Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики

• Название: Три зимовки во льдах Арктики
• Автор: Константин Бадигин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1950

О работе и жизни советских моряков за время трех долгих полярных зимовок в дрейфующих льдах рассказывает книга К. С. Бадигина - капитана корабля.

---

Но, невзирая на всю свою массивность и монолитность, дрейфующие льды необыкновенно чутко реагируют на вмешательство посторонней силы. И достаточно в такой критический момент ветру отойти на несколько румбов, чтобы исполинская энергия, накопленная льдами, быстро обратилась против них самих: гигантские поля многометрового пака сойдутся, столкнутся лбами, поднимутся на дыбы, раздробят, сотрут в порошок друг друга. Весь океан забурлит, застонет, покроется обломками. Так будет продолжаться до тех пор, пока энергия, накопленная льдами, не иссякнет. А потом морозы снова скуют океан, и все успокоится до новых ветров, пока не возобновится этот извечный круговорот.

За год дрейфа мы уже привыкли к внезапной смене ледовых бурь и штилей. И все-таки даже нам стало немного не по себе, когда под вечер 11 ноября ветер резко перешел на 5 румбов к западу и задул с прежней силой от юго-запада: теперь льды двигались не по ветру, а вразрез ему, - колоссальные поля пака не повиновались новому воздействию, подчиняясь лишь силе инерции. Ветер же упорно атаковал их сбоку, ударяя с бешеной скоростью и силой в торосы и ропаки. Получилось нечто подобное ударам артиллерийских залпов в борт проносящегося мимо корабля. Результаты такой фланговой атаки нетрудно было предугадать.

Пока что на судне все шло своим обычным порядком. Несмотря на пургу с восьмибальным ветром, все работы выполнялись с неуклонной точностью и аккуратностью. Вахтенные, проваливаясь по пояс в сугробы, протирая глаза, залепленные снегом, ходили с фонарем проверять целость аварийного запаса. Каждые два часа хлопала дверца метеобудки. Мы брали очередные гидрологические станции, снимали и приносили на судно ведро с осадками, сверлили лед, определяя его нарастание, носили на корабль снег, чтобы превратить его в воду.

Но вскоре наступили тревожные события.

Уже вечером 11 ноября во льду появились трещины. Неприятнее всего было то, что на этот раз пострадали не только льдины, находившиеся справа от корабля, но и расположенное слева мощное старое поле, так хорошо обжитое за эти месяцы, - то самое, на котором находился аварийный запас, где были размещены все базы научных наблюдений.

Так хорошо служившее нам поле, на крепость которого все надеялись, внезапно лопнуло сразу в нескольких местах с громом, напоминающим отдаленные артиллерийские выстрелы. Сквозь сетку пурги при слабом свете луны, который с трудом проникал через облака, я разглядел, по крайней мере, три трещины, и все они были крайне опасны.

Во-первых, от матерого поля был оторван спасительный тупой выступ, так долго защищавший нас от сжатий, идущих с юга. Во-вторых, возникла трещина по левому борту и по корме. В-третьих, открылась еще одна трещина, по корме.

Теперь наши аварийные базы были почти отрезаны от «Седова»; первая же подвижка льдов могла окончательно оторвать поле от корабля и унести его.

Вахтенным было приказано усилить наблюдение надо льдом. Кроме вахтенных начальников, на палубе дежурили по очереди Буторин, Гаманков, Шарыпов и Гетман, на обязанности которых лежало бдительное изучение ледовой обстановки. Опасаясь за судьбу аварийного запаса, мы несколько раз осматривали наши базы. Но там пока что все было в порядке.

В ночь на 12 ноября барометр начал повышаться. Пурга прекратилась. На небе засияли звезды. Но ветер не утихал, и эти кажущиеся признаки успокоения никого из нас обмануть не могли.

Первые признаки сжатия появились в 16 часов 10 минут 12 ноября. Справа от корабля послышался режущий ухо треск, - лед нажимал на корпус и ломался, торосясь у самого судна. Через десять минут льды неожиданно отпрянули от правого борта корабля, и... мы увидели, что на юге, по ту сторону открывшейся накануне трещины, весь лед стихийно двинулся вправо. Звуки торошения теперь доносились со всех румбов. Сливаясь, они превращались в сплошной грозный гул. В течение каких-нибудь сорока минут справа от корабля образовалась огромная полынья шириной до 200 метров. За кормой появилось много трещин.

Буйницкого и Гаманкова не было на судне, они еще в 16 часов ушли к магнитному домику на очередные наблюдения. Мне не хотелось срывать их работу, и пока что я не тревожил их. Но обстановка с каждой минутой усложнялась, и я все чаще поглядывал на северо-восток - не идут ли наши наблюдатели с «магнитного хутора».

