Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

• Название: Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
• Автор: Мария Тортика (Лобанова)
• Издательство: Литагент «Центрполиграф»a8b439f2-3900-11e0-8c7e-ec5afce481d9
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05277-3

На основании обширных архивных материалов ряда стран впервые подробно рассматривается жизненный путь одного из ярчайших лидеров международного социалистического движения болгарина Крыстю (Христиана) Раковского, видного центристского деятеля II Интернационала, ставшего после 1917 года большевиком. Авторы проследили роль Раковского как государственного руководителя Украины – председателя ее правительства, его мужественную борьбу за подлинное равноправие республики в составе СССР, против сталинского курса на унификацию, раскрыли попытки Раковского европеизировать СССР, когда он был полномочным представителем в Великобритании и Франции. Исследование выразительно повествует о противодействии Раковского установлению сталинского единовластия, пребывании в ссылке, возвращении в Москву на второстепенный пост и расправе с ним. Уделено внимание и личной жизни героя, его семейным и внесемейным связям, его родным и близким. Книга написана живым языком, с увлечением читается и представляет интерес не только для специалистов, но и для самой широкой аудитории.

---

Выход ее в 1927 г. был тем более важным, что именно в это время стали раздаваться грубые выпады против Раковского, связанные с его активным включением в оппозиционную деятельность в ВКП(б) (об этом будет рассказано ниже). В мемуарах вспоминались детские годы, студенчество в Женеве, знакомство с Ф. Энгельсом, Г. В. Плехановым, Р. Люксембург и другими деятелями международного социалистического движения, участие в болгарской, румынской, западноевропейской социал-демократии, борьба против мировой войны. Завершалась она событиями 1918 г., хотя в конце говорилось и о дальнейшем политическом пути автора.

Во второй раз Х. Г. Раковскому пришлось припомнить лишь один, но весьма важный эпизод своей молодости и связанный с ним труд – докторскую (по советским меркам кандидатскую) диссертацию, защищенную во французском городе Монпелье в 1897 г. Дело в том, что советские и зарубежные юристы заинтересованно обсуждали французское, русское дореволюционное и болгарское издания этой работы. Раковскому было предложено подготовить новое издание.

Диссертация защищалась по медицине, но ее пограничный характер привел к тому, что большую заинтересованность проявили юристы. Готовя книгу к печати, Раковский в феврале 1926 г. написал в Париже предисловие к ней, носившее в значительной степени мемуарный характер.[845] Автор вновь переживал перипетии защиты своей работы, рассказывал о страстном диспуте с университетскими профессорами, которые, несмотря на несогласие с 24-летним врачом, проявили высокоинтеллигентную толерантность и присудили ему докторскую степень. Как это отличалось от той идеологической чистки, которой наполнялись теперь все отрасли науки в СССР!

Раковский отмечал, что внимание к его работе на Западе усилилось, когда он занял дипломатический пост: во французской печати появились статьи Ж. Верана «Годы ученичества одного советского посла», А. Шабозо «Медико-дипломатический документ: Диссертация “товарища” Раковского»[846] и др. Выход книги в 1927 г. был также очень важен для характеристики Раковского в условиях, когда по его адресу стали раздаваться огульные необоснованные обвинения. Раковский дорожил этой книгой и с удовольствием дарил ее экземпляры личностно и политически близким к нему людям. «Льву Борисовичу на добрую память, пленум. Июль – август 27. Х. Раковский», – написал он на титульном листе экземпляра, предназначенного для Л. Б. Каменева.[847]

Рассматривая деятельность Х. Г. Раковского в качестве советского полпреда в столицах крупнейших европейских государств, мы, к сожалению, в силу отсутствия документов не в силах осветить его участие в «особой» деятельности – шпионаже и других прямых подрывных акциях, разложении белоэмиграции и насаждении в ее среде агентуры, финансировании компартий и т. п. Можно не сомневаться, что полпредства СССР в Лондоне и Париже в такого рода деятельности в той или иной степени участвовали. Но каково было место полпреда? Ответить на этот вопрос пока невозможно. В начале 1926 г. в американской газете появилась статья бывшей секретной сотрудницы ОГПУ, сообщившей, в частности, что агентуру этой организации во Франции возглавляет некое лицо (фамилия названа не была), числившееся секретарем советского полпредства.[848] Верна ли была эта информация, и, если так, кто именно из секретарей советского полпредства (секретарей было несколько – это была дипломатическая должность) имелся в виду, каковы были взаимоотношения Раковского с ним – на все эти вопросы мы не в состоянии дать ответ.

Раковский как посол непосредственно этим не занимался, так как он был «чистым дипломатом» согласно неофициальной классификации кадров дипломатических работников. Эти функции выполняли люди из ОГПУ, работавшие «под крышей посольств» на должностях первых или вторых секретарей (как политических, так и экономических) и в торгпредствах, получавшие заработную плату через НКИД непосредственно от своего ведомства. Не знать о их деятельности Раковский не мог, но изменить или помешать этому был не в состоянии – это была обычная практика советских и западных посольств. Таковой она остается по наши дни.

