Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

• Название: Это настигнет каждого
• Автор: Ханс Хенни Янн
• Жанр: Современная проза

---

- С нами вообще нельзя сговориться, - сказал Гари.

- Как прикажете вас понимать? - спросил Чужак, все еще с изрядным запасом самоуверенности.

- А так, что вы заблуждаетесь... Что вы напрасно потратили время...

- Как это? - переспросил Чужак. - Времени у меня достаточно. От меня ничего не убудет, если мы для начала поболтаем. Должны же мы познакомиться...

- Благодарю, - сказал Гари, - но процедура знакомства у нас уже позади. И давайте на этом закончим.

- Не понимаю... - Чужак все еще пытался удержать их обоих, семенил следом, - Не может же это быть концом? Отказом? - Он схватил Гари за локоть, - Я не позволю, чтобы какой-то матрос увел у меня из-под носа красивого мальчика...

Гари, казалось, вот-вот даст выход накопившейся неистовой ярости. Он остановился, поднял кулак; но, так и не нанеся удара, снова разжал руку, потянулся к шее Матье, выдернул из-под воротника пальто шелковый платок, замахал им перед лицом Чужака и выкрикнул почти в полный голос:

- Платок этот - мой, если хотите знать; платок принадлежит мне!

Дыхание его вырывалось из груди толчками. Чужак отступил на пару шагов - скорее растерянно, чем испуганно. Матье и Гари поспешно удалились. На ближайшем перекрестке Гари попросил, чтобы друг снова повязал ему платок, по всем правилам искусства.

Матье возился с платком долго. Тем временем его ум самопроизвольно работал со множеством незавершенных, разрозненных образов. Матье искал и не мог найти простые обобщающие слова, способы речевого соприкосновения - чтобы прозондировать или, по крайней мере, утихомирить выплескивающуюся из Гари ярость. «Непроясненное чудо речи...» - таков был один из окольных путей, по которому блуждали его мысли. Эту фразу он мысленно повторил себе раз десять или двадцать, но не нашел выхода из тупиковой сентенции. Автоматизм, вообще-то ему не свойственный... Но он не мог поцеловать Гари прямо посреди улицы; а значит, должен был придумать какие-то слова, отыскать внутренние факты, поддающиеся словесному выражению. Не мог он и использовать готовые клише, вроде: «Я люблю тебя, Гари». Или: «Я восхищаюсь тобой». Или: «Мне так грустно, что хочется умереть». Или самое худшее: «Я не знаю, как мне быть дальше». Он хотел - прежде всего - отразить в своем высказывании странность недавнего поведения их обоих. Поэтому он несколько раз тщательно одернул платок, поглядывая на взбаламученное лицо Гари. И наконец сумел из материала своих сумбурных намерений построить вопрос:

- Зачем мы делали это?

- Мы ничего не делали, - ответил Гари как бы против воли, - Это я что-то сделал, и тот другой тоже что-то сделал. Ты же оставался безучастным. Для меня было важно найти подтверждение одной мысли.

- Ну да, теперь припоминаю, - пробормотал Матье. - Ты хотел поставить какой-то опыт с шейным платком...

- Я хотел тебе кое-что доказать. Продемонстрировать очевидное. Если сунуть в рот два пальца и дунуть, получится свист. Это я и хотел тебе доказать. Что ты красив, как ангел, - с твоим прелестным лицом и прелестным брюшным прессом. Это я хотел доказать. Свидетеля хотел я найти: похотливого скупщика человеческого товара, который предпочтет тебя - мне. Как ходовой для этой страны товар ты даже лучше, чем я: вот что я хотел тебе доказать. И доказал.

- Гари, прошу тебя, ты забылся... Кричишь так громко, что каждый может услышать.

Гари замолчал. Дышал он тяжело, натужно.

- Гари, мне хочется тебя успокоить. Показать мою преданность тебе... Хоть я и не понимаю, чем ты так глубоко взволнован. Перебранка с Чужаком уже позади. Может, необдуманное...

- Я не мальчик по вызову! - вырвалось у Гари.

- Может, и среди них есть ангелы, Гари. Мы этого не знаем.

Гари сразу изменил выражение лица и голос. Теперь в нем чувствовалась внутренняя уравновешенность.

- Мы этого не знаем. Нам пока не довелось столкнуться с тем, что среди них есть ангелы. Мы страшно невежественны. Но, может, ты и прав. А если бы ты был прав... если б был прав... - тогда многое прояснилось бы.

- Прояснилось? Что ты имеешь в виду?

- Стало бы понятнее. Я мог бы, к примеру, простить тебе... рассматривать как нечто объяснимое... твое увлечение кем-нибудь из таких мальчиков...

- Но Гари - ты спятил! Как мог бы я докатиться до этого?

- Так, как вообще человек докатывается до чего бы то ни было. Я бы тебе рассказал такое... Позже, может...

