Дмитрий Сорокин - Матвей и люди

• Название: Матвей и люди
• Автор: Дмитрий Сорокин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Электричка, едва успев пересечь границу города - кольцевую дорогу, неприятным голосом машиниста сообщила, что поезд дальше не пойдет по той причине, что путь перекрыт красными демонстрантами и бастующими рабочими. Не пожалев в адрес и тех, и других экспрессивной лексики, Матвей вынужден был выйти и отправиться на поиски автобуса, способного довезти его до метро. В голове еще гудело, но в целом состояние улучшалось. Пропустив один автобус, в который набилось раза в четыре больше людей, чем он способен вместить, Матвей понял, что хоть здесь не прогадал: следом пришел еще один, и так как основная масса пассажиров уехала в давке на прошлом, он смог сесть и снова уткнуться в свою мокрую книжку. Конечно, радовался он рано: через три остановки в салон вошли контролеры. Внешне они являли собой золотую середину между теми блюстителями чистоты русской расы, что утром пытались вывести работягу Максимыча из электрички, и теми персонажами, что ненавязчиво выселили Матвея из его коттеджа. Денег Матвей имел ровнехонько на штраф. После всех треволнений дня расставаться с червонцем было ох как жалко. Поэтому Матвей соврал контролерам. Он им сказал, что не располагает ни билетом, ни талоном, ни деньгами, чтобы заплатить.

- Тогда сейчас выходишь. - довольно равнодушно процедил сквозь зубы контролер и пошел собирать дань дальше, смерив напоследок Матвея таким взглядом, словно он был из той братии, которую утром дубьем выселял из своего тогда еще дома. Этот взгляд Матвею очень не понравился. Он его обидел. " Кретинское время, жалкая страна. - думал он, проходя к выходу на задней площадке. - Человеку предоставляется минимальный выбор: унизь - или будешь унижен, укради - или будешь обворован, убей - или убьют тебя. Так какого же черта?!" Он достал из кармана десятку, тщательно расправил замятые уголки, и, держа ее перед собой, как пропуск в рай, решительно направился по проходу навстречу контролерам, на ходу декламируя только что родившийся экспромт, почти в стиле Маяковского:

- Граждане контролеры!

Внимания прошу!

Убедитесь:

Мне

Ничуть не жалко!

Вот он я.

И вот я подношу

Десяточку.

На бедность.

Автобусному парку.

Подношение с благодарностью приняли. Но на остановке они схватили Матвея за шиворот и выволокли из автобуса. Повалили и били. Ногами. Долго и с удовольствием.

Домой он доковылял чуть не к полуночи. Остатки дня съели незапланированный визит в отделение милиции и последовавшая за ним принудительная прогулка в медвытрезвитель. Там не без труда Матвей сумел убедить персонал, что он трезв, как стекло, и его отпустили. Впрочем, как раз с трезвостью Матвей собирался покончить в самое ближайшее время. Вымывшись и переодевшись, он пошел в магазин. Ко входу в магазин уже перекочевала азиатская стая, промышлявшая утром возле входа в метро. К нему тут же подскочили два пацаненка, лет по восемь каждый, с протянутыми руками и попытались преградить дорогу. Матвей оттолкнул их. Тогда они вцепились в его куртку и заголосили:

- Ты что, не понял?! Денги давай! Давай денги!

- Денги давай, русский! Давай денги!

- Ах, деньги?! - паскудно ухмыльнулся Матвей, ударяя одного из них по ушам. - Деньги, говоришь?! - второй получил поддых и, после того как согнулся, по шее. В довершение Матвей наделил обоих пинками под зад. - Да пошли вы на х.. !!!

В магазине он вложил почти весь остаток своих средств в водку, и, придя домой, забылся алкогольным бредом на два дня.

День третий едва не стал последним днем в его жизни. Сильно болело сердце. Все тело пронизало слабость, к тому же, оно вспомнило решительно все побои, доставшиеся ему в последние дни. Хотелось есть, но организм категорически отвергал любую пищу. Весь день Матвей просидел в кресле, укутанный пледом, читая книгу. Его била крупная дрожь. Лишь к вечеру он накопил достаточно сил, чтобы доползти до ванной, умыться, добраться до кровати. Долго лежал он без сна, тоскливо прислушиваясь к сбивчивому ритму сердца и готовясь умереть в любой момент.

Наутро он чувствовал себя гораздо лучше. Позавтракав, облачился в лучший костюм и поехал устраиваться на работу по объявлению, которое сорвал в подъезде. Там некто, с виду - родной брат большинства людей, встреченных Матвеем за последние несколько дней, - долго и обстоятельно расспрашивал Матвея о каких-то пустяках, типа какие отметки он имел в школе по физике, биологии и русскому языку. Затем некто подался вперед, так сильно уперевшись локтями в стол, что тот заскрипел, и, улыбаясь, спросил:

- А вам известно, молодой человек, что у вас лицо дебила?

