Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

• Название: Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
• Автор: Мария Тортика (Лобанова)
• Издательство: Литагент «Центрполиграф»a8b439f2-3900-11e0-8c7e-ec5afce481d9
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05277-3

На основании обширных архивных материалов ряда стран впервые подробно рассматривается жизненный путь одного из ярчайших лидеров международного социалистического движения болгарина Крыстю (Христиана) Раковского, видного центристского деятеля II Интернационала, ставшего после 1917 года большевиком. Авторы проследили роль Раковского как государственного руководителя Украины – председателя ее правительства, его мужественную борьбу за подлинное равноправие республики в составе СССР, против сталинского курса на унификацию, раскрыли попытки Раковского европеизировать СССР, когда он был полномочным представителем в Великобритании и Франции. Исследование выразительно повествует о противодействии Раковского установлению сталинского единовластия, пребывании в ссылке, возвращении в Москву на второстепенный пост и расправе с ним. Уделено внимание и личной жизни героя, его семейным и внесемейным связям, его родным и близким. Книга написана живым языком, с увлечением читается и представляет интерес не только для специалистов, но и для самой широкой аудитории.

---

Хотя Сталин в 1926–1927 гг. действительно по ряду вопросов стоял на центристских позициях и действительно в оппозиционных выступлениях звучало революционное нетерпение, основа конфликта была иной. Анализ заявлений и других документов, а затем и платформы оппозиции показывает, что в основе ее выступлений была критика бюрократических методов партийной и государственной работы, политических и хозяйственных просчетов, нежелание склонить голову перед властью Сталина и его непосредственного окружения (в него, наряду с Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым, занимавшими сравнительно самостоятельные позиции, хотя и признавали верховенство Сталина, входили лица, подобранные по признаку личной преданности, – В. М. Молотов, Л. М. Каганович, В. В. Куйбышев, К. Е. Ворошилов, Г. К. Орджоникидзе, С. М. Киров и др.).

Далеко не все оценки, прогнозы и выводы оппозиции соответствовали действительности, а некоторые предполагаемые Л. Д. Троцким и другими ее деятелями процессы, только намечавшиеся, но еще не развившиеся, давали предлог для обвинений в клевете со стороны большинства в руководстве. Так, повсеместное, хорошо организованное сверху «низовое» негодование вызвало заявление Троцкого на заседании Президиума ЦКК ВКП(б) 24 июня 1927 г. о происходившем в партии термидорианском перерождении.[901] Сравнение проводилось с государственным переворотом 9 термидора (27 июля 1794 г.) во Франции, когда была свергнута якобинская диктатура (фактически ставшая единоличной диктатурой Максимилиана Робеспьера, залившего страну морем крови) и политический курс Французской демократической революции 1789–1799 гг. начал возвращаться в русло конституционного буржуазного развития.

Это сравнение было натянутым, не выходило за пределы хлесткого лозунга, не соответствовало историческим реалиям ни Французской революции конца XVIII в., ни Октябрьского переворота в России. В то же время оно требовало усиленных разъяснений для основной массы членов партии, лишь понаслышке знавших о французских событиях почти полуторавековой давности. Те объяснения и определения, которые давали оппозиционеры сущности термидорианства,[902] свидетельствовали о явной условности проведенного сравнения.

Другой, вызвавшей особую, срепетированную ярость одиозной установкой было мнение Е. А. Преображенского о необходимости «первоначального социалистического накопления», сущность которого в экономически отсталой стране должна была состоять в эксплуатации социалистическим хозяйством досоциалистических форм экономики,[903] но отнюдь не в том, чтобы искусственно посадить деревню на голодный паек, как недобросовестно комментировали взгляды Преображенского критики-сталинисты.

Сами понятия «троцкизм», «троцкисты», возникшие в ходе ожесточенной кампании против Троцкого после выхода в 1924 г. его статьи «Уроки Октября», написанной в качестве предисловия к третьему тому его собрания сочинений, к определению путей развития Советской страны в 20-х годах и внутрипартийной борьбы этого периода отношения не имели и, следовательно, их надо считать неверными, ненаучными.

Взгляды самого Л. Д. Троцкого не были вполне устойчивыми, изменялись в быстро менявшихся исторических условиях, и это было вполне естественно в то динамичное время. В одних случаях особая позиция Троцкого была связана со своего рода авангардизмом или отставанием от изменившихся взглядов большинства, в других – с его действительно левыми установками, проявлявшимися в оценке и предложениях как по международным, так и по внутренним делам, особенно по крестьянскому вопросу. Но во всех случаях взгляды Троцкого 20-х годов находились в одном русле с ленинской линией, точно так же, как в дальнейшем курс Сталина представлял собой другую ветвь все того же самого «ленинизма», являвшегося отнюдь не теорией, а изменявшимся в зависимости от обстоятельств политическим курсом.[904]