- Что тебя мучает?

- Глупая была затея, вся в целом... Выставить тебя на продажу, словно мы на рынке рабов. Но я получил-таки доказательство... необходимое доказательство.

- Чужак просто без ума от светлых волос...

- Чушь! Он, как и все ему подобные, без ума от нижней половины тела. Его взгляд блуждал больше внизу, чем вверху. Он и у меня кое-что обнаружил... без особого труда, как я вынужден с сожалением признать; что, впрочем, ничего не изменило.

- Гари... Что мне на это ответить? Он принял меня за гимназиста из богатой семьи. Я сегодня надел свои лучшие ботинки... и костюм на мне новый... и пальто добротное... Все дело в одежде: ему, наверное, показалось необычным, что я по собственной склонности... а не ради заработка...

Лицо Гари опять потемнело. Казалось, из-за невыразимой мысли или какого-то ощущения. Внезапно сумятица его души прорвалась наружу.

- Я люблю тебя не за твои ботинки. Не за новый костюм и не за пальто. Я не влюблен ни в твою рубашку, ни во что-то еще, надетое на тебя... или, так сказать, приложенное к тебе; не надо мне ни твоих семейных связей, ни денег... ничего, ничего из того, что присовокупил к тебе внешний мир. Я люблю тебя... голого. Твой голый рот, голую промежность, голую грудь, твои глаза, твои волосы, твои внутренности - тебя я люблю...

Он бросил на Матье безумный взгляд.

- А ты? - внезапно продолжил он свою речь. - Любишь ли ты мою сдвинутую набекрень бескозырку и темный вихор? Мою блузу, мои матросские брюки, мое непромокаемое пальто? Любишь ли ты меня, потому что я матрос? Потому что не имею отца, а мать моя проститутка? Потому что я вышел из грязи? И ты, соответственно, думаешь, что можешь запросто меня обыграть? Ослепив своим всемогуществом?

Матье не мог ответить. Каждая его мысль, каждое ощущение прерывались, едва возникнув. Он и понятия не имел, чем вызваны это буйство, эта одержимость Гари. Бессильный, ничего не понимающий, Матье чувствовал себя раздавленным: как ребенок, который только что получил оплеуху, не зная за собой никакой провинности или тайного греха; или как подросток, который в первый раз осознанно онанировал и теперь уверен, что погубил и небо, и землю.

Глаза его наполнились слезами, но Гари этого не заметил.

- Я никогда, насколько помню, не давал тебе повода подозревать меня в том, что я веду себя с тобой непорядочно... обманываю тебя... или подвержен переменчивым прихотям. Я, может, и причинил тебе вред... но не потому, что хотел... не с намерением сделать тебя уступчивым... или более зависимым. Я вчера фактически выбросил на ветер двадцать тысяч крон, которые очень бы тебе пригодились. .. но я поступил так не из-за нелюбви... не чтобы причинить тебе вред... или извлечь пользу для себя. Я возмещу потерю. Если все дело в деньгах... если они так нужны. .. Я возьму в долг у ростовщика... хотя мне это было бы неприятно.

- Какого дьявола ты не можешь просто сказать, что любишь меня и без единой тряпки на теле, что вожделеешь ко мне, голому: к моему голому рту, к моим соскам... к большому голому рогу, торчащему из моей промежности... к голой щели между ягодицами... к моим коленям... к моему запаху... к мускулам под кожей... к спутанному клубку внутренностей... к лицу с толстыми губами и очень широкими ноздрями...

- Но Гари... Гари... Почему ты хочешь твое и мое помешательство... эту боль... Здесь, перед всеми... выставить напоказ? Почему я должен кричать, как резаный? Мы были детьми, когда в Бенгстборге заползали в постель друг к другу. Это случалось словно в другой жизни... Четыре года или пять... прошедшие с той поры, были для меня сплошным мраком... долгим недоразумением между нами, причину которого я не знаю. Какой дурман, или отчаянье, или сумасшествие могли бы заставить меня - сейчас - признаться в том... что я с тех пор считаю безвозвратно...

- Признайся! - крикнул Гари, - Ну же! Немедленно!

- Я предан тебе, как никакому другому человеку... Я люблю тебя... я живу только тобой. С того самого дня... когда ты подарил мне жизнь... и чудо твоего бытия...

- Это все чепуха, - возразил Гари громко, - Ты должен сказать, что любишь мое голое тело, мое мужское естество, животный запах в подмышечных впадинах и в промежности... материю... вещество моей души... мою злость... мои приступы ярости... дикие выходки... безумства... мое блядство, как ты это называешь... мое влечение к тому, чтобы где-нибудь, когда-нибудь бросить вызов смерти. Ты ведь тогда не сдох... И я не смог ничего доказать. Но когда-нибудь та ситуация повторится.

Они стояли перед темным фасадом какого-то общественного здания. Гари ждал слов Матье.