- Да? Что же, может быть. Только на вашей физиономии тоже не слишком высокий ай-кью выписан. - и Матвей ушел, не солоно хлебавши. Где-то внутри опять стал ощущаться полный раздрай, как будто что-то там крошилось и рассыпалось.

Вернувшись домой, он полдня пил чай и смотрел телевизор, затем навел порядок в квартире. К вечеру решение созрело. Порывшись в шкафу, извлек оттуда старую, полинявшую одежду. Нашел растоптанные ботинки, один из которых вот-вот грозился запросить каши. Написал транспарант, гласивший, что он, Матвей, с позавчерашнего дня - круглый сирота, мама и папа погибли в автокатастрофе, бабушка лежит в больнице с пятым инсультом, а на руках двухгодовалая сестренка. Утром следующего дня он поехал на наиболее отдаленную ветку метро и вышел на промысел.

- Уважаемые пассажиры! - вполне правдоподобно завывал Матвей. - Вы извините меня, пожалуйста, что обращаюсь к вам, но попал в безвыходную ситуацию... Родителей похоронить не на что, бабушку и сестренку кормить тоже не на что. На работу не берут - кризис, говорят. Помогите, пожалуйста, чем можете, и да не оставит вас Бог!

Он терпеливо обходил вагон за вагоном, и так до вечера. "Заработок" составил едва двадцать рублей. На следующий день он отважился повторить этот подвиг. Тридцать пять рублей сорок одна копейка в мелкой разменной монете были ему наградой за это. Надо было что-то изменить в технологии Матвеева нищенства. И потому, купив на заработанное банку тушенки и чекушку водки, Матвей поспешил домой и засел за творчество. Спать он лег под утро, вполне довольный получившимся результатом.

С утра он приехал на Белорусский вокзал, сел в первую отходящую электричку. Расчехлил старую гитару, снятую ночью с антресолей. Инструмент вполне вписывался в нищенский колорит: треснутая дека, гриф давно повело винтом, двух струн не хватало, остальные не настраивались. Аккомпанируя себе на этом чудовище, он медленно пошел по вагонам, исполняя куплеты, над созданием которых он трудился всю ночь:

Братья-сестры пассажиры!

Обращаюсь слезно к вам:

Жуткий кризис в этом мире

Положил конец деньгам!

Но о слезках мы забудем,

Мы проявим оптимизм:

Ведь, когда деньжат не будет,

Будет полный коммунизм!

И настанет изобилье,

Как нам Ленин обещал,

И в момент во всем-всем мире

Станет интернацьонал!

Вот в Париже есть "Макдоналдс",

И в Москве он тоже есть,

Там и сям в любое время

На халяву будем есть!

Но пока - в мечтах все это,

Слезы капают на грудь.

Эх, уважьте вы поэта:

Дайте денег. Хоть чуть-чуть!

Сия баллада имела некоторый успех. По крайней мере, ежедневные заработки увеличились и стали достигать сотни рублей. Матвей периодически по просьбам почтеннейшей публики - видоизменял и дописывал текст, так что к концу недели песня насчитывала около сорока куплетов, содержащих острую критику правительства, президента, "новых русских", местных властей, бюрократов и так далее. Две недели Матвей гастролировал по электричкам Белорусской и Савеловской железных дорог, потом, одним прекрасным погожим вечером, наверняка последним таким вечером в этом году, все кончилось.

В девятом по счету вагоне особо удачного поезда, где ему сопутствовал шумный успех: из каждого вагона он вынес не меньше десятки, ему не дали и рта открыть. Два милиционера вывели его в тамбур. Попросили предъявить. Предъявил. Вернули. Приказали - лицом к стене. Не понял, отказался. Приказали более убедительно - дубинкой по почкам. Подчинился. Обыскали. Забрали все деньги, даже мелочью не побрезговали. И тут он сорвался. Все дело в том, что с самого того дурацкого дня, в который ничего не произошло и произошло слишком много, во все эти дни сумбурного нищенства, Матвей находился на высшей стадии нервного возбуждения. И поэтому даже самый маленький камешек смог бы вызвать лавину. А удар по почкам и все последовавшее... Да, камешек оказался даже слишком велик! Он не помнил, что кричал в лицо этим самодовольным типам, распираемым полной безнаказанностью. Что-то о кризисе, о деньгах, о жалкой, никчемной жизни, о Совести, о Боге...

Его снова избили, на сей раз довольно профессионально, разбили многострадальную гитару о его не менее многострадальную голову и выкинули на какой-то платформе.