Хал Хеллман - Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов

• Название: Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов
• Автор: Хал Хеллман
• Издательство: Диалектика
• Жанр: Научпоп
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8459-1152-0

Настоящая история науки представляет собой отнюдь не триумфальное шествие. На этом пути встречаются бесчисленные ответвления, боковые пути и даже тупики. К тому же те, кто движет науку вперед, ученые, руководствуются не только стремлением открыть вечные истины. Будучи прежде всего людьми, они бывают обуреваемы страстями, заблуждаются, ревнуют к успеху коллег.

В книге Великие противостояния в науке рассказывается о десяти самых захватывающих диспутах в ее истории: это и процесс над Галилеем, инициированный Папой Урбаном VIII, и непримиримая полемика между великим английским математиком Джоном Валлисом и не менее великим философом Томасом Гоббсом, и всколыхнувшая весь научный мир вражда Ньютона и Лейбница, и многое, многое другое.

Написанная в увлекательной манере но при этом очень содержательная, книга будет интересна широкому кругу читателей.

---

Постоянное упоминание случайности весьма досаждало эволюционистам. Согласно Докинзу, многие теоретики разумного замысла, не принимавшие эволюцию Дарвина, просто упускали (или игнорировали) одну важную вещь, а именно: «Дарвинизм не является теорией беспорядочных случайностей. Это теория беспорядочных мутаций плюс неслучайный общий естественный отбор»{165} (курсив в оригинале). Докинз спрашивает: «Почему таким премудрым ученым так трудно усвоить такую простую вещь?»

С такой же проблемой Дарвин столкнулся во время дебатов с лордом Кельвином, который, будучи физиком, отвергал биологические доказательства Дарвина. Другой современник Дарвина, астрофизик Джон Гершель называл дарвиновскую эволюцию теорией полного беспорядка{166}. «До наших дней, — говорит Докинз, — и во всех частях света (где следовало бы обладать знаниями получше), дарвинизм в значительной степени считается теорией случайностей»{167}.

В 1990-е годы креационизм продолжает развиваться и порождает новые хождения вокруг да около. Так как замысел можно считать синонимом творения, идеологи креационизма предложили еще одно новое название для своей псевдонауки: «модель первичной сложности». Если креационисты добьются успеха, то эта модель будет изучаться вместе с «моделью первичной примитивности» — такое новое название они придумали для теории эволюции{168}.

В то же время консервативные христианские идеи по-прежнему развиваются. Статья в издании Christianity Today утверждает, что «последние научные открытия свидетельствуют в пользу разумного замысла, а не Дарвина». Далее внимание обращается на то, что «вопрос «От кого мы произошли?» не является эзотерическим, уместным только в ученых кругах. Это основа основ (альфа и омега) нашей веры. Поэтому христиане должны идти вместе, объединяться в общества заслуживающих доверия апологетов, которые отвергают всякое отступление»{169}. С другой стороны, католические школы долгое время учили тому, что теории эволюции не следует конфликтовать с церковными догмами.

И так продолжается до сих пор. Так или иначе, но армия креационистов, вопреки всем неблагоприятным условиям, кажется, все возрастает. Рональд Намберс, известный знаток креационизма, утверждает, что креационисты сейчас устанавливают контакты со школьными советами. Он приводит следующие цифры: в 1992 году из 16000 школ США 2200 были «захвачены» консервативными сторонниками креационизма{170}. Хотя движение креационистов наиболее сильно в США, в других странах у него тоже есть последователи.

Принятие креационистской доктрины может иметь серьезные последствия. Согласно одной оценке, оно потребует «как минимум отказа почти от всех существенных достижений в современной астрономии, физике и большинстве других наук о Земле»{171}. Это заявление было напечатано в 1981 году. С тех пор можно было наблюдать вспышку интереса к эволюционной теории и попытки применить эволюционные принципы в медицине{172}, борьбе с эпидемиями{173}, в сельском хозяйстве и даже психологии{174}, психиатрии, антропологии, этике{175} и социологии (например, при исследовании причин поведения){176}. Перечислены далеко не все сферы. К данному списку присоединяются также новые работы по молекулярной биологии{177}.

Быстрый просмотр в режиме on-line базы данных научных журналов (UMI Research 1, включающая тысячу периодических изданий) только за один 1996 год обнаружил 1349 ссылок на слово «эволюция». Эти статьи затрагивают все аспекты данного понятия: доводы «за», «против» и новые работы в данной отрасли (возможно, использование понятия «эволюция» в некоторых статьях не имеет отношения к исследуемому нами термину). Даже при этих условиях цифра говорит сама за себя. (Ссылок на слово «Библия» обнаружено меньше: 1105.)

