Мария Спасская - Кукла крымского мага

• Название: Кукла крымского мага
• Автор: Мария Спасская
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-75440-3

Когда-то поэт Максимилиан Волошин нашел на берегу моря затейливый виноградный корень, вырезал из него черта и подарил влюбленной в него Лиле Дмитриевой. А потом выдумщик Макс превратил никому не известную Лилю в загадочную поэтессу Черубину де Габриак. И Лиля, поместившая деревянного беса на почетное место в своей петербургской квартире, поверила: он даровал ей талант слагать стихи… Прошло много лет, менялись поколения жильцов, но черт оставался на месте. До тех пор, пока в городе не появилась журналистка Женя Колесникова. Она приехала на похороны отца, которого ни разу не видела, и не сразу поняла, что попала в эпицентр странной и пугающей мистификации. Как вскоре выяснилось, на самом деле ее отец жив, а историю со своими похоронами он придумал, затеяв опасную интригу. Помимо воли в нее оказалась втянута и Женя…

---

— А Сирин?

— Сирин? Он в то время уже уехал в Чечню, — отмахнулась моя собеседница. И пренебрежительно продолжила: — Кешка всегда был с приветом. Когда вернулся с войны, его папа с мамой как-то очень быстро перебрались за город. И брат с сестрой куда-то переселились. Думаю, жить с ним стало совсем невозможно. Я уехала в Кембридж, получала образование. Мать мне написала, что Викентий женился и завел ребенка. Сама я не видела, но говорили, что семью свою он боготворил. А потом его супруга поехала на юг вместе с маленьким сыном, и там с мальчишкой что-то случилось. Вроде бы он умер. И у Сирина на почве трагедии окончательно съехала крыша. Он совсем перестал выходить из дома. Во всяком случае, я его вижу крайне редко. И разговаривать с ним стало невозможно. Я по-человечески просила его скинуться и совместными усилиями сделать ремонт лестничной клетки, а Сирин в упор меня не замечает. Идет, как глухой, и делает вид, что не к нему обращаются.

Тема ремонта оказала на Ольгу живительное действие. Глаза ее высохли и загорелись праведным гневом, щеки налились румянцем, в голосе зазвучали стальные нотки.

— Тогда я обратилась к твоему отцу, — голос женщины звенел и набирал силу, — но Максик человек творческий, ему не до ремонта. А дом-то ветхий, построен более ста лет назад, и, если его не поддерживать в должном состоянии, он развалится на части. Я расселила нашу коммуналку, денег вложила немерено, а теперь мучаюсь с парадным. Как будто мне одной это надо!

Ольга рывком поднялась с барного табурета.

— Пойдем, Жень, покажу, как должна выглядеть лестница, если в нее вложить немного денег.

Я сунула в рот последний кусок мяса и, жуя на ходу, двинулась за Ольгой. Мы неторопливо шли в противоположный конец квартиры. По правой стене лампочки в нишах подсвечивали модерновые постеры, перемежающиеся зеркалами, слева располагалась просторная гостиная — с тем самым велотренажером, который я краем глаза углядела утром. За гостиной следовали другие помещения, двери в которые были плотно прикрыты.

— Сколько же здесь комнат? — вырвалось у меня, пока мы брели по бесконечному коридору.

— Тут объединены две квартиры, — самодовольно улыбнулась хозяйка. — Вон там еще одна входная дверь. Я выкупила соседнюю квартиру в третьем подъезде и снесла перегородку. Можно было одну дверь заложить кирпичом, — рассуждала она, — но я подумала, пусть будет.

Ольга остановилась перед белой дверью, практически незаметной на белом фоне стены, и, повозившись с замком, потянула ее на себя. Передо мной оказалась чистенькая лестница, выкрашенные бежевым стены, недавно побеленный потолок. И цветы. Много цветов. Кадки с мясистыми фикусами, горшки с драценами, изящные кашпо с ползущими по окнам вьюнами. Эстампы в коричневых рамках довершали образцовый порядок третьего парадного.