8. Европейские и общемировые заботы

Работая в Лондоне, а затем в Париже, Христиан Георгиевич Раковский интересовался и в силу своей должности, и по давно сложившейся привычке не только делами страны аккредитации. Его внимание привлекали международные проблемы, положение в отдельных странах, особенно тех, с которыми он был связан на предыдущих этапах деятельности.

Раковского волновал вопрос о представительстве СССР в тех международных организациях, куда он был допущен. Подчас это представительство при помощи демагогии удавалось сделать даже большим, нежели у других стран, как это было, например, в Международном кооперативном альянсе, куда, наряду с делегатами СССР, была найдена возможность протащить делегатов республик.

Разумеется, другие кооперативные объединения протестовали. В сентябре 1925 г. в дневнике Раковского появилась такая запись: «В ближайшее время созывается съезд международного альянса кооперации. Со стороны некоторых английских кооператоров выдвинуто было предложение уменьшить количество наших представителей от 14 до 7, сколько имеет Англия, под предлогом, что наша хозяйственная жизнь едина и кооперации отдельных республик фактически составляют одно целое. Наши кооператоры уже приняли меры, чтобы устранить это нежелательное обстоятельство».[849]

Внимание Раковского привлекали события в его родной Болгарии, где фактически шла гражданская война между правобуржуазными силами, на которые опиралось правительство Александра Цанкова, с одной стороны, и коммунистами и левой фракцией Земледельческого союза – с другой. 24 февраля 1925 г., когда Раковский находился в командировке в Москве, он встретился с лидером болгарских коммунистов Георгием Димитровым, который подробно говорил с ним о событиях в Болгарии и кампании солидарности с жертвами правительственного террора, развертывавшейся за рубежами страны. Раковский обещал оказать содействие этому делу. На следующий день Димитров писал другому руководителю болгарского коммунистического движения Василу Коларову: «Не пропусти случая и ты лично поговорить с ним об этом».[850]

В Лондоне Х. Раковский установил контакт с группой лейбористских деятелей, намеревавшихся посетить Болгарию, чтобы ознакомиться с внутренним положением, крайне обострившимся к весне 1925 г. В апреле этого года лейбористские парламентарии Веджвуд и Мак-Киндер, а также полковник Малон побывали в Болгарии. Они оказались в Софии как раз после взрыва в кафедральной церкви Святого Воскресения (16 апреля), осуществленного военной организацией компартии с целью убийства царя Бориса III, премьера Цанкова и других членов правительства. Взрыв оказался неудачным и послужил поводом для расправы с участниками революционного движения.

Возвратившись в Великобританию, члены делегации выступили с отчетом, заявлениями и статьями, в которых настаивали, чтобы британская общественность положила конец зверствам в Болгарии. Результатом была совместная декларация Исполкома Лейбористской партии и Генерального Совета тред-юнионов с осуждением болгарского правительственного террора.[851] Встречи Раковского с членами делегации и другими британскими деятелями стимулировали последних к активным выступлениям против репрессий в Болгарии.

Такие контакты продолжались в следующие месяцы. В сентябре Раковский принял Малона, который познакомил его с проектом заявления лейбористов о событиях в Болгарии, поделился впечатлениями от поездки и дальнейшими намерениями. Малон рассказал, что делегацию собирались выслать из Софии и только вмешательство британского посла позволило ей остаться. Большое впечатление, рассказал Малон, произвела встреча с Екатериной Каравеловой, вдовой покойного премьер-министра и тещей убитого реакционерами журналиста Иосифа Хербста. После встречи с Малоном Раковский записал в дневник: «На ближайшем съезде рабочей партии в Ливерпуле они предполагают сделать сборы в пользу вдов и сирот погибших. Я им посоветовал принять все меры для того, чтобы там по крайней мере провести резолюцию протеста против белого террора Цанкова».

Однако в основном встречи носили протокольный характер, хотя и из них Х. Г. Раковский стремился извлечь некоторую пользу. Свой визит к турецкому послу в сентябре 1925 г. он, например, использовал для того, чтобы получить максимальную информацию о мосульских нефтяных месторождениях в Ираке, по поводу которых как раз в это время возник острый конфликт между Великобританией и Турцией.[852]

Небесполезными были, видимо, и беседы с женами дипломатов, позволявшие узнать кое-что из того, о чем предпочитали умалчивать их мужья, и уж во всяком случае проникать в сплетни, слухи и мнения дамского круга, иногда представлявшие интерес. Раковский счел возможным записать в дневник в связи с только что упомянутой беседой с турком следующее: «Потом явилась жена турецкого посла, оказавшаяся очень близкой знакомой мадам Эрбетт,[853] и говорили о том мнении об их друге Эрбетте, которое составилось во Франции, как о большем большевике, чем сами большевики».[854]