Андре Бринк - Перекличка

• Название: Перекличка
• Автор: Андре Бринк
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

В новом романе известный южноафриканский писатель обратился к истории своей страны в один из переломных моментов ее развития.

Бринк описывает восстание рабов на одной из бурских ферм в период, непосредственно предшествующий отмене в 1834 году рабства в принадлежавшей англичанам Капской колонии. Автор не только прослеживает истоки современных порядков в Южной Африке, но и ставит серьезные нравственные проблемы, злободневные и для сегодняшнего дня его родины.

---

— Пошли, — говорил он. — Времени мало. Нужно поговорить с людьми.

Только на первой ферме, у бааса дю Той, Галант держал язык за зубами. Слишком опасно, сказал он: этот человек филдкорнет, и нам вовсе ни к чему, чтобы кто-нибудь из его рабов донес на нас, ведь тогда отряд буров заявится к нам прежде, чем прогремит первый выстрел. Но на всех других фермах мы собирали людей — повсюду.

Я просто глазел на них. Мне хотелось удрать в вельд, чтобы поискать черепах, мангустов или птичьи гнезда. Мне уже надоели эти разговоры. Но он все время держал меня возле себя, и я поневоле чувствовал себя важной персоной. Если кто-нибудь пытался что-то спросить у меня, я говорил:

— Вы лучше слушайте Галанта. Он командир, а я его правая рука.

После этого они уважительно глядели на меня и придвигались поближе к Галанту, чтобы выслушать его.

— Как у вас тут идут дела? — спрашивал Галант. — Вы, верно, слышали, что было сказано про рождество и Новый год?

— Да, слышали, — отвечали они, одни угрюмо, другие более откровенно. — Но Новый год как пришел, так и ушел.

— У них было достаточно времени, чтобы дать нам то, что они обещали, — продолжал он. — Но все напрасно. Теперь мы знаем, что свободу нам никто не даст: мы должны добыть ее сами. Слабому не достанется ничего. Только достойный получит свободу.

На что кто-нибудь из стариков обычно отвечал:

— Они убьют нас всех скопом.

— Вот потому-то я и езжу с фермы на ферму, — говорил Галант. — Чтобы каждый был начеку и разузнал заранее, где хранятся ружья. Когда наступит время, мы должны захватить ружья, прежде чем хозяева о чем-нибудь догадаются.

— Как мы узнаем, что время пришло?

— Вы получите весть из Хауд-ден-Бека. Оттуда мы пойдем по всему миру, и каждый будет с нами.

— А как остальные смотрят на это?

— Они стоят за нас горой.

— А сколько еще ждать?

— Уже не долго. Дней десять. Может быть, пять. А вы будьте начеку и готовьтесь. Мы пошлем весть.

— А вдруг они пришлют отряды?

— Если мы все проделаем быстро, то сумеем уйти раньше, чем сюда прибудут отряды. Может, стрелять и не придется. — Затем он давал им некоторое время для того, чтобы они могли переварить его слова, и добавлял: — Вот что я вам скажу: если буры попытаются сопротивляться, мы будем стрелять. Но мы не станем проливать кровь понапрасну. Хотя и не боимся пролить ее. — Он опять ненадолго замолкал. — А вы лучше подумайте о собственной крови. Если кто-то вздумает ударить нам в спину, его кровь прольется первой. Понятно?

— Понятно.

— Когда все будет позади, я объеду все фермы и разыщу тех, кто к нам не присоединился. И немногие из них останутся в живых после этого.

Всякий раз когда я слышал, как Галант произносит эти слова, у меня словно паук пробегал вниз по спине: страх, в котором было и наслаждение, вроде того как ты в первый раз отводишь в сторону девушку, чтобы спросить ее: «Ну так как?»; страх и наслаждение, которых ты никогда не забудешь, от которых у тебя пересыхает горло, а в груди перехватывает дыхание, и живот напрягается, словно его сдавило.

На каждой ферме Галант назначал человека, который должен был обо всем докладывать ему и которому было велено захватить ружья и присматривать за тем, чтобы все рабы держались заодно. Когда Галанту то там, то тут попадался кто-нибудь сомневающийся в нашем деле, он начинал рассказывать о том, что видел и слышал в Кейпе прошедшей зимой, и после этого ни у кого не оставалось больше никаких сомнений.

Ночью на ферме бааса Йостенса, куда мы приехали за учителем, Галант несколько часов развлекал всех своими кейптаунскими историями: рассказывал, как мы все поднимемся на Гору с ружьями, и как джентльмены выстроятся перед нами и сложат оружие, и как мы захватим власть во всей стране. Бренди в ту ночь лилось рекой: кто-то стащил из подвала непочатую бочку, и Галанту было чем смазать язык. Уже запели петухи, когда люди наконец разбрелись по хижинам. Я думал, что Галант тоже выдохся, но он не сдвинулся с места, и мы вдвоем остались сидеть у костра, глядя на пламя, мерцающее и умирающее, и на красные угольки, которые, угасая, покрывались серым налетом.

