Сергей Дунаев - Приговоренный к жизни

• Название: Приговоренный к жизни
• Автор: Сергей Дунаев
• Жанр: Фэнтези

---

В телевизоре пытались шутить, но было видно, что здорово испугались. Невидимый некто запросто играет в непонятную игру… «Метатерроризм» — так впоследствии назвал это Даэмон — изничтожение законов бытия. Тучи ушли, но спокойнее не стало. По ночам я слышал в городе стрельбу. Началось? Не знаю.

Потом Даэмон объявил декрет об «империи Рош» — кошмаре Библии (а значит, он ее все-таки читал). А себя назвал императором. В декрете, который жизнерадостный (правильнее будет сказать — смертерадостный, наверное) Елизарий притащил мне, императора именовали Ариманом. Еще он объявил конец света, но постскриптумом — так, между прочим. А от двора новоявленного императора внезапно скрылся один из его приближенных, какой-то непризнанный тибетский принц. Куда уехал — непонятно. Невовремя как-то он решил разбегаться…

Небо было уже другим. Кто-то ждал ответа черному Антихристу, кто-то делал бизнес на ужастиках, кто-то просто слонялся по городу в тупом ожидании. Я был в числе последних. Люди… Как они занимательны! Им объявили, что конец света наступил, а они как ни в чем не бывало суетятся по-прежнему. На Пушкинской роллеры катались на роликах, не боясь попасть под машины. Теперь уже все равно не страшно…

— Это ты?

Я оглянулся на голос. Бог ты мой, это же Артем. Только зачумленный слегка.

— Что с тобой? Заболел?

— Не знаешь, что происходит? — спросил он, глядя куда-то сквозь.

— Нет.

— Происходит самое неви… дикое. Я не знаю, я сам не знаю! Ты помнишь Андрея?

— Который умер от инфекции?

— Непонятной инфекции. Всего двадцать восемь ему было. Так он вернулся.

Я не сразу понял, что он говорит, но — что делает мне честь — когда понял, оставался спокоен.

— Я видел его вчера… и еще во дворе — двух школьных друзей, они оба погибли при несчастном случае. Десять лет назад. Еще Ленка говорит — к ее подруге сестра приходила, та, что умерла в больнице. Что же это, а?

— Значит, мертвые возвращаются, Артем. Даэмон идет сюда.

— Это что же, все вернутся?

— До всех дело не дойдет — не успеет дойти. Развязка близка.

Да, возвращались те, кто умер не так давно. Они стучали в двери друзей и молча проходили, усаживаясь на любимые в недавнем прошлом места. Они почти не говорили, но их никто и не спрашивал. Ужас и равнодушие смешались в московском воздухе, я гулял по Тверской, на которой не было ни одного автомобиля. Одинокие прохожие беспомощно выбежали на проезжую часть и шли прямо по ней. Как на празднике.

Они удивили меня. Я ожидал истерик, напоминающих тонущий «Титаник», бессмысленных метаний, ненужной паники, вытаращенных глаз. Ничего. Глаза сомнамбул, непривычно тихая для Москвы речь, словно и не здесь я. Возможно, это перебор для их безоблачной психики. В газетах писали, будто доблестные спецслужбы пытались вначале оцеплять кладбища, а оттуда дул им ветер в лицо. Невероятно сильный ветер. А кругом было совсем безветрено, безоблачно. Ночью раздался шум нездешний, по надгробиям открыли огонь из огнеметов, и дальше — треск камня, падение оград, и сильная волна отбросила назад тех, кто пытался закрыть дорогу. Ничего зловещего, никаких триллеров. Они шли — просто им надо было идти. Я видел фотографии московских кладбищ и заметил — проснулись далеко не все, большинство могил остались такими, как и были. Но от вида тех немногих стыла кровь. Я и сам повстречал кое-кого из покойных друзей на традиционном вечере у Артема. Друг наш Елизарий назавтра всех приглашал на Красную площадь, обещался салют и торжества в честь прибытия императора. Любимое CNN непрестанно транслировало Москву, во всем же остальном мире все было пошло, спокойно и обыденно.

Наутро мы большой компанией пошли через улицу Герцена к Кремлю, часов в семь утра. Прохожих почти что не было — впрочем, час был непривычно ранний. Все происходящее начинало превращаться в унылый фарс — как насмешка надо всем, чем грезило человечество тысячелетиями, как представляло себе этот страшный волнующий миг. А все так обыкновенно словно бы…

Мимо нас проехал троллейбус, совсем пустой. Даже транспорт по Москве еще ходил куда-то. Апокалипсис.

