Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини

• Название: Роковая ошибка княгини
• Автор: Ирина Сахарова
• Жанр: Исторические любовные романы

Людям суждено совершать ошибки. Порой незначительные, а порой такие, что в корне меняют жизнь. Преследуя исключительно благородные цели, княгиня Юлия Волконская и представить не могла, как высока окажется цена за поступок, совершённый в далёком прошлом. И уж точно она не думала, что расплачиваться придётся не ей одной, но и ни в чём не повинным людям, включая её собственного сына…

---

Почему какая-то скромная провинциальная медсестра, без громких титулов и многомилионного состояния за плечами, действовала на него таким странным образом? Ответ на этот вопрос был настолько очевиден, что это показалось Мишелю до смешного простым и глупым, и он тотчас же позабыл про него, закинув в дальний уголок своего сознания, и пообещав себе впредь не думать о таких глупостях.

Немного успокоившись, он глубоко вздохнул, и, нахмурившись, наконец-то повернулся к Александре, по-прежнему не сводящей с него пристального взгляда.

— Что? — Спросил он, постаравшись, однако, чтобы не прозвучало слишком грубо. — Что ты так смотришь, скажи на милость?

— Не знаю. — Покаянно произнесла она. — Просто я никак не ожидала, что вы всю дорогу проведёте в молчании, и не будете ко мне цепляться.

— Я? Я к тебе цепляюсь? — Мишель чувствовал, что улыбка прокрадывается на его лицо вопреки его желаниям. Определённо, его будущая сестра была на редкость забавной девушкой. — А ты, часом, ничего не перепутала?

— Конечно, нет! — Искренне, как будто сама верила в собственные слова, ответила Александра. — Это же вам не даёт покоя наше неожиданное родство! И, знаете что, я вас понимаю как никто другой!

— Да ну? Я сейчас сделаю вид, что меня безумно волнует твоё сочувствие. — О, да, играть эту роль было гораздо проще, чем просто смотреть на неё, и слушать её мелодичный нежный голос.

— А я тогда сделаю вид, что мне и впрямь безгранично жаль вас! Вы, конечно, совершенно невыносимый тип с ужасными манерами и никуда не годным характером, но даже вы не заслуживали такого. Это уж слишком, на мой взгляд. Слишком жестоко.

— Ну, жизнь — она такая. — Не стал спорить Мишель.

— Так-то оно так, но всё-таки, должна же быть справедливость?! Я до сих пор не понимаю, почему хорошие люди в конечном итоге всегда страдают — не подумайте, это я не про вас! — а подлецам всегда всё сходит с рук. Это, хм, впрочем, тоже не про вас, скорее про вашего батюшку и мою маму.

— Да нет никакой справедливости. И не было никогда. Жизнь довольно несправедливая штука.

— Это жестоко.

— Зато это правда. Какой смысл тешить себя иллюзиями? Чтобы потом, когда всё в очередной раз случится не по твоему сценарию, убиваться в отчаянии и сетовать на судьбу? Лучше заранее не ждать от неё никаких поблажек. Так проще. Меньше разочарований в конце.

— Вы удивительно рассуждаете для человека, у которого к двадцати трём годам есть всё, о чём он только может мечтать! — С усмешкой сказала Александра, однако укора в её словах не прозвучало.

— Однако, и меня тоже всё это коснулось. Видишь ли, эта «несправедливость» выбирает своих жертв независимо от их возраста и социального статуса. Беда может случиться с каждым.

— И есть определённая доля иронии в том, что у нас с вами она общая. — Сказала Александра, в очередной раз призывая его обратить на это внимание.

«Да понял я это, давно уже понял», мысленно ответил ей Мишель, но злобный старший брат, нетерпимый и жёсткий, сказал вместо него:

— Где ты ухитрилась познакомиться с моей матерью?

«Похоже, никогда мне не убедить его в том, что мы играем на одной стороне», с тоской подумала Александра, а сама охотно кивнула в ответ на его вопрос, и пояснила:

— У нас в больнице. Алексей Николаевич привёз её с переломами, такими страшными, что папин ассистент, тот самый, которого убили недавно, грохнулся в обморок от страха. — Взгляд её сделался грустным, когда она погрузилась в воспоминания о той самой ночи, после которой она приняла окончательное решение стать врачом. — Из докторов никого поблизости не оказалось, их и так-то у нас не слишком много, но в ту ночь и вовсе не было никого, кроме отца. Викентий Иннокентьевич с супругой уехали в Москву, а из медсестёр одна отдыхала после дневной смены, а вторая заболела ещё за два дня до этого, и не могла встать с постели. Остальные же жили слишком далеко, за ними попросту не успели бы послать, и поэтому ассистировать отцу пришлось мне. Хотя, что значит «пришлось»? Это было моё решение, осознанное и непоколебимое, а мне тогда было всего тринадцать… Но, знаете, когда я посмотрела на неё впервые… что-то у меня в голове щёлкнуло, как будто свет зажгли, знаете? Так иногда бывает, как озарение, что ли… Я посмотрела на неё, и поняла, что если она сейчас умрёт — а такой риск был — то я никогда себе этого не прощу. Меня не было с ней, когда она падала с лошади, меня не было с ней в дороге, я вообще никогда прежде не видела её вживую, но когда её положили на операционный стол к отцу, я поняла, что я ответственная за её жизнь теперь. И, может, я и не была виновата в том, что она так неудачно упала и истекала кровью теперь, но я точно буду виновата, если не смогу её спасти, и жизнь её будет на моей совести. Вы можете посмеяться надо мной и сказать, что мне было всего тринадцать лет, а это слишком мало для подобных рассуждений, но, уверяю вас, именно так всё и было.

По Мишелю было видно, что смеяться-то он как раз и не собирается. Наоборот, он внимательно слушал, задумчиво глядя на неё, и блистать своим неизменным остроумием тоже пока не спешил. Тогда Александра решила продолжить:

— Мой нынешний наставник, доктор Сидоренко, как-то сказал, что первый пациент запоминается на всю жизнь. — Ну, он-то, конечно, сказал не совсем так, но повторять Мишелю все пошлости Ипполита Афанасьевича Саша не решилась. — И это чистая правда. Она была у меня первой, пять лет уже прошло, а я до сих пор помню всё, в деталях, как будто бы всё случилось только что. И саму Юлию Николаевну я помню очень хорошо. Редкой красоты женщина.

«И вы, при этом, ничуть на неё не похожи!», так и хотелось сказать ей, но это прозвучало бы грубо. Тем более, что Волконский тоже был редкой красоты мужчина, только, при этом, ни единой общей черты со своей покойной матушкой не имевший. Странно, но именно теперь, в очередной раз глядя на его красивые черты, Александра задумалась — а на кого он походил меньше, на Юлию Николаевну или всё же на Ивана Кирилловича? Да-да, именно так, не больше, а меньше. Ибо, признаться, от обоих родителей Мишель не унаследовал абсолютно ничего. Ни светлых волос и невыского роста Гордеева, ни ярких голубых глаз Волконских — вообще ничего. Его кузина, Катерина Михайловна, признаться, была и то больше похожа на княгиню, нежели Мишель, хоть она и была всего лишь её племянницей, а не родной дочерью.

Хм.

— Что же ты замолчала? — Голос Мишеля оторвал её от размышлений, и Сашенька спохватилась.

— Ах, да. Задумалась, простите. Всё никак не могу забыть ту ночь, когда впервые её увидела… — Уклонилась от ответа Александра. — Мой отец тогда спас ей жизнь, а я ему ассистировала. Это была первая в моей жизни операция, и первая операция такой сложности. После этого я поняла, что медицина — моё призвание. И особенно отчётливо это ощутилось в тот момент, когда я вышла к вашему дяде, чтобы сообщить ему, что всё в порядке, и Юлия Николаевна будет жить. Поверьте, это ни с чем не сравнимое ощущение, ты — единственная надежда умирающего, и когда ты оправдываешь это доверие… На лицах родственников, обычно, написано такое облегчение, такое счастье… Вот ради этого и стоит жить. Чтобы давать людям эту надежду.

Она взяла паузу, чтобы дать Мишелю возможность высказаться по поводу обратной стороны медицины, но, к её величайшему удивлению, он снова ничего не сказал. Тогда она решила озвучить несказанное сама, только без сарказма, разумеется.

— Я знаю, что так бывает не всегда. У отца умирали пациенты… Я помню, каким он бывал в такие дни… Слава Богу, это случалось нечасто, а по его вине — вообще никогда. У Викентия Иннокентьевича однажды умер по недосмотру. Ребёнок. Мальчик совсем. Неправильный диагноз… думали, что-то с желудком, оказалось — аппендикс. Разорвался внутри, не успели вовремя обнаружить, не успели проапперировать… Бедный Воробьёв тогда чуть с ума не сошёл. Ушёл в недельный запой, и клялся, что никогда в жизни больше не подойдёт к больнице ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Жена его, тоже врач, пыталась его образумить, но он ни в какую. Слишком сильно переживал. К нему уж и мать того мальчика приходила, дескать, не переживайте Викентий Иннокентьевич, язва желудка у нашего сыночка и впрямь была, кто ж знал, что там не только язва… Да-да, не удивляйтесь, Воробьёва у нас в городке очень любят и уважают, он же гениальный врач…! Но даже убеждения бедной матери ему не помогли. И тогда за дело взялся мой отец. — Александра откинула с лица волосы, непроизвольным, мимолётным жестом, и с грустной улыбкой стала смотреть в окно, вспоминая то недалёкое время. — По правде говоря, мало кто думал, что у него получится. Уж если сама мадам Воробьёва, издавна имевшая над мужем небывалую власть, не смогла справиться — то чего ожидать от моего отца? Он ушёл тогда на всю ночь. Вы не представляете, как я переживала, оставшись одна. Всю ночь не спала, сидела ждала его у окна… Сходила к Воробьёвым, конечно, но Марина Викторовна сказала, что они оба ушли в трактир, что на окраине города, и приказали их не ждать. Папа у меня вообще-то не пил никогда особенно, но под утро пришёл, едва держась на ногах. Извинялся, конечно, когда я укладывала его спать, а потом сказал, чтобы я не сидела дома, а шла помогать Воробьёву в больницу. Я думала, что это он спьяну наговорил, не поверила сначала. Но сходить решила — всё равно дома делать было нечего, и чем сидеть просто так, полезнее было заняться больными. Каково же было моё удивление, когда я увидела Викентия Иннокентьевича! Он, конечно, к больным не выходил, потому что был не совсем трезв, но зато в кабинете у себя занимался бумагами с тройным усердием… И велел мне исполнять обязанности главного врача, в отсутствие его жены. С тех пор, наверное, меня и стали называть местным доктором. Только такой ценой я предпочла бы ещё походить в медсёстрах годик-другой. Он, действительно, едва ли не сошёл с ума от горя.