— Ты славно поработал сегодня, — сказал я наконец, чтобы нарушить молчание. — Теперь за тобой пойдет весь Боккефельд.

Он ничего не ответил, может быть, он вообще меня не слышал.

— А для меня найдется ружье? — снова заговорил я.

Он посмотрел на меня прищурившись, чтобы разглядеть через дым.

— Сколько тебе лет, Рой? — спросил он.

— Откуда мне знать? — удивленно сказал я. — Должно быть, восемнадцать или около того.

Он ухмыльнулся.

— Тебе еще нет и четырнадцати, приятель.

— Я уже был с девушкой.

— Это еще ничего не значит.

— Я умею обращаться с ружьем.

— Надеюсь, что умеешь. — Он отвернулся. А через некоторое время вдруг сказал: — Нет. Нет. Что же это я говорю?

— Можешь на меня положиться, — сказал я поспешно. — Вот увидишь, я буду стоять за тебя верней, чем любой другой. И в тот день, когда ты поднимешься на Гору в Кейпе, я буду рядом с тобой.

— Рой. — Он медленно покачал головой. — Я не уверен, что ты как следует понимаешь, во что ввязываешься.

— Конечно, понимаю. Я все время слушал тебя. Я убью каждого, кто встанет мне поперек дороги.

— Ты же не раб. Ты готтентот.

— Но ты сам говорил Тейсу, что тут нет разницы. Что мы все под одним ярмом.

— И все же ты можешь остаться в стороне, если захочешь.

— Я не захочу. Я хочу держать в руках ружье, совсем новенькое ружье, И хочу отправиться в Кейп, чтобы увидеть все собственными глазами.

— Это не игра, Рой. Речь идет о жизни и смерти.

— Я буду стрелять в них так, что все будет залито кровью.

— Стрелять мы будем только в крайнем случае.

— Я стану делать только то, что ты скажешь.

— Хорошо бы, если бы я мог вот так же доверять каждому, — сказал он. — Но, Рой, ты же еще ребенок. А дети… — Он говорил чуть ли не сердито. — Ведь именно ради детей такое вот дело и затевается. Но я не хочу, чтобы тебя убили.

— Никто меня не убьет. Ты же сам говорил, что мы будем переходить с одной фермы на другую, забирая всех с собой. Как ты думаешь, мне позволят взять одно из тех ружей, которые баас купил в Кейптауне?

Он поднялся на ноги прежде, чем я закончил, и ушел в темноту. Через некоторое время он вернулся, остановившись возле угасающих углей. На этот раз он говорил очень тихо, я едва слышал его.

— Долгие годы живешь, затаив это в душе, — сказал он. — Даже делаешь вид, будто не замечаешь. Надеешься, что все обойдется. Затем, в один прекрасный день, видишь, что другого выхода нет. Что тебе никуда от этого не деться. И тогда решаешься. И все же по-прежнему надеешься… — его голос угас, — …что этого удастся избежать.

— Ты вовсе не так говорил с людьми сегодня, — сказал я удивленно.

— Им я должен говорить то, что заставит их пойти за мной, Рой. Но никто не знает, что творится у меня в душе. Никто, кроме меня. — Он снова повернулся, словно собираясь уйти, но остановился. — Все могло быть иначе, Рой, — сказал он. — Я дал ему возможность. Все было бы иначе. — Он наклонился, чтобы поднять с земли свой изодранный старый жакет, который захватил, чтобы укрыться от ночного холода. — Но вот как это обернулось. И я буду трус, если не сделаю того, что должен сделать.

— Ты просто устал, — сказал я неуверенно. — У тебя был трудный день. Завтра все снова будет в порядке.

— Все в порядке уже не будет никогда, Рой. — Он вздохнул, обернулся и поглядел мне в лицо. — Рой, что бы ни случилось, запомни: у меня не было другого выхода.

Веки у меня стали такими тяжелыми, что глаза закрылись сами собой, и я не знаю, говорил ли он что-нибудь еще. Я свалился прямо возле костра и весь остаток ночи видел во сне великую войну и то, как мы бешено скакали вперед на лошадях, стреляя и убивая всех на нашем пути.

Следующую ночь мы провели на ферме у старого бааса дю Плесси: здешних людей — старого Адониса, Йохема и остальных — мы знали уже давно, так что Галанту нетрудно было уговорить их. Только Адонис — изворотливая старая обезьяна, вот он кто, — доставил нам много хлопот, выдумывая одну отговорку за другой. Я даже удивился, видя, как терпеливо Галант продолжает убеждать старика. Старый баас Ян, сказал Галант, держит в сарае форму для отливки пуль, которой пользуются все фермеры в округе, и Галант хотел, чтобы Адонис принес ему форму. Другие вызывались принести ее, особенно Йохем, который обычно и отливал пули, но Галант остановил их: он настаивал на том, чтобы Адонис сам отдал ему форму. Сначала я подумал, что он просто хочет польстить старику или подшутить над ним, но потом, когда форма лежала в коляске, надежно упрятанная под старым мешком и разодранным жакетом, Галант пояснил мне:

— Это все потому, что я не доверяю старому ублюдку.