Александр Грибоедов - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Александр Грибоедов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1988

Настоящее издание включает в себя все художественные (дошедшие до нас) произведения Грибоедова (в том числе наброски и планы их), его публицистику, путевые дневники и все его письма, известные к настоящему времени; в особый раздел вошли произведения, грибоедовское авторство которых весьма вероятно. Таким образом, за пределами издания остались только маргиналии и заметки Грибоедова по поводу прочитанных книг и его деловые бумаги и записки.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

А. Слонимский, сравнивший «Горе от ума» с русской комедией начала XIX века, справедливо заметил: «Грибоедов первый произвел реальную перестановку в традиционном сюжете, решительно став на сторону «ума»; «злым», «гордецом» и «насмешником» кажется Чацкий только Софье и всему фамусовскому кругу»[21]. Но «неожиданная перемена ситуации» в «Горе от ума» была подготовлена ранними комедийными опытами Грибоедова в жанре салонной комедии. Продуктивность этого жанра и его кратковременность одинаково закономерны. В нем своеобразно отразились широкие оппозиционные настроения дворянской интеллигенции, накануне 1825 года начинавшей с недоверием относиться к официальному славословию, которое прикрывало усиление реакции. Это и порождало скептицизм, ироническую позицию в жизни, нежелание заниматься «серьезными делами», стремление всячески рассеять скуку, предаваясь «науке страсти нежной». Онегин становился героем времени. Но в пушкинском романе в стихах автор иронически отстранен от него. В салонной же комедии Онегиными любовались.

Рамки салонной комедии, при всей ее стиховой культуре, эпиграмматическом языке, остроте бытовых зарисовок и психологизме, были все же узки и ограничены, но и в этих рамках Грибоедов совершает определенную эволюцию, подготавливающую создание его шедевра. В 1817 году он обращается к переделке комедии Барта «Ложные неверные». Это тоже история забавных недоразумений у влюбленных, но манера письма Грибоедова в «Притворной неверности» становится более экспрессивной. Иронически настроенный Ленский (подобный Аристу в «Молодых супругах») уже не несет в себе авторского мироощущения, он даже оценен достойным представителем светской толпы «без правил, без стыда, без чувств и без ума»; симпатии писателя отданы довольно рискованному для легкой комедии герою, серьезному и пылкому Рославлеву. Переделывая пьесу. Грибоедов отчасти защищает Рославлева (во французской комедии – Дормильи) от авторской насмешки: страстность молодого человека там трактуется как черта комическая. Иначе у Грибоедова. Первый же монолог Рославлева «Кто ж говорит об них?..» предвосхищает страстные, обличающие «общественное мнение» речи Чацкого. Тем самым драматург исчерпывает возможности салонной комедии – дальше невозможно было двигаться, не разрушая этого жанра.

Еще круче и непримиримей порывает он с литературным стилем рококо в других своих комедийных опытах.

В те годы Грибоедов обратился к жанру бытовой комедии – комедии характеров, имеющей в русской драматургии богатую традицию. По общему признанию, в колоритных зарисовках провинциального быта в пьесе «Своя семья, или Замужняя невеста» (1817) уже угадывается будущий автор «Горя от ума». Следует только напомнить, что сцены той же комедии, написанные его соавторами – Шаховским и Хмельницким, не менее колоритны, что само по себе подчеркивает значение национальной традиции, подготовившей появление великой комедии Грибоедова.

Не менее перспективна для него была и прозаическая пьеса «Студент» (1817, совместно с П. А. Катениным), осмеивающая бездарного стихотворца. Несомненно, образ Евлампия Беневольского имел конкретную памфлетную цель: в его нелепо восторженных речах и неуклюжих виршах осмеивалось батюшковское направление в поэзии, то есть тот поэтический стиль рококо, которому и сам Грибоедов был не чужд. Собственно, тип Беневольского – в то время еще с сочувственной иронией – был намечен Грибоедовым в «Письме из Бреста Литовского» (1814):

Всех более шумели,
Не от вина, нет – на беду,
Всегда они в чаду:
Им голову кружит иное упоенье –
Сестер парнасских вдохновенье.

Теперь же подобный «пиит» подвергается безжалостному, уничижительному осмеянию. Мало того, что над ним открыто издеваются другие герои пьесы, сами по себе не вызывающие сочувствия, в какой-то мере предвосхищающие и Фамусова, и Молчалина, и Скалозуба, – к этому добавляется еще и авторский сарказм, превышающий, пожалуй, всякую меру.

А. А. Шаховской так вспоминал о первых своих шагах на литературном поприще: «Дядюшка мне сказал: «Похвально и с твоим именем писать стишки для удовольствия общества; но неприлично сделаться записным стихотворцем, как какому-нибудь студенту без всякого родства и протекции»[22]. Возможно, он как-то рассказал об этом Грибоедову. Впрочем, и сам Грибоедов слышал нечто подобное от своей матери, еще будучи студентом и осознав уже тогда на всю жизнь «свое решительное призвание».