— Вот как живут нормальные люди! — провозгласила Ольга. — Я тоже хочу заходить в красивый подъезд.

— Может, проще заходить в квартиру через эту дверь? А ту заложить?

— Вот еще! — она обиженно фыркнула, надув тонкие губы. — Всю жизнь ходила через свое парадное, а теперь почему-то должна через чужое?

Дверь, громыхнув, захлопнулась, и мы тронулись в обратный путь. Первой шла Ольга, за ней следовала я.

— Кстати, Жень, — женщина обернулась. — Если надумаешь продавать комнату — сразу ко мне, договорились?

Я не смогла скрыть насмешливого тона.

— Хочешь стать единовластной хозяйкой дома?

— К сожалению, не получится, — серьезно ответила Ольга. — Какие-то умники выкупили весь первый подъезд и сделали там медицинский центр. И правую половину первого этажа в нашем подъезде тоже они выкупили. Только вашу квартиру им присоединить не удается. Сирин уперся и ни в какую не хочет отсюда уезжать. Твой отец был вроде не против, но не хотел подводить друга. А тебе, Жень, думаю, по барабану, где жить.

— Ну, в принципе, да.

Я шла уже не за хозяйкой, а рядом с ней, и вынуждена была смотреть в ее глаза, неотрывно глядящие в мои.

— А для меня это дело принципа! — Ольга усмехнулась. — Продашь мне комнату, и я переселю тебя в отдельную квартиру. А потом разверну кампанию по выживанию Сирина из этого дома. Поборемся еще с несговорчивой клиникой! Так что помни, Жень, я первая покупательница, если что.

— А что это за клиника? — Я усилием воли заставила себя перевести взгляд на пол, только чтобы она не пожирала меня глазами.

— Понятия не имею, — Ольга озабоченно нахмурилась, и две вертикальные морщины залегли между бровей. — Я пыталась туда пройти, поговорить с руководством насчет общего ремонта дома, но меня на порог не пустили. Охранник заявил, что вход строго по рекомендациям от бывших клиентов и мне не светит туда попасть.

Она обиженно пожевала губами и закончила:

— И это при том, что у меня друзья на самом верху! В городской Думе, прокуратуре и мэрии! Но и они ничего не смогли сделать. В общем, я плюнула, решила ограничиться малым и самой отремонтировать парадное. Разумеется, с твоей, Жень, помощью.

— Спасибо за ужин, — засобиралась я, не в силах больше выслушивать про необходимость ремонта. И хмуро добавила: — Только пока еще рано говорить о продаже комнаты. Она не моя. Вот вступлю в права наследства, тогда видно будет.

Хозяйка проводила меня до дверей и, выпустив на лестничную клетку, старательно заперла свои хоромы на несколько сейфовых замков.

* * *

Санкт-Петербург, 1909 год.

Лиля шла быстрым шагом по Лиговке, точно стремилась убежать от самой себя. Господи, как унизительно и больно! А ведь она знала, что так получится! Говорила Максимилиану Александровичу, что не нужно этого делать! Но Волошин убеждал ее тихим ласковым голосом:

— Нет, Лиля, ты обязательно должна отнести стихи в «Аполлон». Стихи твои замечательные! Они непременно понравятся издателю Маковскому!

