Александр Дюма - Полина

• Название: Полина
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: РИО "Квест"
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1992
• ISBN: 5-87394-089-4, 5-87394-105-Х

Роман А. Дюма "Амори” имел огромный успех у современников. Трогательная история любви нежного и пылкого юноши Амори к очаровательной и хрупкой Мадлен, сложные и противоречивые чувства отца девушки, господина д’Авриньи, тайные страдания ее кузины Антуанетты, — все это описано автором с редкой психологической достоверностью.

Роман "Полина” — произведение иной тональности, в котором мелодраматическая любовная история вплетена в детективно-приключенческий сюжет.

В издание включена также повесть "Невеста республиканца”.

---

Охота кончилась, и мы возвратились в замок. Войдя в гостиную, граф Безеваль извинился, что не может остаться: он дал слово обедать в Париже. Ему заметили, что ему придется сделать пятнадцать лье за четыре часа, чтобы не опоздать. Граф отвечал, улыбаясь, что лошадь его привыкла к такой езде, и приказал своему слуге привести ее.

Слугой был малаец, которого граф привез из путешествия в Индию, где получил значительное наследство. Малаец носил костюм своей страны, хотя жил во Франции уже около трех лет, и говорил только на родном языке; граф знал на нем только несколько слов и с их помощью объяснялся со слугой. Малаец исполнил приказание с удивительным проворством, и скоро мы увидели в окнах гостиной двух лошадей, рывших от нетерпения землю, — их породу так превозносили все мужчины! Это были в самом деле, насколько я могла судить, две превосходные лошади, которые принц Конде хотел купить, но граф удвоил цену, предложенную его королевским высочеством, и они были у него похищены.

Все провожали графа до подъезда. Госпожа Люсьен, казалось, не сумела за это время выразить ему всю свою признательность и жала его руки, умоляя возвратиться. Он обещал, бросив быстрый взгляд, заставивший меня опустить глаза, как при блеске молнии; мне показалось почему-то, что этот взгляд был адресован мне. Когда я подняла голову, граф был уже на лошади, поклонился в последний раз госпоже Люсьен, сделал нам общее приветствие, а Полю дружеский знак рукой, пришпорил свою лошадь и скрылся за поворотом дороги.

Каждый остался на том же месте, молча смотря в ту сторону, где исчез граф. В этом человеке было что-то необыкновенное, приковывавшее невольное внимание. В нем был тот могучий дух, которые природа, как бы по капризу, любит иногда заключать в тела, по-видимому, слишком слабые, чтобы выдержать такую силу. Столько противоположностей было в этом человеке! Для тех, кто не знал его, он казался слабым и болезненным; для друзей же это был железный человек, не знающий усталости, превозмогающий всякое волнение, укрощающий всякую страсть. Поль видел, как он проводил целые ночи за картами или в буйных оргиях, а на другой день, когда товарищи его спали, отправлялся, не отдохнув ни часу, на охоту или на прогулку с другими, которых утомлял так же, как и первых, не проявляя сам никаких признаков усталости, кроме сильной бледности и своего обычного сухого кашля, который тогда усиливался.

Не знаю отчего, я слушала эти подробности с чрезвычайным интересом; без сомнения, сцена, происшедшая при мне, хладнокровие графа, проявленное им на охоте, недавнее волнение, испытанное мной, — были причиной того внимания, с которым я слушала все, что рассказывали о нем. Впрочем, самый искусный расчет не помог бы изобрести ничего лучше этого внезапного отъезда, который превратил некоторым образом замок в пустыню. Так велико было впечатление, произведенное уехавшим на его обитателей.

Доложили, что обед готов. Разговор, прерванный на некоторое время, возобновился за десертом; как и утром, героем его был граф. Тогда, потому ли, что это постоянное внимание к одному показалось оскорбительным для других, или в самом деле, многие качества, которые приписывали ему, были спорными, началась дискуссия о его странном образе жизни, о его богатстве, источника которого не знали, о его храбрости, которую кто-то из собеседников больше приписывал искусству обходиться со шпагой и пистолетом. Тогда Поль, естественно, принял на себя роль защитника того, кто спас ему жизнь. Образ жизни графа был почти таким же, как у всех молодых людей; богатство он получил в наследство, после смерти дяди по матери, жившего пятнадцать лет в Индии. Что касается его храбрости, то этот предмет не был спорным, потому что он доказал свое мужество не только на многих дуэлях, выходя из них почти всегда невредимым, но также и в других случаях. Поль рассказал тогда о многих из них, но один особенно сильно поразил меня.

Граф Безеваль, приехав в Гоа, нашел дядю своего мертвым; завещание было сделано в его пользу, и никто его не оспаривал, хотя двое молодых англичан, родственников покойного (мать графа была англичанкой), были в такой же степени наследниками, как и он. Несмотря на это, граф стал единственным обладателем всего имения, оставшегося после дяди. Впрочем, оба англичанина были богаты и находились на службе, имея высокие чины в части Британской армии, составлявшей гарнизон Бомбея. Итак, они приняли своего двоюродного братца если не с радушием, то, по крайней мере, с учтивостью, и перед его отъездом во Францию они со своими товарищами, офицерами того полка, в котором служили, дали ему прощальный обед.

