Г.Гасфорд - СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР

• Название: СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР
• Автор: Г.Гасфорд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я отвечаю: "А правда, у плюшевого медведя вата внутри? А правда, Супермен летает в кальсонах?"

Донлон отвечает: "Херня какая".

Я говорю: "Нет. Докладываю обстановку: мы с Бледным Блупером закорефанились. Мы вместе зависали во вьетконговском клубе для рядового и сержантского состава".

Донлон смеется: "Именно так".

* * *

Пока добираемся до Федерального Здания, Донлон успевает рассказать мне все последние новости. Донлон изучает политологию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Скотомудила жив; он сбежал из вьетконговского концлагеря в Лаосе. Он до сих пор в Мудне, служакой заделался, служит сейчас в Кэмп-Пендлтоне.

Статтен живет в Нью-Джерси, у него ребенок с "заячьей губой".

Гром – коп в полицейском управлении Лос-Анджелеса, он там знаменитый снайпер в спенцазе.

Дрочила умер от рака толстой кишки в возрасте двадцати двух лет.

Папа Д. А. – алкоголик, подался в наемники, сейчас в Силусских скаутах где-то в Африке.

Боб Данлоп вступил в клуб "рак месяца" и помирает сейчас от рака ротовой полости.

Деревенщина Хэррис выстрелил однажды себе в голову, но выжил. Когда его спрашивают, не служил ли он во Вьетнаме – отрицает, что он ветеран Вьетнамской войны.

* * *

Федеральное Здание – такое огромное, что подавляет собою весь Уэствуд, шикарную кучку бутиков, примостившихся напротив студенческого городка Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Федеральное Здание возвышается над обширным ветеранским кладбищем, которое простирается настолько, насколько видно глазу, и похоже на Памятник Неизвестному ветерану.

На газоне перед входом вдоль бульвара Уилшир тысячи людей стоят под солнцем. Повсюду видны флаги и плакаты. Симпатичная малолетка стоит в футболке с надписью: "К черту честь нации – снова нас не поиметь". Замечаю женщину средних лет с плакатом, на котором написано от руки: "Мой сын погиб, чтоб Никсон мог гордиться".

Донлон паркует машину за десять кварталов от места, мы возвращаемся туда пешком и присоединяемся к народу. Выслушиваем кучу пламенных речей. Один из ветеранов говорит: "Во Вьетнаме не извиняются". Другой: "Вьетнам – как осколок, застрявший у меня в голове".

Донлон подходит к микрофону и говорит: "Прошу всех стукачей из ФБР поднять руки".

Ни одна рука не поднимается, но все начинают оглядываться на соседей.

Один из парней за спиной Донлона поднимает руку. На голове его повязана красная бандана. Он говорит: "Я сознаюсь!"

Всеобщий смех.

Донлон говорит: "Народ! Это же Король". Говорит Королю: "Ваше Величество, опусти-ка свою бестолковую королевскую задницу на табуретку". Король изображает рукой дворцовые церемониальные движения и отходит назад.

Донлон продолжает: "Ладно, а сейчас я попрошу всех, кто думает, что один из стоящих рядом субчиков – стукач от ФБР, поднять руку".

Все озираются, смеются, и все руки вздымаются вверх.

Донлон выполняет "кругом!" и обращается к Федеральному Зданию. "Йоу, Джей Эдгар. Как делишки?" Потом, уже к людям: "ФБР – высочайшее достижение государственного аппарата. Они спецы по телефонам с пушками в карманах".

Зрители смеются и аплодируют.

У большинства мужчин в толпе – неухоженные бороды, на них хипповские бусы, пацифики и элементы военной одежды – заплесневевшие тропические панамы, линялые повседневные куртки, усыпанные нашивками подразделений и значками, представляющими все рода войск.

Донлон дотягивается до меня рукой и подтаскивает к микрофону. "Это Джокер, один из братанов, только что из Нама. Валяй, Джокер, отмочи какой-нибудь прикол".

Я гляжу на зрителей и думаю, о чем же стоит поведать людям, которые собрались вместе для борьбы со своей собственной войной. Когда толпа затихает, и я обретаю уверенность в себе, я говорю: "Против штыков с песнями не попрешь".

Чей-то голос сердито спрашивает: "О чем это ты?"

– Ага, – поддерживают другие.

Я говорю: "Я о том, что вы здесь – душевный, славный народ, но вы сами себя дурите, полагая, что лозунги на упаковках от жвачки остановят войну во Вьетнаме".

Среди слушателей раздается недовольное ворчание, слышны неодобрительные свистки, люди поближе придвигаются к помосту.

Король выпрыгивает вперед и говорит: "Он правЗа оружие! За оружие!" На лице у него свирепое выражение. "Долой свиней!"

