Энрико Гальбиати - Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

• Название: Трудные страницы Библии. Ветхий Завет
• Автор: Энрико Гальбиати
• Издательство: Христианская Россия
• Жанр: Религия
• Год: 1992

Как соотносятся между собой библейское повествование и научные данные о сотворении мира и человека? Какие события из жизни человечества стоят за рассказом о первородном грехе? Что необыкновенного в ветхозаветных чудесах? Так ли жесток ветхозаветный закон?

Ответы на эти и многие другие вопросы можно, найти в книге известных итальянских библеистов Энрико Гальбиати и Алессандро Пьяцца, выдержавшей не одно издание в Италии и переведенной на многие языки.

Адресована книга как специалистам — библеистам, богословам, религиоведам и священнослужителям, так и широкому кругу читателей, интересующихся религией и Книгой книг — Библией.

---

Конечно, по некоторым, сначала менее ясным, доктринальным вопросам единодушие было достигнуто позже, когда и пришли к соответствующим определениям, но этого нельзя отнести к толкованию первых трех глав книги Бытия уже потому, что в них нет догматического содержания.

В подтверждение нашей точки зрения приведем несколько примеров.

Эпоха отцов Церкви

46.1) Сотворение мира в шесть дней толкуется аллегорически уже в Послании Варнавы (15, 4), древнейшем памятнике (96–98 или 117 г.), очень чтимом в ранней Церкви: «Рассмотрите со вниманием, что означают слова окончил в шесть дней. Это значит, что через шесть тысяч лет Господь приведет к окончанию всякую вещь… и почил в седьмой день; это значит: когда Сын Его придет положить конец временам нечестия, судить нечестивых… тогда со славою почиет в седьмой день» [138]. Климент Александрийский (ум. около 215 г.) вводит идею об одновременном творении, в Библии описанном как последовательное, с целью показать, в каком отношении находятся друг к другу все вещи [139]. Это мнение поддержал, в числе других, бл. Августин [140], толкующий аллегорически последовательность и расположение дел шести дней. Ориген (ум. 254), указывая на невозможность существования шести дней в астрономическом смысле прежде сотворения солнца и луны, которые появились только на четвертый день, дает аллегорическое толкование всего рассказа: он устанавливает для отдельных материальных созданий соответствующее число духовных сущностей [141]. Латинскому средневековью было известно толкование бл. Августина, и св. Фома Аквинский [142] признает его законность: «Первое из этих объяснений, принадлежащее Августину, более тонкое, оно более пригодно для апологии Писания; второе, принадлежащее другим святым, более доступное и больше соответствует поверхностному буквальному смыслу. Впрочем, так как ни одно, ни другое не противоречит истине веры, и контекст согласуется с тем и другим смыслом, чтобы не наносить ущерба ни тому, ни другому, мы поддерживаем оба и приводим доказательства».

Так как в Предании нет единства взглядов на толкование рассказа о сотворении мира, то нельзя считать незаконным новшеством понимание «шести дней», как художественного приема, основанного на более точных сведениях о древних литературах.

2) — Сотворение прародителей не вызвало значительных разногласий, так как древние не видели в этом вопросе особых трудностей, однако, некоторые расхождения все же есть.

Св. Амвросий написал целую книгу о рае, в которой он дает соответствующим фактам довольно смелое аллегорическое толкование: «Многие думают, что рай есть душа человека, в которой взошли ростки добродетели. Человек, поставленный возделывать и охранять рай, есть ум человека, сила которого, по-видимому, возделывает душу… Полевые животные и птицы небесные, приведенные к Адаму, это наши неразумные поступки… Поэтому не нашлось никакого помощника, равного нашему уму, кроме чувства…» [143], Ева, происшедшая от Адама, и есть чувство, которое ум находит близким себе — толкование, восходящее к Филону Александрийскому [144].

При своем обращении бл. Августин извлек пользу из аллегорической экзегезы в стиле святого Амвросия. Драгоценным памятником этого периода Августиновской экзегезы является его «De Genesi contra Manichaeos» («0 книге Бытия против манихеев») (390 г.), в котором мы находим любопытное толкование праха земного, из которого был взят Адам. «Излишне разыскивать, из чего Бог сделал тело человека. Может быть, здесь говорится о человеке, как душе и теле, и в таком случае слова «прах земной» весьма пригодны для обозначения смеси из души и тела; как, действительно, вода собирает, пропитывает и задерживает землю, когда образуется грязь, так и душа, оживляя телесное вещество, приводит его в стройное единство и не позволяет ему распадаться и рассыпаться» [145].

О сотворении Евы: «Человек внутренним зрением (сон Адама) видит, что в душе есть область рациональная (Адам) и область чувств (Ева), которая должна подчиниться рациональной. Неизвестно, имеет ли библейский рассказ также и объективное значение, т. е. только ли рассказано обо всем в образах, или все было сделано так, чтобы быть образным» [146].