Уэйн Грейли, который рецензировал одну из книг Стивена Джея Гул да для Canadian Geographic, назвал эволюцию, происходящую путем естественного отбора, «теорией, проникающей в каждую нишу и щель нашей жизни». Он добавляет: «Сейчас этому утверждению следовало бы стать законом: то, что оно им не является, напоминает нам Гулд, выступает мерилом нашей неспособности постичь мир во всей его полноте, а не результатом каких-либо недостатков в основной схеме Дарвина»{178}.

С другой стороны, давайте представим, что креационисты добились того, чего хотели. Их учение привело бы к тому, что способность людей оценивать научные принципы, несомненно, ослабла бы. Это в свою очередь привело бы к тому, что людям было бы как никогда легко придерживаться бессмысленных убеждений.

Идем ли мы уже к такому положению дел? В 1993 году опрос общественного мнения, проведенный Институтом Гэллапа, установил, что почти половина всех американцев верят, что Бог сотворил человека 10 тысяч лет назад. Журнал Parade сообщает, что «75% американцев не могут пройти научный тест Национального научного фонда США, в котором были вопросы наподобие… жили ли люди и динозавры в одно время»{179}.

То, что происходит, является частью укрепления позиций фундаменталистов наряду с более широким ростом антинаучных настроении вообще. И хотя база высших учебных заведений США остается самой мошной в мире, преподавание научных дисциплин в младшей и средней школе кажется хуже, чем когда-либо раньше. Это противоречие не сулит ничего хорошего для будущего американской нации.

* * *

Во вступлении к этой книге было упомянуто мнение автора «Истории науки» профессора Уильяма Провайна о том, что длящуюся столько времени войну между наукой и религией скорее можно записать на счет Дарвина, а не Галилея. Мы начинаем понимать, почему он написал именно так.

По иронии судьбы, одна из самых первых больших публикаций об этой войне появилась на свет в 1874 году, через 15 лет после первого издания «Происхождения видов». Она называлась «История конфликта между религией и наукой», а ее автором был не кто иной, как Джон Уильям Дрейпер, тот самый докладчик на описанных ранее Оксфордских дебатах. Как сказал Давид Н. Ливингстон, «воинственные метафоры Дрейпера доказали свою неповторимость и вызвали целый ряд ассоциаций с военными действиями»{180}.

Как нелепо, что военные метафоры касаются дебатов, связанных с именем Дарвина. Всю свою жизнь он был одним из самых мягких, стеснительных и благородных людей. Он очень любил природу и был тесно с ней связан. Он мог интересоваться и восторгаться каким-нибудь цветком, червячком или кораллом. Дарвин был самым миролюбивым джентльменом, какого только можно себе представить.

Смогли ли его жизнь и работа заставить викторианское общество по-новому взглянуть на религию, науку и моральные устои? Несомненно. Даже несмотря на то, что Дарвин при жизни подвергался нападкам, а его взгляды хулят по сей день, выдающиеся достижения ученого стали широко известны еще при его жизни. Смерть ученого, наступившая 19 апреля 1882 года, стала кульминацией признания его заслуг: Дарвина похоронили в Вестминстерском аббатстве, возле Ньютона. Однако спор, вызванный его работами, не утихает до сих пор.

ГЛАВА 6. Лорд Кельвин против геологов и биологов. Возраст Земли

Если поискать в истории науки и техники человека, который добился всего, то первым на ум приходит имя Уильяма Томсона. Успешный ученый, учитель, инженер и предприниматель, он был осыпан почестями. Не найдется ни одного дома, офиса или транспортного средства, на которые тем или иным образом не повлияла бы работа этого человека. К концу своей долгой и плодотворной жизни он зарегистрировал 70 патентов и опубликовал более 600 работ.

Томсон родился в 1824 году и, казалось, с самого начала был обречен добиться славы в науке. Получив образование у своего отца, профессора естественной философии, он в возрасте 10 лет был зачислен в Университет Глазго. После окончания учебы в нем он поступил в Кембридж и с отличием окончил его в 1845 году, когда ему был 21 год. К 22 годам он уже стал профессором «естественной философии в Университете Глазго, что считалось чрезвычайно почетной должностью.

Отказавшись от привычного метода вбивания знаний, особенно научных, в головы незадачливых студентов, он решил сделать свои лекции более наглядными с помощью демонстраций. Однажды, чтобы проиллюстрировать определенную мысль, он принес старое ружье, заряжающееся с дула, и выстрелил в маятник.

Некоторые студенты, в первую очередь слабые, жаловались, что Томсон был плохим лектором. Но для тех, кто успевал следить за его мыслью, каждая лекция превращалась в незабываемое событие. Хотя Томсон тщательно подготовился к первой лекции, в дальнейшем он отказался от этой практики. Один из первых его биографов сказал так: «Всегда великолепный поиск!.. Лекцию нельзя было назвать удовлетворительной, если из нее не извлекался новый факт или принцип»{181}. Если он читал лекцию по одному вопросу, скажем, о силах упругости, но вдруг начиналась гроза, то моментально доставались электрометры и разговор шел в новом направлении.