Александр Бусыгин - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Александр Бусыгин
• Издательство: Ростовское областное книгоиздательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

---

К обеду все возвратились домой. Не пришли только Степан и Митя. Старик, тяжко вздыхая, сел за стол и за весь обед не проронил ни одного слова, не обратил даже внимания, что Сергей раньше времени зацепил мясо из борща, за что в другое время Бесергенев обязательно бы стукнул его ложкой по лбу, сердито заворчав при этом: «Ослеп, што ль? Не видишь, старшие без мяса едят?»

Руки Бесергенева дрожали, он два раза уронил ложку и, не став есть каши, вышел из-за стола.

И все уже кончили обедать, а Мити со Степаном — все нет.

Забеспокоилась было и Елена, но слесариха Христом богом и всеми святителями поклялась, что ее Митя не озорной и что с ним, а значит и со Степаном ничего плохого не случится.

Наступил и вечер, а Мити со Степаном все еще не было.

— Поди-ка, Елена, во двор, или тебе беды-горя мало? — заворчал Бесергенев, — может, они где поблизости. Услышишь гармошку, на нее и иди.

Круглая, багровая луна, пробираясь меж облаками, выплывала на простор. Где-то в степи играли на гитаре и пели. Слова песни, залетевшие в улицу, нарушили тишину, оседавшую в Приреченске. На минуту песня оборвалась, потом послышалась вновь уже ближе. Компания молодежи входила в улицу.

Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?..

Компания прошла мимо Елены, свернула в переулок, а песня все еще стояла рядом с ней, все так же хорошо Елена слышала слова, наливавшиеся невыразимой тоской.

Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад…

И Елену охватила тоска, — она забыла, зачем вышла на улицу, потянулась мыслями к родной деревне.

И вдруг, нивесть откуда, перед ней вырос мужичонка в белой рубахе, разорванной и по швам и по живым местам. Размахивая руками, он закричал, что есть силы:

Етат стон у нас песней зовется!..

Потеряв равновесие, мужичонка свалился на землю. С трудом поднимаясь, он кряхтел и подбадривал себя:

— Ну, ну, Андрюша, поднатужься!

Заметив Елену, застывшую от неожиданности, мужичонка выругался:

— Митька! Ты что же это, стервец? А?

Присмотревшись и поняв, что ошибся, он взмахнул головой, как лошадь, и приложил руки к груди:

— Извиняйте, тетя! Не знаю, кто вы. Но скажите Митьке, что так нехорошо, с его стороны. Третье воскресенье обещает со мной гулять, и все обманывает. Скажите ему, что приходил Андрей Титкин, и я начхал на него! Обойдусь и без его гармошки! Эх, етат стон у нас песней зовется! — снова заорал Титкин, и, спотыкаясь, побежал прочь от Елены.

— Ну что там? — спросил ее старик, когда она вошла в хату.

— На дворе хорошо, — мечтательно ответила Елена, — песни поют.

— Песни! — рассердился старик. — Ты зачем выходила? Песни, что ль, слушать? Вот дьявол-то! Выйди-ка ты, Серега, во двор… А то матери беды-горя мало. Она песни слушает.

Но и Сергей, простояв на улице с полчаса, не услышал Митиной гармошки.

И только когда все уже собирались лечь спать, Степан с Митей шумно ввалились в хату. Старик, заметив, что они навеселе, вызвал Степана в коридор и схватил его «за грудки».

— Где ты был?

— У знакомых мастеровых. Мы, папашка, маленько выпили, потом разговаривали о делах и засиделись.

— Смотри, я тебе дам эти знакомства! Не посмотрю, что у тебя усы и борода.

Старик почему-то ожидал, что сын станет перечить, чего с ним никогда не было, но Степан и на этот раз промолчал, — и старик размяк, сказал примиряющим тоном:

— Смотри, Степа-а. Знакомства всякие до хорошего не доводят. Последние штанишки спустишь. А у тебя ведь семейство.

— Понимаю, папашка, я не махонький, тридцать два года живу. Сегодня день такой. С завтрашнего дня на работу, и тогда уже — ни-ни-ни. Я все понимаю, папашка.

— Понимаешь? — старик погрозил Степану кулаком. — То-то же, смотри, понимай, чтобы твое понятие не завело тебя в другую сторону.

Глава вторая

1

В Приреченске началась летняя строительная горячка. С раннего утра до поздней ночи в гулкий шум железнодорожных мастерских вклинивался разноголосый говор — тамбовских, саратовских, воронежских, вологодских, симбирских, нижегородских сезонников — они облепили высокие стропила, усеяли «леса», стучали топорами, зудели пилами.

