Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

• Название: От Кибирова до Пушкина
• Автор: Александр Лавров
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-840-6

В сборник вошли работы, написанные друзьями и коллегами к 60-летию видного исследователя поэзии отечественного модернизма Николая Алексеевича Богомолова, профессора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. В совокупности большинство из них представляют коллективный набросок к истории русской литературы Серебряного века. В некоторых анализируются литературные произведения и культурные ситуации более раннего (первая половина — середина XIX века) и более позднего (середина — вторая половина XX века) времени.

---

В 1919 году в Тифлисе был напечатан «Акмэ. Первый сборник тифлисского цеха поэтов». В нем также были напечатаны стихи С. Городецкого и С. Рафаловича и многочисленные произведения других, менее известных поэтов, среди которых, впрочем, можно найти имена Майи (Кудашевой) и Анны Антоновской, прославившейся уже во времена Сталина как автор грузинской эпопеи «Георгий Саакадзе», за которую она была удостоена Сталинской премии.

Если тбилисские сборники восходили к традиции довоенных модернистских изданий и ориентировались в основном на «Цех поэтов», то литературный сборник «Отчизна», изданный в занятом белыми войсками Крыму («Русское книгоиздательство в Крыму», 1919), воскрешает традиции не XX, а XIX века. Модернизм со всем его экспрессионизмом и футуризмом, отдававшими политической левизной, как будто забыт, и во всем царит солидный дух старого народничества, народолюбия и академизма. Сборник выполнен не по модели «литературного альманаха», а по модели толстого журнала. Он открывается большой подборкой стихов И. А. Бунина «Путевая книга», совершенно классических, намеренно отстраненных не только от реальности «окаянных дней», но и от любой ассоциации с неприятными чувствами. Здесь и Россия, но не «взвихренная», а вечная, успокоенная, дышащая покоем и согласием — от северной Соловецкой обители до южной причерноморской степи, здесь даже вечная мишень русских поэтов — современный город — тоже дышит счастьем («Даже запахом сигары / Снова сладок Божий мир»), здесь прекрасные тютчевские Альпы и святые умбрийские горы, великолепные ближние и дальние виды Капри и вечная суета и недвижность Ближнего Востока. Эти стихи утверждают вечность человеческой — а не общественно-политической — жизни.

За стихами Бунина следует проза — проза весьма традиционная, реалистическая. Народнические мотивы из истории «освободительного движения» характерны для главы из «Истории моего современника» В. Г. Короленко. Вслед за ним следует злободневный рассказ «Смесь» будущего лауреата Сталинской премии С. Сергеева-Ценского, в котором описываются революционные события в Одессе в духе инвектив бунинских «Окаянных дней». Будущий автор революционных пьес К. Тренев выступает с рассказом «Вихри», навеянным воспоминаниями о мирной крестьянской жизни, а И. Шмелев публикует обширную повесть «Неупиваемая чаша», в которой повествуется о чудесном спасении целой большой округи от бича пьянства посредством особой целительной иконы, которая «не по уставу писана, но выражение великого Смысла явно»[1203].

Отдельный раздел составляет публикация (с комментариями известного литературоведа А. Дермана) нескольких деловых писем А. П. Чехова, адресованных его соседке по Мелихову. В заключение опубликованы две публицистические статьи на злободневные темы: «Как это случилось?» С. Елпатьевского и «Возрождение России» В. Мякотина. Обе статьи поражают не только абсолютной типичностью анализа и выводов («Кто виноват?» и «Что делать?»), но и необычайной злободневностью в смысле сегодняшнего дня, начала XXI века: как изъяны российской жизни рассматриваются недостаток общественной самодеятельности, беда абсолютной централизации, всеобщая коррупция, которая здесь еще называется своим настоящим словом — воровство.

1920 год — наиболее тяжелый из всех, которые пришлось пережить русской культуре. Это год, когда организованная культурная деятельность, как в столицах, так и на периферии, была свернута до минимума по причинам объективного (голод, разруха, террор) и субъективного (распространение теорий о гегемонии пролетарской культуры) характера. Поэтому деятельность литературных групп, издательств и объединений принимает характер устного общения. Большую роль начинают играть всякого рода учебные заведения для рабочих, кружки просвещения и вольные академии, которые были разрешены, поскольку считалось, что таким образом происходит обобществление культурных ценностей подобно происходившему параллельно обобществлению, т. е. грабежу, ценностей материальных.

