Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны

• Название: Том 1. Тяжёлые сны
• Автор: Федор Сологуб
• Издательство: Интелвак
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-93264-022-7, 5-93264-023-5

Впервые осуществляется издание Собрания сочинений Федора Сологуба, в котором с наибольшей полнотой представлено наследие одного из вождей русского литературного модерна, выдающегося прозаика, поэта и драматурга Серебряного века.

В первом томе публикуются роман «Тяжелые сны» (1895) и два цикла рассказов – «Земные дети» (1894–1898) и «Недобрая госпожа» (1899–1907).

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Пахнет речью! – шепнул Логину Рябов и устремился мимо него к Мотовилову.

Произошло общее движение. Учителя толкались, чтобы пораньше пробраться к Мотовилову. Кланялись почтительно, сладко улыбались и пожимали пухлую руку Мотовилова с благоговейною осторожностью.

– Удостоился и я приложиться, опять шепнул Рябов Логину, – а вы что ж такой гмырой стоите? Видите, стенка какая: и не заметит.

Но Мотовилов заметил, раздвинул толпу жестом необыкновенного достоинства и с протянутою рукою сделал к Логину шага два. Учителя смотрели на Логина с завистью.

– Я особенно рад, – сказал Мотовилов, – что нахожу здесь и вас. Вы познакомитесь с нашим общим делом, к которому направлены наши мысли и, смею сказать, наши чувства. По всей вероятности, вы уже знакомы отчасти с этим.

– Кажется, еще не знаком, – возразил Логин.

– Знакомы, наверное, – я говорю о деле несчастного Молина.

– Ах, это! Виноват, я не догадался, что это – общее дело.

– Вы познакомились с ним через лиц заинтересованных, а теперь послушайте нас, людей беспристрастных.

Мотовилов тяжелою поступью подошел к столу, остановился перед ним и значительно посмотрел на учителей. Логин заметил в руках директора бумагу, большой лист, свернутый трубочкою. Мотовилов заговорил:

– Господа, мне очень приятно, что я вижу здесь почти всех вас. Мы успели составить дружную семью. Если в деле нашего взаимного единения и я моими скромными стараниями мог помочь, то я весьма горжусь этим. Я всегда был того мнения, – и глубокоуважаемый Сергей Михайлович, насколько мне известно, согласен со мною, – что моя обязанность не состоит только в том, чтобы делать взносы. Я решаюсь надеяться на более, так сказать, интимное отношение к вам, господа. Мне кажется, я встречаю на этом пути ваше полное сочувствие. Надеюсь, что я не ошибаюсь?

– Мы все, – льстиво ответил отец Андрей, – очень высоко ценим ваше сердечное участие в наших делах. Да и как не ценить? Вы у нас, может быть, умнейший человек в городе. Я и старик, а с удовольствием слушаю ваши рассказы и поучаюсь, – без стеснения говорю, истинно поучаюсь.

– Краснобаи! – шепнул Рябов Логину. А желтое лицо его, обращенное к Мотовилову, корчилось такою же гримасою низкопоклонства, как и умильные лица остальной компании.

– Благодарю вас, – сказал Мотовилов и пожал руку отца Андрея. – Само собой разумеется, что – такие же отношения пытался я установить и в городском училище. Но в последние годы, к сожалению, мои намерения стали встречать дурную почву. В дружную семью преподавателей вторгся, если можно так выразиться, зловредный элемент. Надеюсь, что мне позволено будет говорить напрямки. Молодые люди часто заражены духом излишнего самомнения.

Мотовилов строго покосился на Логина, и все посмотрели на Логина строго.

– Да, молодежь не всегда достаточно почтительна, – с улыбкою сказал Логин.

– Дело не в одной почтительности. Впрочем, мы, люди старинного покроя, думаем, что и почтительность к людям, достойным уважения, – дело не лишнее. Почтенный инспектор городского училища, Галактион Васильевич, уже не раз выражал желание оставить свое место. Я уговаривал его. Я даже не раз ходатайствовал перед начальством – в частных разговорах, – об его повышении, которого этот честный труженик вполне заслуживает. Мне обещали. И вот, когда явилась возможность, что освободится вакансия инспектора, явилась претензия на нее с той стороны, откуда ее нельзя было ждать, так как нет никаких заслуг и всего года два службы, и возраст слишком ранний. Был в училище и другой кандидат, вполне достойный, – и вот он теперь устранен при помощи возмутительного поклепа.

– Да это – трагедия, – сказал Логин, улыбаясь, – и злодей, и жертва.

– Могу только удивляться вашему… взгляду на этот весьма серьезный предмет, – сказал Мотовилов и значительно поглядел на Логина.

Логин не отвечал. Ненависть к Мотовилову опять начинала мучить его. Мотовилов продолжал:

– Господа, я полагаю, что мы обязаны прийти на помощь нашему собрату.

– По картам и вину, – шепнул Рябов Логину.