Степан работал в мастерских, приглашал туда и отца, но тот отказался наотрез.

— Да и тебе следовало бы уйти оттуда, — отозвался отец.

Старика все время беспокоил рассказ Крота.

— Я в городе не останусь! — решительно сказал он Степану. — Подработаю деньжонок, да и опять домой, в село.

Старик работал на постройке дома жандармского полковника Попова. Каждую субботу полковник выдавал рабочим на водку, которую они здесь же на постройке и распивали. Иногда полковник подходил к рабочим, шутил, и даже случалось, брал в руки стаканчик и пригублял:

— Дай боже силы и здоровья…

Бесергенев свою порцию брал деньгами, никогда не оставался на выпивку.

— Ты что это, старик, или не любишь выпить? — спросил его однажды полковник.

— Деньги нужны. Страсть как нужны, ваше высокое благородие! — ответил Бесергенев и рассказал ему о своем горе.

Полковник дал ему полтинник и усадил вместе со всеми пить водку.

Бесергенев был польщен и, вспомнив о Сергее, робко закинул словечко:

— У меня внук есть ваше высокое благородие, четырнадцатый годок ему. Послушный парнишка.

— Это хорошо, что послушный, — похвалил полковник.

— И старательный он у меня. Здоровый такой.

Полковник догадался, к чему клонит речь Бесергенев, и в этот же день предложил подрядчику взять на работу Сергея.

— Положите ему рубль на неделю. Убытка не будет.

И Сергей пришел работать на постройку. Подрядчик, взглянув на него, одобрительно кивнул, нашел, что Сергей — паренек подходящий, и пока что приказал носить доски для настила полов.

— Присмотришься к работе — строгать начнешь, потом на распиловку поставлю, а потом будешь полы настилать…

— А потом подрядчиком станешь, — улыбнувшись, вставил полковник и ласково потрепал Сергея по шее.

У Сергея глаза лезли на лоб, но он не обманул надежд подрядчика: старательно таскал доски, растиравшие ему плечи до крови.

— Ничего, ничего, Серега, — подбадривал его Бесергенев. — Ты только почаще пот вытирай, чтобы он не застилал глаза.

Привел Бесергенев как-то на постройку и Костю.

— Смотри на людей, да умом вникай. Не махонький, шесть лет уже.

До обеда Костя провозился в песке, лепил из него коней, после полудня, когда плотники пообедали и, сняв с себя мокрые от пота рубахи, легли отдохнуть, Костя набрал арбузных корок и стал ловко швырять их, целясь в голые животы плотников. Когда его заметили и, поймав, хотели выдрать за уши, Костя стремительно вырвался и, отбежав на почтительное расстояние, закричал:

— Кацапы-царарапы! Я вот вам задам! Всех ребят приведу с нашей улицы.

Плотники пожаловались Бесергеневу.

— Да что же я с ним поделаю, — виновато бормотал он. — Я его не раз драл за уши. И ремнем прохаживался. Непутевый он какой-то. Со дня рождения охальничает. — И Бесергенев поведал плотникам, что, когда крестили Костю, он вцепился руками в бороду священника и этот священник через неделю умер.

— Хороший был священник. Отцом Арсентием звали. Он тогда же и сказал: «Разбойником будет мальчишка». Оно вот к тому и идет, по его и выходит. А вы на меня не обижайтесь. Больше я его на постройку не приведу.

Не брал Бесергенев Костю и в церковь, ходил туда только с Сергеем. Ни одной службы в церкви не пропускал Бесергенев. Священник приметил его и доверил ходить с кружкой собирать на новый колокол. Бесергенев по такому случаю купил подержанный сюртук и ходил в нем в церковь.

— Жертвуйте, православные, на новый колокол, — тихим баском бубнил Бесергенев и наклонял голову в сторону жертвовавших, принося им благодарность.

На пасху, выходя из церкви, Бесергенев разговорился с Корольковым — табельщиком железнодорожных мастерских, всегда опускавшим монету в кружку «на новый колокол». Корольков пригласил Бесергенева к себе. Бесергенев слышал от Степана, что Корольков — человек хороший, добрый. Однажды, когда Степан опоздал на работу, Корольков не отметил в табеле опоздание.

Бесергенев давно собирался поговорить с ним и с радостью принял его предложение.

— …Живу я один, — жаловался по дороге Корольков, — жена давно умерла. Трудно с ребятами без жены.

Когда вошли в хату, сыновья Королькова — Владимир, семи лет, и Александр, ростом такой же, как Сергей, — поднялись со стульев, поклонились Бесергеневу и опять смирненько опустились.