Зато с мостов Москвы-реки открывался грандиозный и тем завораживающий вид. Все пространство от Театральной и Китай-города до самой реки словно унеслось куда-то. На месте Кремля и прилегающих улиц зияла пустынная территория, кое-где прорастала болезненная осенняя невозможная трава, где-то она ощетинилась грязными каменными обломками. Манежный центр рассечен был трещиной, как землетрясением. Одна его половина сохраняла вид приторного пряника, вторая — даже не была искорежена. Ее просто не было. Как непривычно смотреть с Герцена и видеть так далеко, до «России»… как непривычно. Вот и все, нет страны, власти, устоев. Только пустыня где-то на квадратный километр — все, что осталось…

— Где же Красная площадь, Елизарий?

— Больше нету, — он сам выглядел растерянным не меньше нашего.

— Ого, — раздался голос сзади. Вот здоровая реакция, понимаю.

Скоро мы все или сойдем с ума (если еще не сошли), либо начнем смеяться истерическим смехом, либо — что скорее всего — привыкнем жить в новой искривленной реальности. Где троллейбусы соблюдают расписание, а конечной и в помине нет…

Отсюда виден был даже мост, выходящий к гостинице «Россия», далеко маячавшей в тумане. И силуэт на нем — одинокий, идущий со стороны Замоскворечья. Я, честно говоря, и не сомневался. Это был он — теперь не знаю даже, как его назвать.

9. ШАГИ ПО ПУСТЫНЕ

Сотворенный мною мир, хотя бы и в столь стеснительных масштабах, устраивал мое взыскательное эстетство и естество, даже пленял отчасти. Пустырь в Москве образовался, симпатишный и неожиданный. Идешь себе — дома все выше и краше, вдруг бах — и ничего. Скоро земляникой зарастет, будет strawberry field. Мило, да и только.

По Шоссе энтузиастов в это же время в Москву входили черные воинства — а я уже не чувствовал их моими, все равно мне стало; я озабочен был другим теперь. Враги разбежались, война кончилась, командовать неинтересно. Зато к последнему проявил незаурядный интерес Амаль — он рассылал какие-то непонятные факсы, корежил рожи и биржи, взрывал мировую финансовую систему. По мне так хрен бы с ней, но начиналось заурядное политическое бормотание, и я предпочел отхлынуть. Старика, правда, предупредил, чтобы панику раньше времени не поднимали.

Смешно мне было, когда пытался я, медлительно бредя по пустынным улицам непривычно ранней Москвы, найти в немногочисленной известной мне литературе хоть какое-то жалкое соответствие переживаемому вокруг небывальству. На память однако приходил лишь школьный рассказ про Герасима, только что было утопившего Муму и решительно перевшегося по Тульской трассе на Москву, подобно исландскому призраку. Вот и все параллели, извиняюсь.

Я тоже шел со стороны юга, в то время как черное воинство въезжало с востока. Правда, на набережных уже стояли трофейные танки с черными — моими — флагами, авангарды заняли позиции. Презренна была мне власть — надо же, так необратимо разбежалось. Кто ж будет теперь супрефектов назначать? Даэмон всеславный, и ты этого хотел? В общем, я удрал от своих торжествующих орд и шел к дому, где ждала меня любимая. Катерина! Кэт моя милая, первая настоящая любовь… Впрочем, не последняя. Но сейчас мне хотелось видеть — ее.

А вместо увидел я столпотворение изумленных идиотов у западной стороны того, что еще условно можно назвать было Кремлем, и средь них — старый мой московский знакомый — тот, с которым я ездил в Таллинн. С непреклонностью тонущего корабля несся он напрямик ко мне, чем несколько опечалил. Я сдержанно поклонился. Все же он ценил того меня, каким я был раньше — и за это хотя бы заслуживал теперь снисхождения.

— Что теперь, Даэмон? — крикнул он еще издалека, и никого не было вокруг — как два растерявшихся в пустыне непонятно кого стояли мы посреди моста над водой, в которой даже не отразишься — грязная.

— Ничего. Все, что я тут затеял — возможно жалкий писк, или я ничего не понимаю. Он не принял вызов, он не пришел…

— Думаешь, нет?

— Я спать хочу… Очень утомился от этих дел, лучше мне было в городе Лондоне, а еще лучше — до всех этих игр. Одел бы я тогда что-нибудь белое…

— У тебя никогда не было ничего белого.

— И то правда. Все равно.

— У меня к тебе дело, — начал он нерешительно.

— Ко мне?.. Дело? Хочешь в вассалы по старой дружбе?

— Тебя искали в Таллинне, едва ты уехал. Страшный одноглазый монстр, старик с фальшивой палкой и два их охранника.

— Последние преставились. Они в аду, куда так хотели.

— А первые два?

— Хорошо их знаю.

— Как они могли узнать про тебя — еще тогда? Ты не представляешь, как они спешили?

— А что тебя удивляет?