Нельзя не учитывать и того, что состав оппозиции, сгруппировавшейся вокруг Троцкого, Зиновьева и Каменева в 1926 г., был гетерогенным, мотивы поддержки Троцкого различными (уверенность в его правоте, отсутствие убедительной альтернативной позиции, тактические соображения, личная приверженность и т. д.). Взгляды оппозиционных деятелей отнюдь не были тождественными. Троцкий, например, в отличие от Преображенского, подчеркивал необходимость рассмотрения советской экономики в контексте мирового хозяйства, настаивал на энергичном использовании мирового рынка.[905] В основном же оппозиция сплачивалась под флагом критики формировавшейся административно-бюрократической системы, усиливавшегося единовластия Сталина, догматизации марксистской мысли, необходимости выполнения рекомендаций В. И. Ленина, содержавшихся в его «Письме к съезду» и в других документах, непоследовательных, противоречивых, часто просто оборванных, но рассматриваемых в качестве «политического завещания». В основе своей это была антисталинская, антибюрократическая оппозиция, заинтересованная в том, чтобы собрать вокруг себя все диссидентствующие элементы внутри партии, независимо от прошлых разногласий.

Л. Д. Троцкий был действительно наиболее крупным и известным среди лидеров этой оппозиции. Однако утверждения Сталина и его группы, оформленные в ходе подготовки ВКП(б) к пленуму Исполкома Коминтерна (VIII пленум ИККИ 18–30 мая, заседание пленума ЦКК ВКП(б) 24 июня) в конце весны – летом 1927 г., о том, что оппозиция предприняла атаку на ВКП(б) и Коминтерн, что «новая оппозиция» Зиновьева окончательно перешла на идейные позиции «троцкизма», не соответствовали действительности, носили клеветнический характер.

Сам жупел «троцкизма» применительно ко второй половине 20-х годов был изобретен для того, чтобы как можно надежнее скомпрометировать несогласных. Обвинения против них были противоречивыми, порой просто бессмысленными. Чего стоило, например, переплетение в одном и том же документе информации о пленуме ИККИ, исключившем Л. Д. Троцкого и его единомышленника В. Вуйовича[906] из своего состава, квалификация «троцкизма» и как «ультралевого социал-демократического течения», и как «меньшевизма»! Сам Троцкий в октябре 1928 г., находясь уже в ссылке, в статье «Перманентная революция и линия Ленина» с полным основанием отмечал: «Кампания против старого “троцкизма” была на самом деле кампанией против октябрьских традиций, которые становились новой бюрократии все более стеснительными и невыносимыми. Троцкизмом стали называть все, от чего нужно было оттолкнуться».[907]

Х. Г. Раковский до определенного момента активного участия в оппозиционной деятельности не принимал, хотя и сочувствовал оппозиции. В 1925 г., когда еще существовал, но доживал последние месяцы «триумвират» Сталина, Зиновьева и Каменева, Зиновьев, по последующему свидетельству Троцкого, даже обращался к Раковскому как к своего рода арбитру, заявляя о Троцком: он «плохой политик[,] не сумел найти правильной тактики». Зиновьев, по словам Троцкого, даже хвастался перед Раковским своими якобы имевшими место фракционными успехами.[908]

Правда, 17 января 1925 г. на пленуме ЦК РКП(б) Х. Г. Раковский вместе с Г. Л. Пятаковым голосовал против резолюции, квалифицировавшей «Уроки Октября» Троцкого как «антибольшевистскую платформу троцкизма», как фальсификацию коммунизма в духе «европейской социал-демократии». При этом Раковский показал разительное противоречие между этой резолюцией и оставлением Троцкого в составе Политбюро ЦК РКП(б). Он говорил: «Мы выдаем себя. Если мы оставляем Троцкого в Политбюро, оставляем в ЦК, то, значит, это потому, что все мы глубоко убеждены в том, что Троцкий – большевик».[909] Но этот факт свидетельствовал лишь об относительной самостоятельности взглядов, а не об оппозиционности Раковского. Скорее всего, этим объясняется то, что позднее Л. Д. Троцкий без каких-либо оснований, вследствие аберрации памяти отнес Раковского к примерно полутора десяткам «руководителей оппозиции 1923–1925 годов».[910]

Находясь в Великобритании, а затем во Франции, Раковский не мог полностью отдаться внутрипартийной борьбе. В качестве лидеров оппозиции называли Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, И. Т. Смилгу. Раковский в таковой роли в печати не упоминался.[911]

Некоторые выступления Раковского перед советскими гражданами свидетельствуют о его вполне реалистических, существенно выделявшихся в то время оценках современного капитализма, о дальновидных прогнозах, не свойственных тогда ни ведущим оппозиционным деятелям, ни догматикам из сталинской группы.

Дополнительным аргументом в пользу того, что Раковский до середины 1927 г. не воспринимался общественностью ни как деятель оппозиции, ни как сторонник Троцкого, является факт публикации его «Автобиографии» болгарским коммунистическим журналом, о чем уже упоминалось. Полная поддержка БКП официального курса ВКП(б) совершенно исключала возможность демонстративной публикации автобиографических материалов оппозиционного деятеля, тем более что между редактором журнала В. Коларовым и Раковским были натянутые личностно-политические взаимоотношения, уходившие в прошлое.