Их не было. А у борта корабля тем временем события развертывались в быстром темпе. В 20 часов 30 минут трещина, видневшаяся по носу судна, внезапно разошлась и превратилась в разводье шириной до 30 метров. Послышались толчки. На месте нашей стоянки льдины пришли в движение. Они взаимно перемещались: поля, находившиеся справа, уходили на юго-запад, льды слева понесло на северо-восток.

Старое поле с аварийными базами пока еще держалось у судна. Но оно испытывало сжатие невероятной силы, - на всю кромку жали движущиеся льды, стремившиеся увлечь поле за собой.

Внезапно корабль задрожал. Я выбежал на палубу и спустился по трапу на ледяное поле. Оно тряслось под ногами, вибрируя так, словно подо льдом работали мощные турбины.

И вдруг из мрака выступил ледяной вал высотой метра в два. Он медленно катился к кораблю с юго-востока...

На палубе грянули выстрелы и замелькал красноватый огонек факела. Это был сигнал Буйницкому и Гаманкову.

Ледяной вал, наступавший с юго-востока, находился в 20 - 30 метрах от судна. Дрогнула гидрологическая палатка.

Буторин, Шарыпов, Соболевский едва успели перерубить растяжки, как раздался сухой и резкий треск и буквально под ногами у них тоненькой змейкой пробежала трещина, разделившая палатку на две части. Они едва успели перепрыгнуть через трещину, как она разошлась до 3 метров, В ней плавали полка и столик для записей - вся рабочая обстановка гидрологической будки.

Палатку мы успели высвободить с одного края и поспешно вытащили из воды. Гидрологическая лебедка удержалась на самом краю образовавшейся трещины. Все бросились к ней и начали вырубать ее из льда, чтобы перетащить поближе к судну.

В этот момент произошли новые события, которые заставили на некоторое время забыть о лебедке: послышался яростный грохот, и новая трещина завершила разрыв между кораблем и старым - полем. Теперь у левого борта «Седова» остался лишь крохотный клочок льда шириной около 20 метров.

А Буйницкого и Гаманкова все еще не было. Они оставались где-то там, во мраке, среди ломающихся на куски, переворачивающихся, тонущих льдин, обломки которых быстро уносило все туда же - на северо-восток.

Надо было собрать людей на корабль - оставаться на движущихся обломках было небезопасно. Кое-как поодиночке они переходили на палубу. Вместе с нами, как всегда, были наши щенки Джерри и Льдинка. Они перепугались и дрожали, боясь прыгать через трещины. Пришлось перетаскивать их на руках.

И вдруг начал крошиться последний обломок поля, на котором стояли наши палатки. Мы не могли равнодушно наблюдать, как гибнут наши аварийные запасы. Надо было попытаться их отстоять, как бы это трудно ни было.

Соболевского, Бекасова, Гетмана и Мегера пришлось направить к палаткам. Они захватили доски, чтобы переходить через трещины. Если понадобится помощь, они будут сигналить светом и выстрелами.

Через несколько минут все четверо уже были на льду.

Ловко перебираясь через трещины и разводья, они поспешно направились к едва видным в сумраке аварийным палаткам.

Несколько минут спустя к судну подбежали, наконец, долгожданные Буйницкий и Гаманков. Усталые, запыхавшиеся, они остановились у широкой трещины, образовавшейся на месте гидрологической палатки, и с удивлением оглядывались вокруг, не узнавая внезапно изменившегося пейзажа.

- Шлюпку! - закричал Буйницкий. - Не перепрыгнем. Но едва успели спустить шлюпку, как вдруг края трещины с жестким шорохом сошлись, и Буйницкий с Гаманковым в два прыжка очутились у трапа. Торопясь и перебивая друг друга, они начали рассказывать о том, что с ними произошло.

Оказывается, заканчивая свои магнитные наблюдения, Буйницкий даже не подозревал, что у корабля происходят такие крупные передвижки. Правда, он слышал звуки торошения, но мы все так привыкли к этой музыке, что она обычно не вселяла в нас особой тревоги. Поэтому, закончив работу, Буйницкий подозвал Гаманкова, который, как всегда, прогуливался с карабином за плечами в стороне от снежного домика, и они уселись под каким-то ропаком покурить и поболтать. Неожиданно на корабле раздались выстрелы. В темноте замелькал огонек факела. Буйницкий и Гаманков почувствовали, что лед под ногами у них дрожит, и...

Но они так и не успели закончить рассказ о своих приключениях. Их прервал сигнал общей тревоги:

- Все по своим местам, в полной готовности к выходу на лед!..

Именно теперь начинаются решающие минуты сжатия. Преодолев какое-то невидимое препятствие, льды ринулись на корабль. Все вокруг нас кипит и клокочет.