– Перестаньте шептать, – тихо сказал Логин, ведь он может обидеться.

– Все порядочные люди, с которыми я говорил об этом, думают, что Алексей Иванович – жертва интриги. Вы знакомы с его благородным характером и высоконравственными правилами, и я уверен, что найду в вас такое же сочувствие. Алексей Иваныч совершенно убит, и мы его должны утешить. Вот отец Андрей его видел и подтвердит вам, что он плачет.

– Да, плачет, – уныло сказал отец Андрей. Все выразили на своих лицах сочувствие.

– Необходимо вывести дело на свежую воду, иначе это ляжет на нашу совесть. Мы составили коллективное заявление прокурору, что мы все уверены в невинности Молина, что просим освободить его и ручаемся за него всем своим имуществом.

– Берем на поруки, – пояснил директор.

– Попрошу кого-нибудь из вас, господа, прочесть заявление, и затем, кому угодно, пусть подпишет. Только те, кому угодно.

Рябов просунулся вперед и прочел заявление вслух. Все внимательно выслушали, сделали сочувственные лица и потянулись подписываться. В стороне остались Мотовилов, директор, которые подписались раньше, и Логин.

– Очень жалею, – сказал он, – но не могу присоединиться. Как я могу ручаться?

– Ваша воля! – сказал Мотовилов.

– Вот если б насчет выпивки, – по этой части я его знаю. Да и принесет ли это пользу?

– Там не могут не дать веса нашему мнению. Господа, – обратился Мотовилов к другим, круто отвернувшись от Логина, – могу сообщить вам печальную новость: и у нас холера, – вчера захворало двое мужчин и одна женщина.

Учителя испуганно переглянулись.

– Ничего, – ободрительно сказал отец Андрей, – до нас не доберется. Мне кстати прислали бочоночка три очищенной, – славная водка, – милости прошу завтра ко мне отведать.

Глава девятнадцатая

Вечером у Логина был Андозерский. Они сидели в саду, в беседке, пили чай и разговаривали. В соседнем огороде бегали и смеялись Валя, ее вторая сестра Варвара и подруга их, Лиза Швецова, дочь здешнего частного поверенного, полуграмотного, почти всегда пьяного мещанина.

Андозерский посматривал на Валю маслянистыми глазками.

– Аппетитненький кусочек! Егоза! – шептал он Логину. – Только чур – мое! Это не про тебя, у меня уж начато здесь дельце.

– А как же те три невесты?

– Э, невесты своим чередом: там честным пирком да и за свадебку, а здесь так, для приятного времяпрепровождения.

– Вот оно что! А и баболюб же ты!

– Есть тот грех, – скромно сознался Андозерский, нескромно подмигивая на девиц.

– Что ж, разве эта лучше?

– Ну, чего там, – я, дружище, не брезгуля. Да ты что думаешь? Она рада-радешенька. Вот увидишь, я сейчас заговорю.

Андозерский заговорил с девицами и открыл им калитку сада. Девицы, по-видимому, были очень довольны. Положим, в сад они не входили, жеманились, но зато не отходили и от калитки. Логин даже заметил, что Валя расцветала от удовольствия каждый раз, как Андозерский заговорит с нею.

Поболтав с девицами с полчаса и посмешив их незамысловатыми анекдотцами и шуточками, Андозерский тихонько сказал Логину:

– Ну, хорошего понемножку. Этот народец, девчоночки, не ценят того, что им подносят в изобилии, а потому пора благородно отретироваться.

Логину жаль стало бедной девочки и захотелось предостеречь ее. За год он успел присмотреться к ней, хотя она, служа в селе, бывала дома, у матери, только по праздникам.

Валя была девушка совсем простенькая, легкомысленная. Кроме учебников своих, которые знала она плохо, да трех-четырех случайно попавшихся ей в руки романов, она ничего не читала. Само собою разумеется, что у Вали было очень мало отвлеченных понятий и что идеалы ее не были возвышенными.

Бедность не исключает желания повеселиться и принарядиться. Не была чужда этому желанию и Валя, как и ближайшая к ней по возрасту сестра, Варя. Дома, не при людях, они ходили в затрапезных платьицах, босиком, но, отправляясь в город погулять или в гости, они принаряжались и охорашивались, как и след быть настоящим барышням.

У Вали уже был и жених. Не то чтоб они совсем сговорились, но как-то все точно условились называть и дразнить их женихом и невестою.

Это был воспитанник здешней учительской семинарии Яков Сеземкин, рябой, кудрявый молодец по двадцатому году, который нынче весною кончал свой курс.

Мещанская молодежь, в которой вращались Валя и Варя, разбивалась очень рано на парочки: «кавалер» лет семнадцати выбирал «барышню» лет пятнадцати и валандался с нею. Эти связи не бывали прочны: то барышня, то кавалер изменяли своему «предмету», чтобы вступить в новый союз. Возникали отсюда сцены ревности, ссоры, баламуты.