Донлон отпихивает Короля обратно, обращается одновременно и ко мне, и к толпе: "Джокер, "Вьетнамские ветераны против войны" строго соблюдают принцип ненасильственных действий. Мы ни с кем не будем драться. Даже с самим Никсоном, лучшим в мире производителем черепов в Сан-Клементе". Он пошлепывает себя по нарукавной повязке. "Я уполномоченный по миру. Это означает, что моя задача – делать так, чтобы все наши сопротивлялись аресту исключительно посредством пассивного сопротивления, и никак не иначе".

Я говорю Донлону и толпе: "Желаю удачи".

Никто не успевает произнести ни слова, как слева по борту возникает внезапная суматоха. Мы все поворачиваем головы туда и видим длинную двойную цепь самых что ни на есть здоровенных в мире полицейских, которые надвигаются, упрятав лица под затемненными плексигласовыми забралами. Полицейские имеют при себе длинные утяжеленные ореховые дубинки. Форма у них такая синяя, что сами они будто черные. Они наступают, серебряные жетоны сверкают на солнце как осколки горящего металла.

Черные линии смыкаются и начинают молотить дубинками по краю толпы, атакуют без предупреждения и без пощады. Прежде чем мы успеваем как-то отреагировать, все приходит в хаос, когда справа по борту свечкой забрасываются в толпу контейнеры со слезоточивым газом, а за ними следует вторая двойная цепь копов – блокирующее подразделение.

Задыхаясь от слезоточивого газа, люди бегут куда попало, пытаются вырваться.

Я замечаю, как Мэрфи лихорадочно раздает влажные кухонные полотенца, чтобы люди могли использовать их как примитивные противогазы.

В толпе демонстрантов то там, то сям нестройно запевают "Нас не запугать", а тем временем отделения тактического назначения в белых касках и синих бронежилетах проталкиваются через демонстрантов, молотя дубинками по всем вокруг. Некоторые из ветеранов выходят из себя и начинают замахиваться на копов кулаками, а уполномоченные по миру тем временем пытаются их удержать.

Король подхватывает один из продолговатых серых контейнеров со слезоточивым газом и швыряет его обратно в полицейских. Дымящийся контейнер попадает копу в коленную чашечку, и тот падает. Это приводит полицейских в еще большую ярость.

Я вижу, как Донлон и несколько других уполномоченных по миру упрашивают полицейских проявить милосердие. Полицейские не обращают внимания на уполномоченных по миру и бьют их утяжеленными дубинками.

Я пробираюсь к Донлону и слышу, как сержант полиции отдает приказ: "Мудохать всех волосатиков, кто еще шевелится".

Копы сосредотачивают внимание на пятнадцатилетней девчушке. На девчонке – мальчиковый свитер. Свитер золотистого цвета, и на нем черная буква – знак школьной спортивной команды. Один из копов заходит сзади и берет ее в захват, прижимая горло утяжеленной дубинкой, душит ее дубинкой, надавливая плашмя на горло. Язык вылезает изо рта. Она задыхается.

Домохозяйка средних лет с плакатом "Мой сын погиб, чтоб Никсон мог гордиться" тянет копа за руку, но он стряхивает ее с себя. Коп говорит: "Отвяжись, сука. Сейчас и до тебя доберемся".

Домохозяйка бьет копа картонным плакатом. Коп отпускает девчонку в свитере школьной команды, и она без сознания валится на землю. Потом поворачивается и бьет домохозяйку по лицу утяжеленной дубинкой.

Копы добираются до микрофона, где двадцать вьетнамских ветеранов-инвалидов в креслах-каталках сбились в кучку. Копы вышвыривают увечных и безногих ветеранов из кресел на землю, те пытаются уползти, а копы бьют их утяжеленными дубинками.

Я вижу, как Донлон пытается стать на защиту катал, и следую прямо за ним, любого готов убить. Донлон пытается уговорить полицейских, убедить их, пытается их успокоить. Но копы прислуживаются к голосу разума не более, чем коричневорубашечники в нацистской Германии. Когда Донлон говорит копам, что увечные – это раненые ветераны, копы звереют еще больше.

Один из копов поворачивается и бьет Донлону утяжеленной дубинкой по лицу. Донлон падает.

Полицейский, ударивший Донлона, отворачивается от него и возвращается к избиению катал. Те из катал, у кого есть руки, поднимают их над собой, блокируя удары.

Я пробираюсь к Донлону, и в это время один из копов, участвующий в зверской драке, роняет каску. Я подбираю каску, похожую на головной убор гладиатора-марсианина.

Я нападаю на того копа, что ударил Донлона. Когда он переводит глаза на меня, я уже швыряю каску, и каска бьет в плексигласовое забрало копа, и забрало трескается, и нос у копа ломается, и кровь разбрызгивается по плексигласу изнутри, и он уже ничего не видит. Пока коп снимает свою каску, я беру его за горло в захват и упираю коленку в поясницу.