Николай Коротеев - Операция «Соболь»

• Название: Операция «Соболь»
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Николай Иванович Коротеев — профессиональный журналист. Основная тема его творчества — человек и природа. В приложении к журналу «Вокруг света» — «Искателе» публиковались его приключенческие повести «Схватка с оборотнем», «Золотая Слава», «Испания в сердце моем» и другие. Повесть о тигроловах «По ту сторону костра» печаталась в альманахе «Мир приключений». Недавно издательство «Молодая гвардия» выпустило в свет книгу повестей Николая Коротеева «Огненная западня». В ней автор знакомит читателей с работой молодого участкового милиционера в глухом таежном районе («Выстрел в тайге»), заглавная повесть посвящена дружбе и отваге молодых туристов, попавших в кольцо горящей тайги… В серии «Честь, отвага, мужество» печатается впервые.

---

— Черт! — не удержался Кучин. — Отлично знает местность!

Теперь цель была почти под ним. Пилот пристально смотрел на облачную равнину, ожидая, что, может быть, из нее на мгновение вынырнет темный силуэт.

Из-под облаков ведомые сообщали, что цель над ними и по-прежнему невидима.

Неожиданно в облаках вспыхнул багровый свет.

Происшедшее было столь неожиданно, что несколько мгновений Кучин как бы не верил своим глазам. Он упрямо всматривался в серую пелену облаков, будто надеясь снова увидеть вспышку. Тогда она явно не имела никакого отношения к преследуемому нарушителю. Потом он перевел взгляд на экран радара. Светящаяся точка на нем словно замерла. Она не двигалась.

— Альбатрос! Чайка! Чайка! — закричал Кучин.

«Чайка» отозвалась первой. Пилот сказал, что тоже видел вспышку в облаках над собой, но ничего не понимает и уходит в облачность.

Через несколько секунд отозвался и «Альбатрос», ведомый сообщил то же самое…

Квадрат «33-Б»

Начальник отряда пограничных войск полковник Виктор Петрович Шипов был разбужен в пять часов утра. По длинному тревожному звонку он понял: произошло что-то важное.

— Докладывает дежурный по штабу майор Тимофеев, — услышал полковник знакомый голос. — В четыре часа четырнадцать минут была нарушена воздушная государственная граница в квадрате «33-Б». Граница нарушена неизвестной летательной машиной с очень малой скоростью. Предполагают, что это планер. Звено истребителей продолжает преследование нарушителя.

Голос в трубке умолк.

— Хорошо, — ответил Шипов. — Пришлите за мной машину.

— Машина выслана, товарищ полковник.

Шипов оделся и прошел в кабинет.

— Тебя ждать к завтраку? — послышался из спальни голос жены.

— Позвони мне лучше часов в девять. Спокойной ночи!

Виктор Петрович услышал: подъехала машина, и вышел. Он хорошо помнил пустынный и суровый уголок полуострова — квадрат «33-Б». По побережью там тянутся прозрачные девственные леса каменной березы, а выше, по склонам сопок, — заросли кедрового стланика. Чудеснее мест для охоты и не придумаешь!

Но что понадобилось там непрошеным гостям? С какой целью появились они в этом диком крае, где почти нет населенных пунктов? Трудно себе представить, что нарушители могли надеяться на безнаказанность и только поэтому выбрали такой отдаленный и дикий участок.

…Есть в каждом деле понятия, которые определяют крайнюю степень напряжения и опасности. У моряков — тайфуны, у врача — тяжелое состояние больного, а у пограничников — прорыв нарушителя через границу. И пока преступник не будет найден, на всех солдатах и офицерах лежит ответственность перед страной, перед народом. А также перед собой. Ощущение это почти инстинктивно.

Прорыв! Значит, десятки застав — «В ружье!». Днем и ночью, в любую погоду солдаты и офицеры будут разыскивать людей, переступивших священный рубеж, будут искать их в таежных дебрях и болотах, в пропастях и на горных вершинах, в любой щели, где мог укрыться враг.

Всю дорогу Шипов молчал, искоса поглядывая на стрелку спидометра, стоявшую против цифры 90. И все же путь до штаба показался полковнику слишком долгим.

Наконец, проскочив юзом десяток метров, машина остановилась. Шипов поднялся на второй этаж. В приемной его встретил майор Тимофеев.

— Новостей нет?

— Нет, товарищ полковник, — доложил дежурный.

— Так! — протянул Шипов. Он скинул шинель и прошел в кабинет. — Василий Данилович, садитесь. Думать будем. Чай пить.

Полковник достал из нижнего ящика стола электрическую плитку, небольшой чайник.

— Чай не пьешь — откуда сила? — улыбнувшись, повторил Шипов любимую поговорку камчатских охотников. — Да и думается веселее.

Наблюдая неторопливые движения полковника, занятого приготовлением чая, Тимофеев чувствовал, как и сам он успокаивается.

— Терпение — залог успеха, товарищ майор, — говорил между тем Шипов. — Волнуется тот человек, который не знает, что ему делать. — И, откинувшись на спинку стула, продолжал: — Утром вы отправитесь на заставу Бабенко, на участке которого планер пересек границу. Распорядитесь, чтобы подготовили вертолет. Надеюсь, что погода в том районе будет летная.