Позже (401–415) бл. Августин изменил способ толкования, но нет сомнения, что, когда он следовал примеру своего учителя Амвросия, он ничуть не рисковал вступить в противоречие с догматической традицией. И в новом толковании, которое он называл «буквальным» («ad litteram»), он пишет слова, которые следует тщательно взвесить: «Не следует думать, как делают некоторые, что человек есть главное творение Бога, ибо об остальных вещах Он сказал и они возникли, тогда как человека Он создал Сам; это так, ибо Он ссоздал его по Своему образу». Он не знает, извлек ли Бог Адама из земли внезапно и взрослым или это происходило также, как сейчас, когда плод созревает положенное время в материнском чреве [147]. Поэтому от библейского антропоморфизма совершенно ничего не остается.

47.3) Качество греха Адама подвергалось разнообразным толкованиям у многих Отцов. Вот некоторые примеры.

По Клименту Александрийскому (ум. около 215) прародители, еще в юности, предвосхитили совершение брака [148].

По св. Григорию Назианзину (ум. 390) дерево греха есть «теория» или созерцание божественных вещей, запрещенное несовершенным, но доступное совершенным [149].

Св. Григорий Нисский (ум. 394) замечает, что в раю в своем привилегированном состоянии прародители не нуждались в материальной пище; дерево жизни есть добро без примеси зла; дерево познания добра и зла есть добро с примесью зла, так как зло есть не что иное, как добро с изъяном. Поэтому оба дерева помещены в одном и том же месте посреди рая: второе это то же первое, которому только чего-то недостает [150].

Подобный способ толкования никогда не отвергался греческой Церковью, о чем свидетельствует утверждение Анастасия Синаита (ок. 640–700), что истинная природа двух райских деревьев совершенно неизвестна и знание ее не является необходимым для Церкви [151]. О том же еще в большей степени свидетельствует тот факт, что аллегорическое толкование значения деревьев было, так сказать, канонизировано в Богословской Сумме св. Иоанна Дама-скина (ум. 750 г.), последнего Отца Церкви и первого греческого богослова. Он принял существование материального рая, как субстрата рая духовного, в котором находился Адам, неподвластный материальным законам питания и размножения. Дерево жизни есть Бог, созерцаемый непосредственно или через творения; дерево познания есть познание самого себя, опасное для тех, кто неопытен в созерцании Бога; или же это материальная и приятная пища, превращающая нас в продукт разложения [152].

Сирийская Церковь имела в лице св. Ефрема (ум. 375) выдающегося сторонника буквального толкования. Однако и в его произведениях, в местах, может быть, принадлежащих другому автору, допускается аллегорическое толкование: в раю текут духовные воды, орошающие духовные деревья [153]. «Если бы наши прародители повиновались заповеди, Бог стал бы для них познанием добра и жизнью, и они возвысились бы до сладости созерцания (теория), которое заключено в дереве жизни, которое есть Бог, единый в трех лицах» [154].

Подобное толкование мы находим и в некоторых высказываниях Иакова Эдесского (ок. 700), собранных в «Цепи» монахом Севере Эдесским (ок. 800), из которых мы процитируем следующие знаменательные слова: «В действительности прародители вообще не видели Бога, Он не говорил с ними словами, не делал для них никаких одежд, ни одевал их, но таково обыкновение св. Писания — описывать действительность, которая неизвестна из опыта, при помощи того, что узнается и выражается в опыте» [155]. Возможно, именно потому, что это пишет семит, он так глубоко прозревает литературные особенности первых глав книги Бытия.

В Западной Церкви мы встречаем толкование св. Амвросия (ум. 397), определенно исключающее буквальный смысл. Он вопрошает, возможно ли, чтобы дьявол находился в раю (земном). И сам отвечает, что это невозможно, но если этот ответ не удовлетворяет, то имеется другое объяснение. Змей есть образ наслаждения; наслаждение искушает чувство, запечатленное в Еве, которая в свою очередь искушает мужа, т. е. разум, запечатленный в Адаме [156]. Когда уже в старости Амвросий писал некоему Сабину, попросившему его дать толкование земного рая, он повторил еще более ясно то же самое толкование [157],подтвердив тем самым, что это его окончательное мнение.

Бл. Августин, комментируя первые главы книги Бытия и возражая манихеям, дает довольно аллегоричное и очень проницательное толкование. Земной рай есть блаженство человека; дерево жизни — мудрость, дерево познания — свободная воля. Дьявол вошел в рай — если это было некое место — не видимым образом, но через мысли и внушения, и тот факт, что сначала он искушал женщину, отражает психологический процесс, в котором чувство уступает первым, увлекая затем за собой разум (как у св. Амвросия) [158]. Мы уже заметили, что позже Августин отказался от этого объяснения, и дал мудрое буквальное толкование, в котором избегает всякого антропоморфизма и предлагает гениальное разрешение всех трудностей.