка воздела руки. – Ты обходишься с ними, как со шпаной при Тузе! Они актеры, Дрот, а не Кенты. А ты их покровитель и отвечаешь за них.

– По-твоему, мне неизвестно, что значит за них отвечать? Какого черта, по-твоему, я оплачиваю им дорогу и слушаю их бредни, нытье и похвальбу? Уж наверное, не ради удовольствия от их общества. – Я начал загибать пальцы. – Они сыты – раз; их не трогают – два; когда Езак – посреди пустыни, мать его так! – заявил, что им нужна древесина для новых копий, чтобы репетировать, я нашел и ее. Я…

– Ты сам знаешь, что занимался этим ради себя.

– Прошу прощения?

– Ты делал это, потому что без них тебе не попасть в Эль-Куаддис и не найти Дегана. Вот и все. Без этого их бы и духу тут не было.

– Мне казалось, что это очевидно. Я ни намеком не показал, что мне и правда хочется быть их покровителем.

– Нет, не показал, – согласилась Птицеловка с откровенной издевкой.

Я знал, что Птицеловка, выросшая на улице, какое-то время подрабатывала Дитятком средь юной поросли при банде Белька. Ее работа заключалась в том, чтобы ныть, реветь и отвлекать внимание прохожих, пока ее смятенная «мамаша» пользовалась моментом и подрезала кошельки или что другое у сочувствующих зрителей. Это нельзя было назвать актерством даже при сильном желании, но действо засело у Птицеловки в башке и почему-то расположило ее к Лицедеям. Актеры ее, понятно, не разубеждали – наоборот: Тобин встретил ее с распростертыми объятиями и, несомненно, заподозрил в Джесс новую звезду. К моей досаде, он не так уж ошибся.