С.Г. Кара-Мурза - Порочные круги постсоветской России т.1

• Название: Порочные круги постсоветской России т.1
• Автор: С.Г. Кара-Мурза
• Издательство: Научный эксперт
• Жанр: Политика
• Год: 2014

В условиях дезинтеграции общества, когда система расколов, трещин и линий конфликта является многомерной, требуется новый инструментарий для составления «карты общностей» и диагностики их состояния. Это — условие для разработки программы «сборки» российского общества на обновленной и прочной матрице. Без этого невозможно преодоление кризиса и возрождение государства.

Но широкое обсуждение этой проблемы в среде политиков, обществоведов, интеллигенции и всех ответственных граждан требует предварительно изложить эту проблему в простых понятиях с ясными доводами.

Для таких изложений мы и выбрали жанр докладов. Эти доклады готовят наши сотрудники или небольшие группы их, мы обсуждаем тексты в коллективе и издаем их небольшими брошюрами. Потом, кое-что проверив и поправив, собираем в сборники.

Для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов.

---

С другой стороны, формальный подход, предполагающий универсальность действующих в обществе формальных норм и ассоциирующий их исключительно с закрепленными в изданных государством нормативных правовых актах положениями, также не должен вводить в заблуждение. Существующий социологический подход к трактовке социальных (правовых) норм отличается от формально-юридического, допуская возможность существования различных правовых (нормативных) систем в рамках одного общества. Поскольку индивид в обществе принадлежит к нескольким различным подгруппам, он является субъектом различных правовых систем всех тех групп, к членам которых относится. Право в обществе различается от одной группы к другой, результатом чего становится перекрещивание прав различных типов и уровней, которыми может обладать один субъект в силу своего места в социальной стратификации. В результате индивид может находиться под управлением нескольких правовых систем, различающихся до противоположности [22]. Важным следствием вышеуказанного подхода является осознанное понимание того, что юридические нормы могут уступать в своей значимости для определенного субъекта в сравнении с иными нормами поведения, выработанными для него как члена какой-либо социальной группы. К примеру, для депутата представительного органа значимыми в поведении являются как юридические (формальные) нормы, так и корпоративные нормы, определяемые принадлежностью к политической партии, определенной политической группе (политической элите), а также принадлежностью к представительному органу как самостоятельному институту. Сложившаяся политическая система определяет свою иерархию соответствующих нормативов, а соблюдение главной, «первичной» нормы (находящейся, как правило, в сокрытой сфере) является условием сохранения своего политического статуса тем или иными субъектом.

Как и среди социальных норм, между инстанциями ответственности также может существовать определенная конкуренция в «праве призывать к ответственности» соответствующего субъекта. Вышесказанное также имеет принципиальное значение для анализа политической ответственности. Поскольку социологический подход предполагает возможность множественности конкурирующих нормативных систем, а согласно теории социальной ответственности каждая инстанция вправе требовать от субъекта ответственности соблюдения выработанных ею правил поведения, ситуация становится менее однозначной. Общество как «выгодоприобретатель» института политической ответственности становится в один ряд с другими инстанциями, среди которых — президент, политическая партия или политический «клан». С «социологических» позиций подобная «скрытая» ответственность также может претендовать на характер политической.

Вышеуказанные особенности «пересекаются» с другой особенностью российской политической системы — неструктурированность и высокая степень совмещения и взаимозаменяемости политических ролей. Отсутствие дифференциации и специализации политических ролей и функций у субъектов и носителей власти обусловлено российской политической традицией, заключающейся в концентрации власти, господства в одном центре [45, с. 359-360]. Тенденция концентрации власти ведет к тому, что на политическом уровне существует лишь единственная «инстанция» ответственности, устанавливающая свой «скрытый» масштаб оценки поведения и призванный следить за его выполнением представителями всех ветвей власти.

В России глава государства на протяжении длительного времени ассоциировался с порядком и благополучием в государстве, негативное отношение перемещалось на его окружение («Царь хороший — бояре плохие»), «вводящее в заблуждение» монарха или президента. Это является существенным отличием в сравнении с зарубежной практикой, поскольку выводит главу государства фактически во «вненормативное» пространство и позволяет ему конкурировать с представительным органом (в особенности с учетом выборности президента на непосредственных выборах).