Поставленная на сцене единственный раз, уже в начале XX века, комедия «Студент» вызвала возмущенную отповедь рецензента: «Грибоедов и Катенин унижают самое звание литератора, то звание, про которое М. Е. Салтыков уже холодеющей рукой писал своему сыну: «Паче же всего уважай звание литератора и предпочитай его всем прочим»… Кому принесен в жертву казанский студент Беневольский, изображенный дурак дураком, выгнанный из дома, лишенный собственного достоинства, годный только для должности корректора и не приемлемый даже на государственную службу. Подумаешь, какой избыток образованных и просвещенных чиновников наполнял в то время канцелярии!..»[23]

Такая оценка не совсем справедлива, наверное, по единственной причине: комедия «Студент» самими авторами никогда не была обнародована. Для Грибоедова же она была во многом преодолением самого себя. Легкая поэзия, которой он отдал дань, не исчерпывала вполне его эстетических идеалов, она не была единственным направлением его творческих исканий, в какой-то мере была даже временным отступлением от юношеских заветов. Не потому ли так резко ополчается на нее Грибоедов? И удивительная вещь! Когда шут Беневольский патетически восклицает: «Вы, сударь, спрашивали, какие мои виды вдаль? Вот они: жизнь свободная, усмешка Музы – вот все мои желания. Ни чины, ни богатства для меня не приманчивы: что они в сравнении с поэзиею?», нам, знающим наизусть «Горе от ума», невольно приходят на память слова внешне похожие, но противоположные по тону:

Из молодых людей, найдется – враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, –
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем опасным!!

И здесь поэзия объявляется главным назначением, но – поэзия высоких общественных идеалов. Они недоступны Беневольскому, их предал забвению в салонной комедии и сам Грибоедов.

Любопытно, что перелицовка навыворот коллизии «Горя от ума» неизбежно возвращает к проблематике «Студента». В 1831 году на сцене была впервые поставлена (она ставилась и позже) комедия-водевиль П. А. Каратыгина «Горе без ума»[24]. Героем ее стал горе-рифмоплет, подобный Беневольскому, Яшуткин-младший (возможно, П. Каратыгин, по знакомству с авторами, читал «Студента»). Отрезвляет его от поэтического безумия дядя, Яшуткин-старший. Между прочим, стихи своего племянника расчетливый купец использует в качестве оберточной бумаги.

Трудно отделаться от мысли, что И. А. Гончаров знал этот водевиль, приступая к работе над романом «Обыкновенная история», первые главы которого кажутся даже пересыпанными цитатами из комедии «Студент». Конечно, это не больше чем совпадение, но совпадение все-таки закономерное: в литературном развитии ничто, в общем-то, не пропадает. Рождение великих произведений всегда подготовлено многими усилиями так называемых «второстепенных писателей», одним из которых до поры до времени был и Грибоедов.

4

В 1818 году образ жизни его снова круто меняется. Вопреки желанию, чиновник коллегии иностранных дел назначается секретарем персидской миссии и вынужден покинуть Петербург, где так удачно начала складываться его писательская судьба. «Музыканту и поэту нужны слушатели; их нет в Персии», – пытался Грибоедов возражать министру иностранных дел, объявившему о назначении. Тщетно…

По пути к месту новой службы Грибоедов, впервые после шестилетнего отсутствия, попадает в Москву. Впечатления от старой столицы были безрадостны.

«В Москве все не по мне, – делится вскоре он своими впечатлениями с Бегичевым. – Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему… ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному, а притом «несть пророк без чести, токмо в отечестве своем, в сродстве своем и в дому своем». Отечество, сродство и дом мой в Москве. Все тамошние помнят во мне Сашу, милого ребенка, который теперь вырос, много повесничал, наконец становится к чему-то годен, определен в миссию и может со временем попасть в статские советники, а больше во мне ничего видеть не хотят».

Может быть, именно здесь таится зерно замысла, которое потом разовьется в «Горе от ума». Казалось бы, в творчестве Грибоедова наступил длительный перерыв. Нескончаемые путешествия по казенной надобности, утомительные и порой опасные, не давали возможности сосредоточиться, отдаться любимому делу, поэзии. Правда, в те годы задумана была какая-то поэма – о страннике, открывающем для себя неведомый, экзотический Восток. Но именно здесь, на Востоке, Грибоедов близко соприкасается с народной жизнью, остро осознает свой долг патриота. Одной из главных задач персидской миссии он считает возвращение на родину русских солдат. «Хлопоты за пленных, – помечает в августе 1819 года Грибоедов в путевом дневнике. – Бешенство и печаль…», а 6 сентября того же года так описывает выступление из Персии: