Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини

• Название: Роковая ошибка княгини
• Автор: Ирина Сахарова
• Жанр: Исторические любовные романы

Людям суждено совершать ошибки. Порой незначительные, а порой такие, что в корне меняют жизнь. Преследуя исключительно благородные цели, княгиня Юлия Волконская и представить не могла, как высока окажется цена за поступок, совершённый в далёком прошлом. И уж точно она не думала, что расплачиваться придётся не ей одной, но и ни в чём не повинным людям, включая её собственного сына…

---

По Мишелю было видно, что смеяться-то он как раз и не собирается. Наоборот, он внимательно слушал, задумчиво глядя на неё, и блистать своим неизменным остроумием тоже пока не спешил. Тогда Александра решила продолжить:

— Мой нынешний наставник, доктор Сидоренко, как-то сказал, что первый пациент запоминается на всю жизнь. — Ну, он-то, конечно, сказал не совсем так, но повторять Мишелю все пошлости Ипполита Афанасьевича Саша не решилась. — И это чистая правда! Она была у меня первой, пять лет уже прошло, а я до сих пор помню всё, в деталях, как будто бы всё случилось только что. И саму Юлию Николаевну я помню очень хорошо. Редкой красоты женщина.

«И вы, при этом, ничуть на неё не похожи!», так и хотелось сказать ей, но это прозвучало бы грубо. Тем более что Волконский тоже был редкой красоты мужчина, только, при этом, ни единой общей черты со своей покойной матушкой не имевший. Странно, но именно теперь, в очередной раз глядя на красивые черты его лица, Александра задумалась — а на кого он походил меньше, на Юлию Николаевну или всё же на Ивана Кирилловича? Да-да, именно так, не больше, а меньше. Ибо, признаться, от обоих родителей Мишель не унаследовал абсолютно ничего. Ни светлых волос и невысокого роста Гордеева, ни ярких голубых глаз Волконских — вообще ничего. Его кузина, Катерина Михайловна, признаться, была и то больше похожа на княгиню, нежели Мишель, хоть она и была всего лишь её племянницей, а не родной дочерью.

Хм.

— Что же ты замолчала? — Голос Мишеля оторвал её от размышлений, и Сашенька спохватилась.

— Ах, да. Задумалась, простите. Всё никак не могу забыть ту ночь, когда впервые её увидела… — Уклонилась от ответа Александра. — Мой отец тогда спас ей жизнь, а я ему помогала. Это была первая в моей жизни операция, и первая операция такой сложности. После этого я поняла, что медицина моё призвание. И особенно отчётливо это ощущалось в тот момент, когда я вышла к вашему дяде, чтобы сообщить ему, что всё в порядке, и Юлия Николаевна будет жить. Поверьте, это ни с чем не сравнимое ощущение, когда ты единственная надежда умирающего, и когда ты оправдываешь это доверие… На лицах родственников, обычно, написано такое облегчение, такое счастье! Вот ради этого и стоит жить. Чтобы давать людям эту надежду.

Она взяла паузу, чтобы дать Мишелю возможность высказаться по поводу обратной стороны медицины, но, к её величайшему удивлению, он снова ничего не сказал. Тогда она решила озвучить недосказанное сама, только без сарказма, разумеется.

— Я знаю, что так бывает не всегда. У отца умирали пациенты… Я помню, каким он бывал в такие дни. Слава Богу, это случалось нечасто, а по его вине — вообще никогда. У Викентия Иннокентьевича однажды умер по недосмотру. Ребёнок. Мальчик совсем. Неправильный диагноз… думали, что-то с желудком, оказалось — аппендицит. Разорвался внутри, не успели вовремя обнаружить, не успели проапперировать… Бедный Воробьёв тогда чуть с ума не сошёл. Ушёл в недельный запой, и клялся, что никогда в жизни больше не подойдёт к больнице ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Жена его, тоже врач, пыталась его образумить, но тот ни в какую. Слишком сильно переживал. К нему уж и мать покойного мальчика приходила, дескать, не переживайте Викентий Иннокентьевич, язва желудка у нашего сыночка и впрямь была, кто ж знал, что там не только язва… Да-да, не удивляйтесь, Воробьёва у нас в городке очень любят и уважают, он же гениальный врач! Но даже убеждения бедной матери ему не помогли. И тогда за дело взялся мой отец. — Александра откинула с лица волосы, непроизвольным, мимолётным жестом, и с грустной улыбкой стала смотреть в окно, вспоминая то недалёкое время. — По правде говоря, мало кто думал, что у него получится. Уж если сама мадам Воробьёва, издавна имевшая над мужем небывалую власть, не смогла справиться, то чего было ожидать от моего отца? Он ушёл тогда на всю ночь. Вы не представляете, как я переживала, оставшись одна! Целую ночь не спала, сидела ждала его у окошка… Сходила к Воробьёвым, конечно, но Марина Викторовна сказала, что они оба ушли в трактир, что на окраине города, и приказали их не ждать. Папа у меня вообще-то не пил никогда особенно, но под утро пришёл, едва держась на ногах. Извинялся то и дело, когда я укладывала его спать, а потом сказал, чтобы я не сидела дома, а шла помогать Воробьёву в больницу. Я думала, что это он спьяну наговорил, не поверила сначала. Но решила сходить, всё равно дома делать было нечего, и чем сидеть просто так, полезнее было заняться больными. Каково же было моё удивление, когда я увидела Викентия Иннокентьевича! К пациентам он не выходил, потому что был не совсем трезв, но зато в кабинете у себя занимался бумагами с тройным усердием… И велел мне исполнять обязанности главного врача, в отсутствие его жены. С тех пор, наверное, меня и стали называть местным доктором. Только такой ценой я предпочла бы ещё походить в медсёстрах годик-другой. Он, действительно, едва ли не сошёл с ума от горя!

