Г.Гасфорд - СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР
Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР"
Описание и краткое содержание "СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР" читать бесплатно онлайн.
Я говорю: "Бросай дубинку, а то хребет сломаю".
Кто-то с силой бьет меня утяжеленной дубинкой по почкам, очень больно, и я падаю.
Пока полицейские надевают на меня наручники, я лежу распластанный на палубе. Донлон лежит рядом, он без сознания.
Один из копов подходит к Донлону и говорит: "Мы тоже вьетнамские ветераны, мудило". Коп плюет Донлону в лицо.
Другой коп говорит: "А ведь этот парень без глаза останется".
Кот, который плевал, говорит: "Ага. Сначала живешь в трудах тяжких, потом подыхаешь". Оба смеются.
* * *
Нас вместе с сотней других военнопленных согнали в кучу. Для свиней мы больше не люди. Мы больше не граждане Америки. Мы теперь вьетконговцы. Мы – противник. Мы – лохи из Москвы. Мы – круглоглазые беспаспортные гуки.
Кроме того парня, которого прозвали Королем. Король машет перед копами удостоверением ФБР, и они его отпускают.
Белокурый коп подходит ко мне, разглядывает с головы до пят. Ворчливый, лыбящийся засранец. "Глянь-ка. Вот так-так, – говорит он, и еще два копа подходят на меня полюбоваться. Блондинчик постукивает мне по груди утяжеленной дубинкой. "Глянь-ка на этот иконостас. Три "Пурпурных сердца". А сержантских нашивок нет".
Блондинчик приближает свое лицо к моему и говорит: "Мне из-за тебя стыдно, что я вьетнамский ветеран".
Я отвечаю: "А мне из-за тебя стыдно, что я человек".
Белокурый коп пошлепывает утяжеленной дубинкой по ладони, обтянутой перчаткой. "Да, назревает, похоже, очередное сопротивление аресту".
И вдруг какой-то коп, не снимая каски и не поднимая забрала, протискивается мимо трех этих копов и говорит: "Этого я забираю".
Коп в каске утаскивает меня прочь и грубо зашвыривает на заднее сиденье черно-белой патрульной машины с автоматами по продаже жвачки на крыше, которые выстроены в ряд и мигают синим цветом. Изнутри машина пахнет рвотой, виски и дешевым одеколоном.
Когда патрульная машина трогается с места, белокурый коп с приятелями машут на прощанье и многозначительно посмеиваются. Я чувствую себя лицом, подозреваемым в причастности к Вьетконгу, которого по-дружески пригласили прокатиться на чоппере.
Я смотрю через железную перегородку на копа, который снимает каску и с широкой улыбкой поворачивается ко мне.
Гром смеется. "Джокер, засранец этакий. Откуда ты, на хер, взялся? Мы тут думали – тебя Бледный Блупер похерил к херам в Кхесани, за день до того, как мы слиняли. С тобой не соскучишься. Фокусник ты, на хер".
Неловко вспрыгивая в сидячее положение, я говорю: "Гром, гребаная ты крыса-служака. На кой черт ты в копы подался? Эх, кореш, рад же я тебя видеть!"
Гром пожимает плечами. "Знаешь, тут, наверное, половина управления – вьетнамские ветераны. Ну, что тебе сказать? Работа хорошая. Платят хорошо. Выслуга до пенсии – двадцать лет. Я ж ни фига не Эйнштейн. Меня тут к снайперам определили. Вот только гуковских офицеров я теперь не херю. А херю козлов всяких, нарков, котов".
Я говорю: "Ага, ясно, и опасных преступников вроде тех, что были там".
– Послушай, – говорит Гром, поглядывая на меня через плечо и продолжая вести машину. – Я эту херню терпеть не могу. Серьезно. Донлон же мне друг. Я его искал, когда тебя нашел. Кто-то мне сказал, что его поранили. Я тоже в ВВПВ, Джокер, только в городе никому не рассказывай. Приказ есть приказ.
– Донлона-то серьезно ранили?
Гром говорит: "Слушай, поедем-ка тут в одно местечко. Вытащу тебя из наручников, по паре пива выпьем. Подождем, пока в городе эти гребаные крысы-служаки демонстрантов не перепишут. Я позвоню в участок, узнаю, куда Донлона дели. Вот Мэрфи я там не заметил. Выбралась, скорей всего".
– Заметано. Спасибо. И спасибо, что подмог.
Гром говорит: "Не за что, братан. Мы же одна семья".
Боюсь ответить как-нибудь не так и ничего в ответ не говорю.
* * *
Через пару часов юристы ВВПВ вытаскивают Донлона на свободу под залог, и Гром отвозит меня в госпиталь в Санта-Монике, куда его доставили.
Гром остается в машине. "Нельзя, чтоб видели, как я с Донлоном беседую. Я тебя подожду. Потом в аэропорт отвезу".
Я захожу в госпиталь один. Мэрфи – в приемном покое. Кто-то еще из ветеранских жен вместе с нею.
– Как ты?
– Спасибо, ничего, Джокер. Рада тебя видеть.
– Он как, спит?
