Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

• Название: От Кибирова до Пушкина
• Автор: Александр Лавров
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-840-6

В сборник вошли работы, написанные друзьями и коллегами к 60-летию видного исследователя поэзии отечественного модернизма Николая Алексеевича Богомолова, профессора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. В совокупности большинство из них представляют коллективный набросок к истории русской литературы Серебряного века. В некоторых анализируются литературные произведения и культурные ситуации более раннего (первая половина — середина XIX века) и более позднего (середина — вторая половина XX века) времени.

---

Очевидно, в это же время, практически параллельно с составленной Мейерхольдом в апреле программой Театра-Студии, Вашкевич начал работать над собственным театральным манифестом «Дионисово действо современности. Эскиз о слиянии искусств», излагающим программу его будущего театра. Цензурное разрешение на книгу Вашкевича о театре было получено 25 мая 1905 года, однако ее выход задержался до августа.

Трактат Вашкевича, как и его прежние выступления, не содержал четких формулировок и определений. В эффектности цветистых фраз, затемнявших смысл, отразилось подражание «зыбкому» стилю К. Бальмонта, позднее подвергшемуся резкой критике А. Блока[208] и других современников.

В названии своего театрального манифеста Вашкевич использовал термин «Дионисово действо» Вяч. И. Иванова, идеи которого о возрождении «дионисийского театра» получили широкую известность благодаря публикациям в символистских изданиях[209]. Однако, не ссылаясь на труды Иванова, Вашкевич упоминал имя Диониса лишь в предваряющем книгу «Вступлении». Соединяя идеи Метерлинка и Иванова, он напоминал о «священном театре трагедии» эпохи «дионисийских игр» и утверждал, что люди XX века испытывают «мучительное желание» «увидеть <…> не самую катастрофу жизни, которую изображают везде и всегда, а ее таинственную причину в таинственном зрелище, и, надев венки, стать не зрителями, а молящимися этой мистерией»[210]. Далее в его трактате, наполненном цитатами из книги Метерлинка «Сокровище смиренных» (1896)[211], идеи мистериального театра, несущего духовное очищение и преображение, не нашли отражения. На страницах сочинения Вашкевича содержались лишь смутные отзвуки статей Иванова.

Основная часть «эскиза» носила заглавие «О театре будущего». Вашкевич утверждал свой театр как «храм, замкнутый от неверующих»[212], как «театр меньшинства»[213], что в корне противоречило мечтам Иванова о создании всенародного искусства.

Намеки на идеи «соборности» Иванова можно усмотреть в упомянутой Вашкевичем «коллективности» искусства, которую он понимал только как «цельность, т. е. ансамбль»[214], не вкладывая в него никакой глубокой идеи религиозной общности, свойственной понятию Иванова. Заимствуя у Иванова идею слияния зрительного зала и сцены, Вашкевич пытался осуществить ее с помощью чисто технических театральных средств. В его трактате повторялись и уточнялись ранее упомянутые принципы «театра эмоций», рассматривались сценические методы постановок. Заявляя о необходимости для театра «вернуться к примитивам своего празднично-молитвенного истока», он полагал, что для осуществления этого «надо во что бы то ни стало убить ясность звуков и всего видимого… Самое исполнение должно далеко уйти от „натуральности“ в область странных форм <…>»[215].

Он писал о стремлении к тотально поглощающему театральному действию, в котором, по его выражению, «мозговая энергия перестанет посредничать», — т. е. к действию, вызывающему состояние, подобное описанному Ивановым дионисийскому исступлению. Однако образец такого действа автор сочинения находил не в античности, как Иванов, а в одном из современных проявлений низового зрелищного жанра конца XIX века — в парижском кабаре «Chat noir»[216].

Отразившееся в трактате непонимание глубинного смысла теорий Иванова выдавало беспомощность Вашкевича как дилетанта, не способного понять и передать суть нового представления об античном театре, бессистемно бравшего «напрокат» чужие мысли.

Тем не менее следует признать, что использование имени Диониса было чрезвычайно выигрышным дипломатическим шагом Вашкевича. Чуткий к новейшим течениям в искусстве организатор театра, опережая всегда поспевавшего раньше всех Мейерхольда[217], решил использовать имя наиболее авторитетного теоретика театра Вячеслава Иванова, чтобы поднять престиж своего театрального предприятия (ранее, при организации Театра-Студии, возглавить его литературное бюро был приглашен В. Я. Брюсов, опубликовавший несколько ярких статей, критикующих состояние современной сцены). 22 августа 1905 года Вашкевич отправил поэту в Петербург следующее письмо:

Москва 1905 — VIII 22.

М. Г. Вячеслав Иванович,

возникающее в Москве мое начинание, о котором Вы, может быть, слышали уже, имеет целью создать новый тип театрального зрелища на принципах, общих с античным театром.