Политическая ответственность всегда должна предполагать нарушение определенной нормы со стороны субъекта ответственности — таково общее правило социальной ответственности. Чаще всего одной из наиболее очевидных форм реализации политической ответственности называют выборы. Проиграв на очередных выборах, кандидат терпит «крушение». Однако сейчас сложно разрешить очевидное противоречие между постоянно меняющимися технологиями манипулирования избирательным процессом и общим правилом о нарушении «нормы» (если под подобной подразумевать обязанность реализации политической программы и реализации интересов избирателей). Избиратели все больше голосуют за определенных людей, руководствуясь их личностными характеристиками и своими эмоциями, зачастую предопределяемыми средствами массовой информации и внешними данными кандидатов [29, с. 53-54].

Юридическое измерение политической ответственности

Юридическое измерение политической ответственности изначально «задает» определенный масштаб для рассмотрения вопроса. Однако прежде всего следует сказать вот о чем. В рамках раздела, посвященного эволюции института политической ответственности и его становлению в Англии, нами подчеркивалось последовательное претворение в жизнь определяющих его норм. Однако до настоящего времени институт политической ответственности кабинета остается в Великобритании за рамками формального правового регулирования, претендуя на роль конституционного обычая. Конституционные обычаи не имеют какой-либо юридической силы, не применяются судами или другими государственными органами, а служат лишь, по образному выражению П. Хогга, для «описания путей, с помощью которых должна осуществляться правовая и политическая власть» [40, с. 603-604]. Вместе с тем конституционные обычаи оказывают серьезное влияние на законодательство и судебную практику, занимая особое место в системе источников права Великобритании [41, с. 403-404].

В странах континентальной Европы вопросы политической и министерской ответственности находят свое отражение в значительном числе законодательных актах, воплощаясь в многочисленных детализированных процедурах (хотя роль неформальных правил также очень велика). Для России в отсутствие определенного консенсуса о политических правилах поведения законодательное регулирование института политической ответственности является на настоящей стадии развития ключевым условием его эффективного функционирования.

В российской Конституции слово «ответственность» используется лишь единственный раз в контексте позитивной ответственности,68 какое-либо упоминание об ответственности органов государственной власти либо отдельных должностных лиц за свои политические действия вообще отсутствует. Конституции зарубежных стран демонстрируют большее внимание к ответственности политических деятелей и граждан за будущие политические действия. Так, французская Конституция непосредственно указывает на ответственность правительства перед Национальным собранием (ст. 49). Германская Конституция также использует слово «ответственность», к примеру, для акцентирования внимания на самостоятельности органов местного самоуправления при реализации своих полномочий (ст. 28). Огромное значение с государственно-правовой точки зрения имеет упоминание в ст. 65 ответственности федерального канцлера за основные направления политики, а федеральных министров — за ведение дел своей отрасли [46]. Конституция Швейцарии в ст. 41 обязывает как на федеральном, так и региональном уровнях содействовать развитию и воспитанию ответственности у детей и подростков, служа неким дополнением к принципиальному положению об ответственности каждого за себя самого и содействии по своим силам решению задач в государстве и обществе (ст. 6). Об итальянской Конституции речь шла несколько выше.

Законодательное регулирование вопросов политической ответственности очень важно. Так, к примеру, в 2008 г. в Конституцию России были внесены изменения, направленные на увеличение сроков полномочий Государственной Думы Российской Федерации до пяти лет, а Президента Российской Федерации — до шести лет. Основным аргументом за внесение этих поправок при обсуждении служил тезис о невозможности успеть реализовать свою программу в менее продолжительные сроки. С политической точки зрения увеличение сроков полномочий депутатов и президента состоит в увеличении сроков, в течение которых последние не могут привлекаться к политической ответственности. Проводить выборы реже значит реже призывать выборные органы к ответственности. В случае с президентом при четырехлетнем сроке полномочий избиратели получали возможность оценивать его деятельность в течение ближайших 11 лет (до 2024 г.) два раза: в 2016 и 2020 гг. При шестилетнем — один раз: в 2018 г. [27, с. 73; 25, с. 100].