Одним из таких объединений, чьей целью, в частности, стало сохранение поэзии и поэтов, был Всероссийский союз поэтов (СОПО). Именно поэтический сборник под названием «СОПО — первый сборник стихов», выпущенный Всероссийским союзом поэтов в «четвертый год первого века», как указано на обложке, явился первым советским поэтическим альманахом, представляющим уже абсолютно новую эпоху. Вслед за ним появились сборники СОПО 1922 и 1924 годов. «СОПО — первый сборник стихов» важен в типологическом плане, поскольку он прекрасно воспроизводит отличительные признаки и политической, и литературной эпохи. Напечатанный на грубой бумаге, объемом всего в 30 страниц небольшого формата, этот сборник полностью отличается от своих предшественников эпохи Серебряного века и первых лет революции. Он отражает происшедшее слияние политической структуры с культурой и принимает верховенство этой политической структуры как нечто само собою разумеющееся. В той или иной форме этот переворот, происшедший примерно в 1920 году, сохранил все свои основные черты вплоть до сегодняшнего дня, будучи воплощен в структуре культурной жизни России в течение этих почти девяноста лет. Мы имеем в виду то обстоятельство, что сборник «СОПО» представляет поэтов не по различным признакам, принятым в прежнее время (по старшинству, значимости, известности, по тематическому или стилистическому признаку), а по групповым обозначениям, в большей или меньшей мере соответствующим общественно-политическим характеристикам этих объединений, как если бы это были обозначения политических партий: имажинисты, футуристы, акмеисты, центрифугисты, эклектики, неоромантики, парнасцы, символисты, классики. Не забудем, что в это время (осень 1920 — весна 1921) в советской России еще существуют, кроме большевиков, хотя бы формально, и другие революционные партии: еще не уничтожены анархисты, формально еще есть меньшевики-интернационалисты, на окраинах имеются боротьбисты (Украина), еще не запрещены еврейские партии, левый Поалей-Цион и СЕРП. Это совершенно не значит, что составители сборника как-то сопоставляли существующие поэтические группы и то охвостье политических партий, которое влачило жалкое существование в советской России. Важно другое: эти поэтические группы — от имажинистов, представленных организаторами «СОПО» И. Грузиновым и Р. Ивневым, до «классиков», куда, словно издеваясь, поместили покойного Афанасия Фета, — представляют весь спектр политико-культурных платформ, от крайне революционных («имажинисты») до архаически консервативных и реакционных («классики»). Если номенклатура обозначений групп, данная в «СОПО», является еще смесью самоназваний («имажинисты», «футуристы») и ярлыков, навешенных другими, то очень скоро такая система обозначения культурно-политических групп («пролетарские» писатели, «крестьянские» писатели, попутчики и т. п.) станет общепринятой и начнет определять не только литературную жизнь (объединение в литературные сборники и альманахи), но и самосознание самих литераторов.

В самом сборнике «СОПО» поэты расположены по алфавитному принципу. Открывается сборник стихотворением И. Аксенова («центрифугист»), а закрывается шуточным посланием А. Фета («классик»). Немало стихотворений посвящено так или иначе проблематике революционной эпохи: они полны революционного пафоса, переносят эмоции революции в сферу космического или, напротив, интимно-личного бытия. И в этом тоже принципиальная новость стихов сборника «СОПО». Во многих стихотворениях (И. Аксенова, Андрея Белого, И. Грузинова, Р. Ивнева и др.) проводится мотив единосущности Бога, Христа, Девы Марии и Революции с ее жертвами, порывами и устремлениями. Замечательно стихотворение Федора Сологуба, на первый взгляд совершенно внеположное окружающему пространству-времени («Не спорит здесь с мечтами, / Не шепчет злую быль / Под голыми ногами / Податливая пыль»), но внутренне как-то «утешающее» страждущих в пору революционного безвременья и бездорожья. Наконец, именно в этом сборнике впервые напечатаны два исторических стихотворения Валентина Стенича. Одно посвящено распространенному тогда сравнению Ленина с Петром I («Мои антихристовы думы / Свершить — уделом не тебе ль?»), другое почти по-футуристически обнажает пафос новой эпохи, выраженный в новых, в русском языке дотоле не принятых названиях, образованных из сокращений: «Наркомфинансов с Наркоминделом / Беседуют о пониженьи цен. / И странно-чужд в дворцовом зале белом / Нерусский председателя акцент».

В 1921 году начинается бурная история литературных сборников и альманахов советской поры. Мы не собираемся ни очертить всю ее, ни даже дать ее краткий очерк, поскольку, как мы увидим ниже, она будет включать весьма объемные издания, некоторые из них — совершенно нового типа. Мы остановимся здесь, по необходимости весьма бегло, на нескольких типах литературно-художественных сборников, которые каким-то образом связаны с предыдущим периодом — с так называемым Серебряным веком. Наверное, эта связь, иногда совсем неуловимая, лучше всего характеризуется мандельштамовским более поздним определением акмеизма как «тоски по мировой культуре». Ощущается, прежде всего, сильнейшее стремление установить и сохранить связь настоящего, остро переживаемого актуального момента в пространстве-времени с иной, высшей, существующей где-то в другом измерении действительностью, которую никак не может умалить, задеть, испачкать кипящий вокруг котел страстей. Эта «высшая действительность» создана культурой и историей. Поэтому столь большое количество материалов в начинающих появляться в течение 1921 года литературных сборниках и альманахах посвящены истории в том или ином ее аспекте. Чем дальше отстояли описываемые события от настоящего времени, тем охотнее они вспоминались, исследовались, вводились в эмоционально-экзистенциальный круг, создаваемый сборником или альманахом. И наоборот, слишком недавнее прошлое вызывало иногда у вспоминающих его сильнейшее эмоциональное отторжение, напоминая о каких-то болезненных конфликтах и потрясениях. Иногда его окраска и звучание в поле памяти были слишком какофоническими или задевали какие-то напряженные струны. Поэтому столь масштабно обращение в заново формирующихся литературных сборниках и альманахах к классическому прошлому и классической культуре и столь незначительно внимание к собственно Серебряному веку. Он еще здесь, его присутствие явственно ощущается. В этой обстановке происходит, как нам кажется, переориентация самого понятия «начало века», «Серебряный век»: не то, что было специфическим и характерным в эту эпоху, начинает с нею ассоциироваться и восприниматься как нечто особенно драгоценное, а сам факт того, что эта эпоха была и существовала как звено связи с высокой традицией. А сама эта традиция могла некоторыми представителями «Серебряного века» яростно отвергаться.