— Слушаюсь, — отозвался Тимофеев. Ему очень хотелось спросить своего начальника, что тот думает по поводу столь странного нарушения границы и в таком отдаленном районе.

Зазвонил телефон. Шипов взял трубку. Пока он разговаривал, Тимофеев пытался определить, хорошую или плохую весть сообщили Шипову, но не смог этого сделать.

Положив трубку. Шипов в задумчивости налил в стакан чаю. Брови его сошлись у переносицы.

— Мне сообщили, что странный объект, или планер, как считают летчики, взорвался в воздухе, — сказал, наконец, Шипов.

Тимофеев с трудом удержал себя в кресле, услышав новость. Но он знал: полковник требовал от подчиненных безупречной выдержки. Так они сидели некоторое время, думая о внезапном известии. В кабинет вошел офицер. Он протянул Шипову радиограмму.

Полковник не спеша прочитал раз, потом второй: «Сегодня в ноль часов сорок минут с аэродрома на острове Св. Георга поднялся самолет-буксировщик с планером. Во время рейса произошла авария: лопнул буксирный трос. Планер находился на полпути к аэродрому на Алеутских островах. Связь с планером прервана».

Шипов протянул листок Тимофееву и спросил:

— Что вы на это скажете?

* * *

Владимир быстро и легко поднимался вверх по склону заснеженной сопки. Лыжи, подбитые нерпичьей шкурой, хорошо тормозили и не скатывались назад. Котомка, ладно пристроенная за спиной, не резала плеч, и идти было приятно.

Поднявшись на вершину сопки, Владимир остановился. Не то чтобы перевести дух — он отдохнул за ночь и совсем не устал на подъеме, а предаться минутной слабости — полюбоваться открывшейся перед ним панорамой. На мгновенье Владимир зажмурился. Вдали, за седлом перевала, над океаном поднялось солнце. Оно выплывало из сизой морозной дымки и выглядело огромным, оранжевым. Но с каждой минутой, взмывая все выше, оно становилось меньше, наливалось янтарным слепящим светом.

И как полагается на восходе, тени в долине перед ним сгустились до фиолетового оттенка, а вершины засияли золотом.

Хотя картина восхода и волновала Владимира Казина, но он, даже оставшись наедине с самим собой в заснеженном чудесном мире, хотел казаться бывалым, видавшим виды матерым охотником, и поэтому старался не обращать внимания на удивительной красоты рассвет. Все, что, по его мнению, должно волновать в такие минуты охотника, — это страницы самой древней книги — иероглифы звериных следов на снегу.

Владимир родился на Камчатке и никогда не покидал полуострова. Детство его прошло в интернате. Только летом он приезжал к матери погостить. Когда она второй раз вышла замуж за обходчика заповедника, Владимир, которому исполнилось двенадцать лет, стал ходить с отчимом на охоту. Били они белку и медведей, а когда начинался нерест лосося, пропадали на реке. Отчим приехал с материка давно, жил некоторое время, как он говорил, в Петропавловске-Камчатском, потом перебрался в этот район и поступил работать в заповедник. Веселый и общительный, Владимир быстро подружился с дядей Епифаном, так звали отчима. Они исходили не одну сотню километров по тайге, вместе спали у костров и ели из одного котелка. Отчим считался среди охотников знатоком. Несмотря на свои шестьдесят пять лет, он был бодр и неутомим. Нрава дядя Епифан был молчаливого, но никогда не отказывал никому в помощи и совете.

Охотники этих малонаселенных мест, хорошо знавшие друг друга, уважали его. От своего отчима Владимир перенял охотничью хватку, научился выносливости и лесной мудрости.

Пока светало, Владимир успел далеко уйти от места ночлега на подшитых нерпичьим мехом лыжах. Чем дальше уходил он в тайгу, тем пестрее становился снег от следов и едва приметных знаков, понятных только опытному охотнику.

Много раз ходил Владимир за белками и горностаями, но сегодня впервые вышел в тайгу, неся в нагрудном кармане плотную бумажку, которую наискось пересекала синяя полоса. Это была лицензия — разрешение на отлов соболя, драгоценного обитателя камчатских лесов. С сегодняшнего дня Владимир стал настоящим промысловым охотником. Нет труднее и почетнее дела, чем охота за хитрым и осторожным хищником, мех которого дороже золота.

Внимательно приглядываясь к следам, словно держась за путеводную нить, Владимир подошел к реке. Мороз был бессилен сковать ее до дна. На перекатах бурный поток промывал во льду полыньи, прыгал и пенился водоворотами.

Любопытный горностай, спустившийся к реке со скал, уже обследовал на ней трещины и щели, полакомился снулым лососем, выброшенным на берег после нереста, и опять убежал в каменные россыпи. Лисица пришла сюда, видимо, позднее, и ее охота была менее удачной. Она вырыла в снегу глубокую яму, но ничего не нашла и отправилась дальше вдоль берега. Сделав на сугробе плотно укатанную борозду, протащила от полыньи к полынье свое длинное тело выдра. Тяжелой цепью пролег поперек реки след таежного вора и бродяги — росомахи.