Быстрый шаг сбивался на бег, в голове проносился калейдоскоп воспоминаний, снова и снова заставляя ее переживать взлеты и падения этого лета, проведенного в Коктебеле у Волошина. В салонах богемного Петербурга давно уже говорили об оригинальности крымского поэта. Его называли киммерийский маг, ибо дом его на берегу Черного моря располагался в древней Киммерии, как он сам именовал Коктебель. Многие из Лилиного круга любили гостить у Максимилиана Александровича, а вернувшись, рассказывали удивительные вещи. Говорили, что каждый, кто приезжает к нему, должен поклясться, что считает Макса превыше Пушкина. Что у него есть право первой ночи с любой гостьей. И что, живя у Волошина в доме, женщины одеваются в «полпижамы»: одна разгуливает по Коктебелю в нижней части на голом теле, другая — в верхней. Говорили, что Максимилиан Александрович молится Зевсу, ибо очень похож на повелителя Олимпа. Лечит наложением рук. Угадывает будущее по звездам. Ходит по воде, аки посуху. И даже приручил дельфина и ежедневно доит его, как корову. Поэт эти домыслы не опровергал, загадочно улыбаясь в пышную бороду, и в ответ на все вопросы лишь согласно кивал головой. Лиля, познакомившаяся с Волошиным на одном из литературных вечеров, смотрела на мэтра полными восторга и ужаса глазами, решив непременно побывать у него в Коктебеле. Компанию в этой поездке ей составил Николай Гумилев, с которым у Лили набирал силу роман. Приехав в Коктебель, они запирались в комнате Гумилева и подолгу работали над «Капитанами». А потом уходили в горы и собирали скорпионов, которых сажали в спичечные коробки. И хотя Лиля все чаще и чаще ловила на себе заинтересованные взгляды хозяина дома, она боялась поверить в то, что может ему нравиться. Вечерами, когда гости Волошина собирались в зале для увлекательных бесед, Лиля подсаживалась к хозяину и не могла наговориться, рассказывая старинные испанские легенды, которые переводила, и открывая Максимилиану Александровичу потаенные уголки души. А утром она поднималась наверх и читала свои стихи в полном тайн кабинете старшего друга, под шум прибоя, врывающийся в распахнутые окна. Читала и верила, что стихи и в самом деле хорошие. Должно быть, на Лилю подействовала близость загадочного хозяина дома, в которого она сразу же безоговорочно влюбилась. И вскоре Гумилев, злясь и обиженно кривя тонкие губы, отправлялся на ловлю скорпионов один, а Лиля бежала наверх, к Волошину. Увлеченные друг другом, они подолгу гуляли у моря и уходили в горы, и говорили, говорили, говорили. Гумилев страшно ревновал и делал ей сцены, но Лиле нравилось мучить, а Николаю страдать. Окружающие с удивлением смотрели, как вокруг скромной учительницы начального класса петербургской гимназии, не отличавшейся ни красотой лица, ни стройностью фигуры, к тому же хромоногой, разгораются поистине шекспировские страсти. Ревнивый Николай ломал Лиле пальцы, требуя клятвы верности, а затем стоял на коленях, целовал подол платья и умолял простить. Так дальше продолжаться не могло. Волошин поставил девушку перед выбором, потребовав определиться, с кем она хочет остаться. Лиля растерялась. Как можно сравнивать невозмутимого Макса, словно возвышающегося над миром, «близкого всем, всему чужого», с нервным мальчиком Гумми, злым и требовательным в своих капризных желаниях? Николая она тоже любила и очень жалела, что не может быть одновременно с ними обоими. А как было бы славно, если бы великодушие Волошина добавить к романтичности Гумилева! Но, к сожалению, это невозможно. И Лиля осталась с Максом. Однако ничего не сказала Гумилеву, а просто попросила его уехать. Николай, неоднократно предлагавший девушке выйти за него замуж, счел ее просьбу глупым капризом, выпустил из спичечных коробков полудохлых скорпионов и тут же уехал из Коктебеля, а Лиля провела свое лучшее лето рядом с избранником. Осенью Лиля вернулась домой, в Петербург, и Макс перебрался следом за ней. И вот тогда-то Волошин настоял на том, чтобы девушка отнесла стихи в редакцию журнала «Аполлон», с которым поэт тесно сотрудничал. Волошина в «Аполлоне» уважали, к нему прислушивались и дорожили его мнением, ибо литератор, проработавший журналистом в Париже не один год и отлично знакомый с французской богемой, зачастую выступал посредником между только что созданным журналом и именитыми французами.