– Да, – Мэрфи глядит на меня, стараясь не выдать своих эмоций. – Он без глаза остался.
Молчу. Потом говорю: "Мне надо ехать дальше, Мэрфи. Меня дома ждут. Три года не видели".
Мэрфи поднимается, обнимает меня. "Я все понимаю. Все нормально. Ты тут больше ничем и не поможешь. Писать-то будешь?".
Я говорю: "Само собой. Вы-то как? Ничего не нужно? Деньги у меня есть, накопились".
Мэрфи говорит: "Спасибо за предложение, перебьемся".
Из палаты Донлона выходит медсестра. Медсестра из тех, что работают в больницах добровольно и носят белые халатики с красными полосками – сексуальная такая, пляжного типа, с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами.
Я говорю: "Можно на него взглянуть, на секундочку?"
Красная полоска начинает протестовать, но Мэрфи касается ее руки, и Красная полоска говорит: "Ладно. Но только на секундочку. Договорились?"
Я захожу в палату к Донлону. Его накачали наркотиками по самые жабры. С одной стороны его голова вся в бинтах. Голову его стреножили, чтоб не шевелился. Глаз закрыт пенопластовой глазной ванночкой.
Стою у койки. Я будто снова в палате для выздоравливающих в Японии.
Донлон открывает здоровый глаз и замечает меня. Он слишком слаб, и говорить не может.
Я поднимаю его руку с койки и пожимаю ее хряковским рукопожатием.
– Желаю холодных РВ – на всю оставшуюся жизнь.
* * *
Прошел день после демонстрации за мир в Лос-Анджелесе, и вот я стою на грунтовой дороге перед домом Ковбоя в Канзасе. Смеркается, и я думаю о том, насколько же ближе от Канзаса до страны Оз и Изумрудного города, чем до вьетнамской деревни Хоабинь.
Здесь, посреди огромного океана волнующейся пшеницы, среди золота на земле и голубизны неба над головой, воздух чист, и тишину нарушают лишь хлопанье крыльев и щебетанье воробьиных стаек. На какой-то миг война представляется мне черным железным бредом, каким-то кошмаром, в котором слишком уж много шума.
Но даже здесь, в Канзасе, твердо стоя на американской земле, я вижу лицо Ковбоя за мгновение до того, как я пробил его голову пулей. Он передал мне отделение "Кабаны-Деруны", и, когда я принял у него отделение, он верил, что я стану на защите жизни каждого морпеха в отделении, даже если ради этого придется сдохнуть, даже если ради этого придется похерить другого морпеха. Жалко только, что этим морпехом оказался он. Он мне нравился. Это был мой лучший друг.
В кошмарных снах раз за разом я вижу эти сцены, но всегда – одни и те же. Ковбой лежит на земле, с простреленными ногами, отстреленными яйцами, без одного уха. Пуля, пробившая щеки, вырвала прочь его десны. Снайпер, засевший в джунглях, отстреливает от Ковбоя кусок за куском. Снайпер уже изувечил Дока Джея (Джей – от "джойнт"), Алису и салагу Паркера. Ковбой поубивал их всех выстрелами в голову из пистолета и пытается застрелиться сам, но снайпер пробивает ему руку. А потом снайпер начинает отстреливать от Ковбоя куски, чтобы остальные в отделении пошли за Скотомудилой и попытались его спасти, а снайпер тогда получил бы возможность поубивать все отделение, и Ковбоя тоже.
Каждую ночь наступает момент, когда Ковбой глядит на меня застывшими от страха глазами, и тянет ко мне руки, будто хочет что-то сказать, и я выпускаю короткую очередь из "масленки", и одна пуля попадает Ковбою в левый глаз и вырывается наружу через затылок, выбивая смоченные мозгами куски волосатого мяса…
Когда убьешь кого-нибудь – он навеки твой. Когда погибают друзья – тебе никуда от них не деться. Я как дом с привидениями; во мне обитают люди. Каждый раз, когда мне снится Ковбой, этот кошмарный сон завершается страшным разбрызгиванием крови, и я просыпаюсь в холодном поту, мне хочется вопить, но я боюсь выдать свою позицию.
А сейчас я на другой стороне планеты, и о насильственной смерти тут каждый день не думают. Я в канзасских полях, где погода – бог, а зреющая пшеница – жизнь сама.
Если верить ржавому почтовому ящику, родители Ковбоя живут в старом доме на колесах "Уиннебаго". Дом на колесах похож по форме на разрезанную буханку, и выкрашен так, чтоб совсем похоже было.
Справа по борту – небольшой амбар и загон для скота. В загоне стоит прекрасный белый конь.
Я ступаю ногой на треснувший шлакоблок, который тут вместо приступки. Стучусь в алюминиевую дверь, конь Ковбоя глядит на меня из загона и фыркает.
Женщина открывает дверь и приглашет меня войти.
Родители Ковбоя – фермеры-единоличники. У фермеров обязательно принято приглашать гостей поужинать – обычная норма поведения. И не принять приглашения неприлично.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР"
Книги похожие на "СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Г.Гасфорд - СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР"
Отзывы читателей о книге "СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР", комментарии и мнения людей о произведении.