Соломон Штрайх - Ковалевская

• Название: Ковалевская
• Автор: Соломон Штрайх
• Издательство: Журнально-газетное объединение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1935

В настоящем издании представлен биографический роман о С.В.Ковалевской (1850-91), российском математике, первой женщине члене-корреспонденте Петербургской АН (1889).

---

Познакомившись с А. О. Ковалевским, Софья Васильевна нашла его «очень, милым». В первую же встречу с братом и его фиктивной женой Александр Онуфриевич «толковал» им «о необходимости тесной связи и любви между детьми и родителями». Софья Васильевна видела в этом желание старшего поучать младших, вполне «простительное в отце семейства». Это не лишало ее надежды осуществить план фиктивного брака между Александром Онуфриевичем и Анютой, так как «в остальном он нигилист сильный» и даже советовал Софе «непременно переодеться мальчиком», если ей не позволят посещать лекции в качестве женщины. Симпатичный Софье Васильевне с точки зрения «нигилизма», А. О. Ковалевский казался ей «далеко неприятным и вообще нелепым человеком во многих отношениях», но фиктивному браку это мешать не должно. Однако, фактическая жена А. О. Ковалевского, Т. К. Семенова, была в деле фиктивного брака ее мужа с Анютой такого же мнения, как М. А. Сеченова относительно Ивана Михайловича. Через несколько лет она оформила свой союз с Александром Онуфриевичем. Тем не менее она всю жизнь сохраняла чувство неприязни к Софье Васильевне, так как вообще не любила никаких «нигилизмов» и «нигилисток».

Ковалевская перенесла свои надежды на И. И. Мечникова (1845–1916) — молодого, талантливого зоолога, хорошего знакомого Владимира Онуфриевича и ближайшего друга и товарища его старшего брата. Правда, Мечников чужд «нигилизму», даже салонному, дворянскому, самому «возвышенному», но придерживается передовых взглядов вообще, бесконечно предан науке и, конечно, должен выручить девушку, желающую освободиться от гнета предрассудков и косности. При первом же свидании она заговорила с ним о фиктивном браке и сразу увидела, что «надежд на него никаких не может быть» — он все время толковал о семейном счастье. После этого разговора Софья Васильевна демонстративно «не стала обращать на него внимания».

Наконец, убедили Анюту поговорить с отцом решительно, и Василий Васильевич отпустил старшую дочь в Петербург. Он даже разрешил ей отправиться за границу, но с непременным условием, что Анюта будет находиться все время при младшей, замужней сестре. До него доходили слухи о чем-то ненормальном в Софином браке, но все-таки она дама, а девице, даже великовозрастной, лучше быть в семейной обстановке.

В начале апреля 1869 года Ковалевские вместе с Анной Васильевной выехали из Петербурга. Софья Васильевна с сестрой отправлялись в Германию, В. О. Ковалевский предполагал обосноваться для учения в Вене.

В ГЕЙДЕЛЬБЕРГЕ

Софья Васильевна Ковалевская уезжала из России с восторженными мечтами о предстоящем ученьи в Гейдельберге. Она предвкушала радость от возможности погрузиться в лучший источник чистой науки, была счастлива при мысли о том, что сможет учиться физике и физиологии у Гельмгольца, химии — у творцов спектрального анализа Бунзена и Кирхгофа, прослушает курс математики у Кенигсбергера — ученика Вейерштрасса.

В. О. Ковалевский выезжал из Петербурга с тяжелым сердцем и печальными предчувствиями ввиду плохого оборота издательских дел: он оставлял грозящих неприятностями кредиторов, которым должен был около 20 000 рублей. На разных складах за ним числилось изданий на сумму в 100 000 рублей, но, как он сам говорил брату, актив был проблематичный, а пассив весьма реальный. Ковалевский бежал от опротивевших ему издательских дел. Он отдал весь огромный запас своих изданий А. А. Черкасову и В. Я. Евдокимову только за то, что они взяли на себя обязательство выплачивать его долги из поступлений от продажи его книг.

Проездом через Вену Ковалевская получила от тамошнего профессора физики Ланге разрешение посещать его лекции. Однако, она этим разрешением не воспользовалась, а к другим профессорам, и не обращалась. Во первых, Софья Васильевна слышала плохие отзывы о венских математиках, во вторых, жизнь там была не по карману Ковалевским. Генерал Корвин-Круковский определил Софе очень небольшое содержание на ее заграничную жизнь; из этой скромной суммы приходилось помогать другим освобожденным. Фиктивный муж Софьи Васильевны не мог давать, ей денег: ему с братом едва хватало доходов от их Шустянки на самую скромную жизнь. Все это время в переписке А. О. и В. О. Ковалевских встречаются жалобы на безденежье или сообщения о том, что они жалкими грошами выручали друг друга из тяжелого материального положения.