— Сколько тебе тогда было лет? — спросил Мишель. Сашенька вздрогнула, не ожидая услышать его голос, за эти минуты как-то успев привыкнуть к его молчанию. А он, оказывается, слушал её, и слушал так внимательно! Признаться, это ей польстило.

— Шестнадцать. Это было два года назад.

Такой ответ его удивил. Впрочем, его удивил бы любой ответ, даже если бы она сказала, что это было вчера. Слишком уж она молода была для той ноши, что эти двое, её отец и Воробьёв, на неё возложили.

— О-о, дайте я угадаю, вы сейчас скажете, что дела у нас в больнице хуже некуда, раз уж сопливой девчонке доверяют заправлять больницей! — С улыбкой произнесла Александра, подняв указательный палец.

— Я не это хотел сказать, но твоё замечание тоже справедливо, — тем же тоном ответил Мишель.

— Имейте в виду, что это вам не Басманная, где пациентов пруд пруди, только и успевай бегать да следить, чтобы никто не умер, или не застрелился, часом, как ваш несчастный товарищ! — Напомнила Александра, не забыв вздохнуть по поводу бедного Владимирцева. — А наша скромная больница и в худшие дни насчитывала от силы десять человек пациентов на весь город, из них семеро будут с мигренью, и ещё трое с алкогольным отравлением. Такие случаи, как с Юлией Николаевной — большая редкость, уж поверьте!

— То есть, ты блестяще со всем справлялась?

— Не то, чтобы блестяще, — не стала приукрашивать Александра. — Иногда что-то не получалось, разумеется. Но у меня были хорошие учителя! Мне, вообще-то, очень в этом повезло: ни отец, ни Викентий Иннокентьевич не давали меня в обиду, любили до безумия, но в работе старались поблажек не делать, однако никогда и не ругали. Как бы там ни было, у меня пока ещё не умерло ни единого пациента, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

И вновь он ничего не сказал ей, лишь еле заметно кивнул, принимая к сведению её слова.

«Когда он молчит, то становится ещё более невыносимым. Съехидничал бы, что ли? Это как-то привычнее!», подумала Саша, нервно теребя рукав платья. Но Мишель никакого ехидства не демонстрировал, а может, просто не придумал, к чему придраться?

— Ты, что, жила с отцом всё время?

Его вопрос прозвучал как-то странно, Александра даже нахмурилась непроизвольно. Да что же это, у них завязалась обычная беседа? Без этих взаимных «о, как вы мне отвратительны!» и «нет, ты отвратительна мне гораздо больше!»? Обычная, непринуждённая беседа? Вот с этим вот зазнавшимся самовлюблённым снобом?!

Увы, верилось с трудом. Если не сказать — совсем не верилось.

Сашенька настолько затянула с ответом, что Мишель позволил себе короткий взгляд в её сторону, чтобы убедиться, что она его услышала. Это заставило её тотчас же спохватиться, и вспомнить о своих манерах.

— Ах, да. Нет, не всё время, — сбивчиво, путая слова со своими мыслями, ответила она. — Как только он ушёл от матери, я ушла вместе с ним. Мне было тринадцать тогда.

«Стало быть, всё, что говорил о ней Семён — правда», отметил Мишель мысленно.

— Как это она тебя отпустила?

— А я у неё и не спрашивала, — заверила его Александра, самодовольно улыбнувшись. — Достаточно того, что мы разрешили ей оставить Арсения. Я бы забрала и его, вы не подумайте, что я плохая сестра или что-то в этом роде, нет, просто некому было с ним заниматься! Отец целые недели проводил в больнице, я вместе с ним, когда была не в школе, а оставлять Сеню на гувернантку при живой-то матери это как-то нехорошо! Вот и порешили: ей, так уж и быть, остаётся сын, а дочь — отцу. К тому же, мы не держали горничную, папе должен был кто-то готовить. Сам он в этом, хм, не преуспевал. Мужчины вообще на удивление беспомощны в бытовых мелочах! — И снова Сашенька задорно улыбнулась.

Да уж, история далёкая от заурядной. Однако Мишель довольно живо представил её, тринадцатилетнюю, с той же несгибаемой волей, что и сейчас, до такой степени уверенную в собственной правоте, что даже её мать не осмелилась перечить. А, впрочем, Алёне это было не с руки. Мишель прекрасно знал, что говорили об этой женщине, и не мог не понимать, что малолетняя дочь под боком ей была совсем некстати, в те моменты, когда она приводила домой своих любовников. Неудивительно, что Саша пошла за отцом. Мишель на её месте тоже ушёл бы.