В то время граф был моложе четырьмя годами и с виду казался не старше восемнадцати лет, хотя ему было уже двадцать пять. Тонкая талия, бледный лоб, белизна рук делали его похожим на женщину, переодетую в мужчину. Поэтому при первом взгляде английские офицеры судили о храбрости своего собеседника по его наружности. Граф так же, с той быстротой суждения, которая отличает его, сразу понял произведенное им впечатление и, уверенный в намерении хозяев посмеяться над ним, принял меры защиты и решил не оставлять Бомбей без какого-нибудь воспоминания о себе. Садясь за стол, молодые офицеры спросили своего родственника, говорит ли он по-английски. Граф, зная этот язык так же хорошо, как свой собственный, отвечал скромно, что он не понимает на нем ни одного слова, и просил их, если они желают, чтобы он принимал участие в их разговоре, говорить по-французски.

Это объявление дало большую свободу собеседникам, и с первого блюда граф заметил, что он стал предметом беспрестанных насмешек. Однако он принимал все услышанное им весело, с улыбкой, только щеки его стали бледнее и два раза зубы его ударились о край стакана, который он подносил ко рту. За десертом с французским вином шум удвоился и разговор коснулся охоты. Тогда спросили графа, за какой дичью и каким образом он охотился во Франции. Граф, решив продолжать свою роль до конца, отвечал, что он охотился с легавыми на куропаток и зайцев в долинах, иногда с гончими на лисиц и оленей в лесах.

— О! — сказал, смеясь, один из собеседников. — Вы охотитесь на зайцев, лисиц и оленей? А мы здесь охотимся на тигров.

— Каким же образом? — спросил граф добродушно.

— Каким образом? — отвечал другой. — Мы садимся на слонов и берем невольников, одни из них, вооруженные пиками и секирами, закрывают нас от зверя, а другие навьючены ружьями, из которых мы стреляем.

— Это, очевидно, прекрасное удовольствие, — отвечал граф.

— Очень жаль, — сказал один из молодых людей, — что вы уезжаете, мой милый братец… Мы могли бы доставить вам это удовольствие.

— В самом деле? — удивился граф. — Мне очень жаль упустить подобный случай; впрочем, если не нужно долго ждать, я остаюсь.

— Это чудесно! — ответил первый. — В трех лье отсюда, в болоте, идущем вдоль гор и простирающемся от Сюрата, живет тигрица с тигрятами. Индийцы, у которых она похитила овцу, только вчера уведомили нас об этом; мы хотели подождать, пока тигрята подрастут, чтобы охотиться по всем правилам, но теперь, имея прекрасный случай угодить вам, мы сократим назначенный срок на пятнадцать дней.

— Очень признателен вам, — сказал, кланяясь, граф, — но действительно ли есть тигрица, или только так думают?

— Нет никакого сомнения.

— И знают точно, в какой стороне ее логово?

— Это легко увидеть, взойдя на гору, с которой открывается озеро; следы ее можно проследить по изломанному тростнику; они все идут от одной точки, как лучи от звезды.

— Хорошо! — сказал граф, наполнив свой стакан и встав, как будто предлагая тост. — За здоровье того, кто пойдет убить тигрицу с тигрятами в ее логове, один, пешком и без другого оружия, кроме этого кинжала! — При этих словах он выхватил из-за пояса невольника малайский кинжал и положил его на стол.

— Вы сумасшедний! — сказал один из офицеров.

— Нет, господа, я не сумасшедший, — сказал граф с горечью, смешанной с презрением, — и в доказательство повторю свой тост. Слушайте же хорошенько, чтобы тот, кто захочет принять его условия, знал, к чему обяжется, осушив свой стакан: "За того, — говорю, — кто пойдет убить тигрицу с двумя тигрятами в ее логове один, пешком и без всякого оружия, кроме этого кинжала".

Наступила минута молчания, в течение которой граф попеременно смотрел в лицо своим собеседникам, ожидая ответа; но глаза всех были опущены.

— Никто не отвечает? — сказал он с улыбкой. — Никто не смеет принять моего тоста… У вас не хватает духа отвечать мне?.. Так пойду я, и если не пойду, — скажите, что я трус, так как теперь я говорю вам, что вы подлецы!

При этих словах граф осушил стакан, спокойно поставил его на стол и пошел к двери.

— До завтра, господа, — сказал он и вышел.

На другой день в шесть часов утра, когда он был готов к этой ужасной охоте, вчерашние товарищи вошли к нему в комнату. Они пришли умолять его отказаться от предприятия, следствием которого была бы верная смерть. Но граф не хотел ничего слышать. Они признались сначала, что были вчера виноваты перед ним и что вели себя как молодые безумцы. Граф поблагодарил за извинения, но отказался принять их. Тогда они предложили ему драться с одним из них, если он считает себя настолько обиженным, чтобы требовать удовлетворения. Граф отвечал с насмешкой, что его религиозные правила запрещают ему проливать кровь своего ближнего и что он возвращает назад обидные слова, ему сказанные; но что касается охоты, то ничего на свете не заставит его от нее отказаться. Сказав это, он предложил офицерам сесть на лошадей и проводить его, предупреждая, что если они не захотят оказать ему этой чести, то он пойдет один. Это решение было произнесено голосом таким твердым и казалось таким неколебимым, что они не решились более его уговаривать и, сев на лошадей, поехали к восточным воротам города, где была назначена встреча.