Софья Васильевна отправилась в Гейдельберг — обетованную землю всех своих желаний. Гейдельбергский университет — древнейший в Германии. Богатая библиотека и другие удобства привлекли в Гейдельбергский университет лучших немецких ученых. Очень часто там собиралась целая группа выдающихся исследователей, делавших своими открытиями переворот в науке. Таким же было положение дел в университете в середине XIX столетия.

Несмотря на это, в Гейдельберге, как почти во всех других немецких университетах, на женщин смотрели, как на элемент, не только не содействующий развитиию науки, но прямо-таки нежелательный в высшей школе. Русской женщине было почти так же трудно попасть туда, как и в отечественные университеты. Немецкие профессора значительно превосходили тогда русских в научном отношении. В политическом смысле они быль такие же трусы и филистеры, как царские чиновники на кафедрах. Немецкие филистеры считали тогда, как и в наше время, что «главная задача женщины состоит в том, чтобы облегчить супругу его тяжелый жребий и работу его ума, держа его вдали от неприятностей повседневной жизни; этим она дает человечеству самое лучшее, что с своей стороны может дать, и доставляет себе и мужу максимум счастья».

Тупые пошляки в своих общественно-философских рассуждениях, эти выдающиеся специалисты в научной области заявляли, что «женщины нашего времени, независимо от расы и национальности, не годятся для выдающихся научных работ»; что влияние женщин ведет к «радикальному подавлению оригинальности»; что вообще следует «предпочитать тех женщин, которые охотно и с радостью участвуют в сохранении рода». Конечно, исповедывавшие такие взгляды на роль женщин в науке гейдельбергские профессора были против допущения женщин в их аудитории и лаборатории.

Ковалевская в Гейдельберге рассчитывала на помощь знавшего ее профессора Фрибрейха, но тот был в отсутствии. Пришлось обратиться к профессору Кирхгофу. Творец спектрального анализа Густав Кирхгоф (1824–1887) был выдающийся ученый, превосходно знал математику, плодотворно прилагал эти знания к физике и механике, обладал огромной способностью обобщать явления природы. Маленькое, худое тело Кирхгофа было измучено болезнями, и он передвигался на костылях, но в этом теле жил большой, острый ум. Кирхгоф был чрезвычайно учтив и любезен. Но когда к нему явилась молодая русская женщина и заявила, что хочет учиться физике, профессор изумился и сказал, что это необыкновенное желание ему непонятно, что за разрешением посещать его лекции надо обратиться к проректору университета.

Софья Васильевна пошла к проректору, профессору Коппу, и передала ему рекомендательную карточку Фрибрейха, вернувшегося к тому времени в Гейдельберг. Профессор Копп прочел рекомендацию, внимательно осмотрел просительницу и сказал, что не может взять на себя «такое неслыханное разрешение». Пусть каждый профессор поступает в этом вопросе так, как считает нужным.

Ковалевская пришла в отчаяние и обратилась снова к Кирхгофу. Последний удивлялся этой русской, с такой странной настойчивостью стремящейся учиться, и сказал, что со своей стороны будет рад иметь ее в числе своих слушателей, но что «все-таки надо еще переговорить с профессором Коппом». Так почтенные профессора отсылали один к другому молодую женщину, пришедшую к ним учиться. Наконец, проректор объявил, что передает дело на обсуждение особой комиссии. Задерганная волокитой, Ковалевская хотела уже уехать из Гейдельберга, но совершенно неожиданно дело устроилось. Софье Васильевне удалось случайно узнать, что гейдельбергские светила науки смущены ее семейным положением. Одна барыня, никогда не видевшая Ковалевскую, сообщила профессорам, что эта русская, заявляющая будто она замужем, — вдова. Кирхгофу это показалось подозрительным и опасным.

Был еще один пункт, вызывавший сомнение немецких профессоров по вопросу о допущении русской женщины в университет. В начале 60-х годов они утверждали, что только длинноголовая раса обладает всякими талантами. Русские же, как короткоголовые, отличаются, в лучшем случае, одной лишь способностью подражания, а вообще они варвары. Эти умные вещи ученые немецкие профессора сообщали в начале шестидесятых годов в присутствии своих русских слушателей. Но к концу десятилетия, когда через немецкие университеты, и, главным образом, гейдельбергский, прошли такие русские, как Д. И. Менделеев, А. П. Бородин, И. М. Сеченов, А. А. Потебня, С. П. Боткин, Александр Веселовский, И. И., Мечников и многие другие, немецкие ученые филистеры стали признавать, что отдельные короткоголовые могут способствовать развитию наук. Однако, допускали они это лишь в виде исключения для мужчин и совсем не признавали этого свойства за русскими женщинами.