Цель этого начинания возвысить зрелище до культа, создать театр Трагедии. Этот театр должен быть эмоциональным и выразить мистрические[218] искания современности, так родственные с античным мистрицизмом.

Этого хотим достигать слиянием искусств в их девственном эмоциональном начале.

Хотим углубить сценический момент участием всех (по возможности) ощущений зрителя (т<ак>, напр<имер>, запах цветов). Хотим, чтобы сцена и зрительная зала — слились, и чтобы слияние это было молитвой пантеистической, культом, новой религией.

Словом, хотим вырвать театр из тисков позитивизма.

Говорю это Вам вот для чего.

Во-первых, чтобы привлечь Ваш интерес к нам, а затем просить Вашего разрешения на то название, которое навеяно Вашими произведениями и которое выразит лучше всех сочетаний наши искания.

Надеюсь, что Вы не будете иметь ничего против, если название будет дано:

«Дионисово действо»[219].

Если мы и начинаем с пьесы К. Д. Бальмонта «Три рассвета», то дальнейшие наши шаги — Метерлинк, Эврипид, Д’Аннунцио, Софокл, Гофмансталь, Зиновьева-Аннибал…

Мне очень бы хотелось рассказать Вам многое и многое, т. к. Вы почувствовали бы меня гораздо ярче, чем многие и многие.

Очень, очень прошу Вас ответить мне.

Адрес мой: Москва. Каретный ряд. II-й Знаменский пер., соб<ственный> д<ом>. Николаю Никол<аевичу> Вашкевичу.

С почтением

Ник. Вашкевич[220].

Обращение Вашкевича произвело глубокое впечатление на Иванова, о чем Л. Д. Зиновьева-Аннибал сообщала М. М. Замятниной: «Великая новость: „Кольца“[221] в программе нового театра эмоций на эту зиму в Москве. Учредитель этого предприятия незнакомый: Вашкевич написал письмо Вячеславу, прося позволения назвать театр „Дионисово Действо“, и сообщил, что они мечтают о культе, театре в духе Религии Диониса»[222].

Два дня спустя, 24 августа 1905 года, Иванов писал Вашкевичу о своей готовности приветствовать его новаторские устремления. Сохранился черновик этого письма с правкой, свидетельствующей, что он отнесся к письму Вашкевича с большим вниманием и, редактируя свое письмо[223], стремился скрыть излишнее проявление эмоций:

Милостивый Государь, Николай Николаевич!

Благодарю Вас за[224] высоко ценимый мною знак Вашего внимания. О начинании Вашем я, конечно, в общих чертах[225] знал, и[226] уже ему сочувствовал; но из письма Вашего[227] вижу, что внутренне оно еще ближе мне в своем замысле[228], чем я мог надеяться. Тем, что Вы признаете связь между наименованием его[229], Вами избираемым, и моею проповедью идей, равно нам обоим близких[230], — Вы оказываете мне честь, которою я вправе гордиться. В Вашем вопросе, не имею ли я чего-либо против этого наименования, я ценю Вашу изысканную деликатность по отношению к автору, произведения которого остановили[231] Ваше внимание. Но могу ли считать сочетание слов, мною найденное и счастливо отвечающее[232] Вашей идее, не всеобщим достоянием, раз оно произнесено во всеуслышание? Мне остается только радоваться, что дорогой мне символ дорог и другим, — и желать, чтобы имя, для меня священное, и другими святилось. Не сомневаюсь, что такое значение имя это имеет[233] для Вас, — как не сомневаюсь и в том, что оно будет хулимо толпою: такова судьба (и жертвенная воля) всего священного. Пусть же тирсоносцы носят на устах Дионисово имя! Они не скажут: «мы — вакхи», раньше, чем свершилось чудо, — если чтут и боятся своего бога; но сборище свое назовут[234] Дионисовым, если его призывают. «Дионисово действо» не будет[235] осуществлено[236] на Вашей сцене в полноте своего великого смысла; но Вы в праве начертать эти слова на своем знамени, если высокая цель Вам воистину предносится, если воистину она определяет и вдохновляет Ваше служение[237].

Мне было бы истинно радостно с Вами увидеться, как и воочию убедиться в присутствии дионисического духа в Вашем обществе[238]. Будучи в Москве, не премину прийти к Вам[239]. Искренне желал[240] бы оказаться, чем могу, полезным Вашему смелому и прекрасному в его замысле начинанию[241].

С искренним и глубоким уважением

Вячеслав Иванов[242].

Почти одновременно с возникшей перепиской вышли из печати театральный манифест и статья Вашкевича в петербургском журнале «Театр и искусство», пересказывающая основные положения его трактата[243].

Отзывы на книгу Вашкевича были исключительно негативными. Писателями-символистами она воспринималась как оскорбительное искажение принципиально важных идей символистского театра.