Эндрю Ходжес - Игра в имитацию

• Название: Игра в имитацию
• Автор: Эндрю Ходжес
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-089741-4

О загадочной, «зашифрованной» судьбе великого криптографа снят фильм «Игра в имитацию», который получил главную награду Кинофестиваля в Торонто в 2014 году. В роли Тьюринга — Бенедикт Камбербэтч, прославившийся своей ролью в телесериале «Шерлок». А его несостоявшуюся невесту Джоан Кларк сыграла Кира Найтли.

Национальный совет кинокритиков США и Американский институт киноискусства включили «Игру в имитацию» в топ 10 фильмов 2014 года. Также фильм получил пять номинаций на премию «Золотой глобус».

Настало время миру узнать о Тьюринге.

---

Экзамены остались позади, и Алан нашел свое место в системе в качестве «гения математики». Однако Шерборн не предоставлял возможности перейти в шестой класс с математическим уклоном, как в некоторых других школах, в особенности — в Уинчестере. Вместо него существовал класс с естественно-научным профилем, где математике — любимому предмету Алана — уделялось мало внимания. И при этом Алан не сразу перешел в шестой класс, в осеннем семестре 1928 года он продолжал учиться в пятом с разрешением посещать занятия по математике для шестого класса. Занятия вел молодой учитель Эперсон, лишь год назад закончивший Оксфордский университет. Вежливый молодой человек с прекрасным образованием сразу же снискал уважение учеников. Настал момент, когда система могла, наконец, спасти себя, отступить от буквы закона. И Эперсон сделал то, чего так добивался Алан — оставил его в покое:

Я могу сказать только то, что мое решение предоставить ему свободу в учебном процессе и оказывать поддержку при необходимости позволило его математическому гению развиваться самостоятельно…

Он понял, что Алан всегда предпочитал свои собственные методы решения задач примерам, указанным в учебниках, и, действительно, за все время обучения в школе Алан все делал по-своему, лишь иногда уступая школьной системе. Пока учебный совет решал, допускать ли его к экзамену, он занимался изучением теории относительности Эйнштейна на примере его известной работы. Книга затрагивала только знания курса элементарной математики, но при этом способствовал тем идеям, которые выходили за рамки учебной программы. И если «Чудеса природы» открыли для Алана постдарвиновский мир науки, Эйнштейн увлек его революционными открытиями в физике XX века. Алан делал заметки в своей маленькой красной записной книжке, которую затем передал своей матери.

«Здесь Эйнштейн ставит под сомнение, — писал он, — работают ли аксиомы Евклида по отношению к твердым телам. (…) Поэтому он собирался проверить выполнимость законов Ньютона». Из этой записи можно сделать вывод, что Тьюринг не только ознакомился с работой Эйнштейна, но и разобрался в ней до такой степени, что он смог экстраполировать из текста сомнения Эйнштейна относительно выполнимости Законов Ньютона, которые не были высказаны в статье в явном виде. Алан все ставил под сомнение, ничто не было для него очевидным. Его брат Джон, до этого смотревший на Алана свысока, теперь утверждал:

Можно было с уверенностью сказать, если вы высказываете некоторое самоочевидное суждение, например, что земля круглая, Алан тут же мог привести целый ряд неопровержимых доказательств, что она скорее плоская, эллиптической формы или даже имеет точные очертания сиамского кота, которого пятнадцать минут кипятили при температуре в тысячу градусов по Цельсию.

Эти декартовские сомнения стали неотъемлемой частью жизни в школе и дома. Навязчивая манера Алана подвергать все критике воспринималась по большей части с юмором. Тем не менее, всему интеллектуальному миру потребовалось долгое время задаться вопросом, действительно ли такие «очевидные» Законы Ньютона верны. Только к концу девятнадцатого века наука признала, что они не работают с известными законами электричества и магнетизма. И только Эйнштейн решительно высказал мысль, что общепринятые основы механики были в своем корне неверными, и позже создал Специальную Теорию Относительности в 1905 году. Она оказалась несовместимой с законами тяготения Ньютона, и, чтобы избавиться от этого несоответствия, Эйнштейн пошел еще дальше, подвергнув сомнению даже аксиоматику Евклида, что привело к созданию Общей Теории Относительности в 1915 году.

Смысл достижения мысли Эйнштейна заключался вовсе не в его экспериментах. Для Алана она показала необходимость подвергать любое утверждение сомнению, воспринимать любую идею серьезно и следовать ей до логического конца. «Теперь у него есть свои аксиомы, — писал Алан, — и теперь он может снова следовать своей логике, отбросив старые представления о времени, пространстве и т. д.».

Алан также заметил, что Эйнштейн избегал философских размышлений о том, «какими в действительности являются время и пространство» и вместо этого сосредоточивал свое внимание на том, что могло быть осуществлено на практике. Эйнштейн придавал большое значение измерению пространства и времени, как части практического подхода к физике, в котором понятие расстояния, к примеру, имело значение только относительно определенного режима измерений. Алан по этому поводу выразил свои мысли:

Бессмысленно ставить вопрос о постоянстве расстояния между двумя т(очками), если вы принимаете это расстояние за единицу, и вы тем самым привязаны к этому определению. (…) Эти методы измерения по сути условны. Вы можете изменить законы под используемый вами метод измерения.

Отказываясь подчиняться правилам других, он предпочел сам проделать работу по доказательству теории, которая была изложена Эйнштейном, «поскольку только тогда я смогу убедиться сам и поверить, что в ней нет ничего «магического»». Он изучил книгу от корки до корки и мастерски вывел закон[1], который в Общей Теории Относительности отменяет аксиоматику Ньютона, что тело, не подвергающееся никакой внешней силе, двигается по прямой с постоянной скоростью:

Теперь ему необходимо было открыть общий закон движения тел. Разумеется, этот закон должен подчиняться общему принципу относительности. К сожалению, он не приводит его, поэтому это сделаю я. Он гласит: «Расстояние между двумя событиями в истории частицы должно быть максимальным или минимальным при измерении относительно ее мировой линии».

Чтобы доказать его, он приводит принцип эквивалентности, который гласит: «Любое естественное гравитационное поле эквивалентно искусственно созданному». Предположим тогда, что мы заменяем естественное гравитационное поле искусственным. Поскольку теперь оно является искусственным, у этой т(очки) возникает система Галилея, поэтому частица будет двигаться равномерно, то есть по прямой мировой линии. В евклидовом пространстве у прямых линий существует максимальное или минимальное расстояние между т(очками). Поэтому мировая линия удовлетворяет приведенные выше условия одной системы, а, значит, и всех остальных.

Как отметил Алан, Эйнштейн не написал об этом законе движения в его известной работе. Возможно, Алан просто додумался до этого сам. С другой стороны, также вероятно, что он нашел эти сведения из другой работы, опубликованной в 1928 году и с которой он был уже знаком к 1929 году — «Природа физического мира» Сэра Артура Эддингтона, профессора астрономии Кембриджского университета. Эддингтон занимался физикой звезд и развитием математической теории относительности. Этот значительный труд, однако, был одной из его известных работ, в которой он собирался отобразить значительные изменения в научной картине мира, известной с 1900 года. В этой в некотором роде импрессионистической работе был изложен закон движения, хотя без приведенных обоснований, что и побудило Алана изложить свои мысли на этот счет. Несомненно, в той или иной форме Алан не только изучил работу, но и объединил несколько идей для себя.

Алан приступил к изучению этой работы по собственной инициативе, и Эперсон даже не догадывался о том, чем интересуется его ученик. Он мыслил независимо от его окружения, которое не могло предложить ему ничего, кроме вечного недовольства и бесконечных выговоров. Ему пришлось обратиться к своей матери за поддержкой. И тогда случилось нечто невероятное, что позволило ему выйти на связь с окружающим миром.

В параллельном классе, классе Росса, учился мальчик, которого звали Морком. Тогда еще Алан знал лишь его фамилию, и лишь некоторое время спустя тот назвал свое имя — Кристофер. Впервые Алан заметил Кристофера Моркома в далеком 1927 году и поразился в большей части потому, что Кристофер был невероятно низким мальчиком для своего возраста. (Этот светловолосый и худощавый мальчик был на год старше Алана и учился на класс выше). Знакомство состоялось также потому, что Алан «снова хотел взглянуть на его лицо, поскольку он был очарован». Позднее, в 1927 году, Кристофер на время покинул школу и вернулся, как заметил Алан, с еще более тонкими чертами лица. Он разделял страсть Алана к науке, но был совсем другим человеком. Система, которая для Алана была непреодолимым препятствием, расценивалась Кристофером, как способ легкого достижения успеха, источником стипендиальных средств, всевозможных наград и похвалы. В этом семестре он снова позже вернулся в школу, но на этот раз его ждал Алан.

Его бесконечное чувство одиночества наконец дало о себе знать. Но было не так-то легко подружиться с мальчиком старше и из другого дома. И при этом Алан не умел вести непринужденную беседу. И решение этого вопроса он вновь нашел в математике. «Во время того семестра мы с Крисом начали обсуждать интересующие нас вопросы и обсуждать наши любимые методы их решения». Для их возраста казалось невозможным разделять общие интересы и не проникнуться чувствами к собеседнику. Это была первая любовь, которую сам Алан рассматривал, как одну из многих привязанностей к представителям своего пола. Чувство, которое его переполняло, было похоже на своего рода полную капитуляцию («был готов целовать землю, по которой он ходил»), он видел перед собой свет бриллианта, на фоне окружающего его серого мира («По сравнению с ним, все остальные казались такими заурядными»). В то же время самым важным было то, что Кристофер Морком оказался чуть ли не единственным человеком, который отнесся серьезно к его научным идеям. И постепенно, как это порой бывает, он стал воспринимать и самого Алана всерьез. («В моих самых ярких воспоминаниях о Крисе, он всегда говорил мне что-то доброе».) Таким образом, Алан нашел все те человеческие качества, в которых он нуждался, и теперь ничто не могло помешать их общению.